Страница 15 из 16
Я присмотрелся к нему: парень вроде бы смышленый, пишет докторскую диссертацию, от работы не отлынивает, пошел к Никонову:
— Жалко Демина!
То же самое сказал и Бакатину. В результате Демина оставили в группе консультантов.
О Бакатине и в ту пору, и позже говорили всякое, в частности что он добровольно, по своей инициативе, передал американцам чертежи прослушивающих устройств в новом здании их посольства на Садовом кольце…
Через несколько лет, когда я уже работал в Генпрокуратуре, ФСБ решило привлечь Бакатина за это деяние к уголовной ответственности, и мы разбирались в случившемся. Очень подробно разбирались. Бакатин написал служебную записку Горбачеву. Горбачев поставил на ней резолюцию Панкину (бывший министр иностранных дел СССР), Бакатину. Вопрос надо проработать и внести предложение на основе взаимности. Предполагалось, что взамен американцы отдадут нам схемы прослушивания нашего посольства в Вашингтоне. Но Бакатин передал схему американцам в одностороннем порядке. Почему? Непонятно.
Я и раньше осуждал и сейчас осуждаю этот поступок. Государственную тайну составляла не только схема, но даже и сам принцип, который был использован в организации прослушивания американского посольства. Это было «ноу-хау». Американцы, получив схемы, долго не могли разобраться в техническом устройстве системы. Ведь там были использованы и пустоты в цементе, и особенности арматуры, я уже не говорю о кирпичах. Все здание представляло собой одно большое ухо. Многие закладки делались еще в Финляндии, откуда американцы привозили кирпич, поэтому была рассекречена и пострадала наша агентура и там…
Документы по Бакатину я отдал Эдуарду Филипповичу Побегайло советнику Генерального прокурора, профессору, доктору наук. Через несколько дней Побегайло пришел ко мне:
— Это дело — безнадежное.
В тот момент не было утвержденного законом перечня сведений, составляющих государственную тайну.
Мы отказали ФСБ в возбуждении уголовного дела.
А вообще к Бакатину на Лубянке относились довольно сдержанно, как к чужаку, да и сам он не всегда понимал специфику работы этой организации, отрицательно относился к сыску и агентуре, при нем возник термин «чекизм». Он издевался над служебной риторикой, принятой в КГБ. Отрицательно относился к «пятой линии» — 5-му управлению, занимающемуся защитой конституционного строя, считая, что оно защищает тоталитаризм, и первым делом постарался ликвидировать его.
Сейчас это управление восстановлено. Ведь свой строй защищают все государства, и в первую очередь — высокоразвитые, сильные.
С другой стороны, Бакатин спас КГБ от окончательного разгрома. Кампания против госбезопасности была безобразно раздута, демократы неистовствовали. Был снесен памятник Дзержинскому. Опасались штурма Лубянки. Сотрудники уже жгли секретные бумаги, спасали картотеки и проверяли оружие — готовились отбиваться.
Бакатин тоже был демократом, и во многом благодаря этому ему удалось спасти от разгрома Лубянку. Спас и многих сотрудников Лубянки — ведь после ГКЧП на Лубянке работала специальная кадровая комиссия, собиравшаяся славно пострелять во время «охоты на ведьм». Бакатин познакомился с ее выводами, но «охотничий» сезон не открыл. Так он спас, например, блестящего специалиста, аналитика, генерала Лебедева Валерия Федоровича, которого на Западе прозвали «злым гением КГБ». Лебедев был самым молодым зампредом у Крючкова, создателем аналитического управления, вместе с Филиппом Денисовичем Бобковым закладывая основы деятельности КГБ по защите конституционного строя.
От Бакатина у меня на память осталась «историческая» майка: черная, на которой красной краской написано «ЧК» и зачеркнуто, потом «ГПУ» — и зачеркнуто, затем «НКВД», «МГБ», «КГБ» — все зачеркнуто и нанесена последняя аббревиатура спецслужбы — «МСБ».
Сейчас уже есть новые майки, «историческая» линия Лубянки продолжилась: после МСБ были АФБ, МБ, МБВД, ФСК, пока, наконец, не остановились на ФСБ. К слову, Бакатин неплохо рисует.
После Бакатина на Лубянку пришел Баранников. Была создана новая структура, и Ельцин решил, что возглавить ее должен близкий ему человек. Если Бакатин, появившись на Лубянке, пересел с «членовоза» на «Волгу», отказался от охраны и сказал, что не нужно никаких машин для его жены и домочадцев, то Баранников, наоборот, пересел с «Волги» на «членовоз», увеличил число дежурных офицеров в своей приемной, окружил себя охраной и потребовал подавать машины жене и домочадцам.
Вопросы, которыми я занимался на Лубянке, были связаны в основном с госстроительством. В декабре в Беловежской пуще в пьяном угаре были подписаны беловежские соглашения.
Бакатин вызвал меня к себе утром. Пребывал он в неважном настроении. Дал мне беловежские документы.
— Как нам все это оценить?
— Надо подумать.
Ощущение было такое, что наша славная спецслужба проспала беловежский «сюжет». Я подготовил справку со следующим выводом: беловежский договор противоречит и Конституции СССР, и конституциям трех республик — России, Украины, Белоруссии. В России этот вопрос, например, должен решать съезд народных депутатов, он, и только он…
Мы собрались своей узкой аналитической группой — Демин, Лебедев, Ксенофонт Христофорович Ипполитов, ставший впоследствии начальником аналитического управления ФСБ, и я и подготовили свои предложения. Первое срочно созвать съезд, второе — начинать работу в трудовых коллективах, рассказывать людям, к чему приведет такое размежевание, какие беды ждут их…
Бакатин отнесся к нашей деятельности скептически:
— Это вызовет рост напряженности. Горбачев не будет опираться на людей, которых он не любит — на Жириновского, Невзорова, на коммунистов!
— А при чем тут Жириновский, Невзоров и коммунисты?
— Они выступают за сохранение СССР.
Но за сохранение СССР выступали самые широкие слои населения. И то, что Горбачев не захотел бороться за Союз, — преступление, ведь на нем лежала конституционная обязанность — обеспечивать единство страны, в том числе и силовыми методами. А он все время старался спрятаться за спины военных — я, мол, не посылал их ни в Тбилиси, ни в Баку… Собственно, в равной степени в распаде СССР виноваты четыре человека — Горбачев, Ельцин, Кравчук и Шушкевич.
На Манежной площади состоялся огромный митинг в поддержку СССР — тысяч шестьдесят, наверное, собралось. Мы с женой Леной пошли туда: было интересно посмотреть… А потом мы увидели другой митинг — в поддержку Ельцина, было на нем, наверное, человек шестьдесят. Невыразительные плакаты, пара портретов. Телевидение же показывало только второй митинг уже тогда мастера манипуляции работали с полной нагрузкой.
В тот же день во дворе КГБ был демонтирован памятник Ленину. Сказали по распоряжению Бакатина.
Все наши усилия в ту пору были направлены на одно — обеспечить развод республик без «битья посуды». Вообще законно — после референдума — из состава СССР вышла только одна Армения, все остальные — незаконно.
Пришлось мне заниматься и делом Виктора Ивановича Илюхина, прокурорского генерала, в ту пору начальника управления по надзору за федеральными органами безопасности Генпрокуратуры. Илюхин возбудил уголовное дело в отношении Горбачева. Бакатин вызвал меня, дал бумаги. Конечно, основания для возбуждения уголовного дела против Горбачева имелись, но было одно «но»: по Конституции Горбачев был неприкосновенным лицом и уголовное дело возбуждать против него было нельзя.
Дело пришлось закрыть.
Бакатин старался, как мог, чтобы мощнейшая спецслужба не развалилась, мы разработали схему координации действий аналогичных служб бывших советских республик и начали налаживать взаимодействие, но в России было создано АФБ — Агентство федеральной безопасности (во главе с Иваненко), которое незамедлительно попыталось подмять под себя МСБ. И было-то в АФБ сотрудников всего ничего — чуть более сотни. Мышь хотела проглотить слона.
Вскоре была создана крупная структура МБВД, объединившая и МСБ, и МВД, и АФБ, которую возглавил Баранников, и мы стали «чекментами» (чекисты плюс менты). Новая структура вновь стала напоминать монстра, ведь до этого КГБ было расчленено. Отделились пограничники, отделилось ФАПСИ — Федеральное агентство правительственной связи и информации (это — радиоэлектронная разведка). Из бывшего 9-го управления создали Главное управление охраны и позже Службу безопасности президента, легендарное 1-е Главное управление преобразовалось в Службу внешней разведки.