Шкура лисы

Лучшей окружающей среды для процветания шпионского ремесла трудно представить.

Общественная безопасность, делал вывод Солски, в ведении государственных служащих уподобляется, таким образом, носорогу. Огромный рог, свирепые глазки, массивная туша и толстая кожа прикрывают жалкий мозг, рыхлое тело, дряблые мускулы, вялый характер и подверженный запорам желудок. Это не более чем внушающее своими размерами опаску травоядное, которое выедает вокруг себя растительность и загаживает окружающую среду навозом, не годным даже на удобрения подобно свиным фекалиям. При появлении хищников оно с достоинством ретируется в заросли, чтобы продолжить там размножение…

Общество, даже от общественных самосудов, спасают, таким образом, лишь выборные самим населением шерифы!

Правовые мечтания и издевательские филиппики Солски в адрес правительственных спецконтор, видимо, доводили агентов ЦРУ до белого каления достаточно долго, чтобы правоведа в конце концов «слили» в науку. Его идеи, тем не менее, представляли интерес для всякого выбравшего ремесло шпионажа по найму по той простой причине, что они адресовались вечным противникам нелегалов — таким же наемникам и шпионам, но шпионам за шпионами, то есть сотрудникам правительственных и частных служб, именуемых обычно контрразведкой.

Как можно рассмотреть человека, прячущегося в густой тени собственной, пусть даже вполне подлинной идентификации?

Солски считал принадлежность конкретной идентификации конкретному человеку в данном месте, в данное время и при данных обстоятельствах предметом доверия других людей. Не больше. Под дождем или в метель, в стужу или жару, в любое время суток и во всякой оперативной обстановке удостоверение личности предписывает воспринимать личность именно так, как такое восприятие и общественное место личности были ранее сконструированы по договоренности между собой другими людьми.

В такой договоренности наемный ловец шпионов, то есть частный детектив, не участвует. Его коллега, представитель правительственной спецконторы, напротив, участвовал — участвовал априори, поскольку по должности обязан верить предъявляемому удостоверению, если оно выполнено на бланке его конторы, подтверждено архивом его конторы и «привязано» к определенной личности методами, включая электронные, предписанными его конторой — фотографией, отпечатками пальцев, личной подписью и тому подобное.

Только частный ловец шпионов, говорил Солски, способен подвергнуть разъедающему сомнению отношения между человеком и «изготовленным носителем информации», удостоверяющей представленную или заявляемую этим человеком идентификацию. Всякая персональная идентификация есть набор подобранных «по собственному вкусу» той или иной конторой сведений о человеке. Такие наборы условны, всегда частичны и сконструированы, чтобы быть ситуационно достаточными лишь для тех, кто их выдал, и именно на момент выдачи, не дольше. Принадлежность человеку идентификации, на которую он ссылается или которую заявляет для себя, становится, таким образом, для охотника за шпионами приемлемой, если только она является предметом и его собственного доверия. Никто ведь не знает заранее, что паспортистка, выдававшая паспорт, или агент безопасности, предоставивший карточку электронного «допуска» в сейфовый зал, не получили взамен некое вознаграждение. Возможность конструирования идентификации (документа) по договоренности — возможность коррупции.

Таким образом, идентификация для ловца шпионов и после проверки остается условной. После этого условного принятия контрразведка непременно займется, во всяком случае в плановом порядке, выявлением подноготной того, чью физическую ипостась из крови, мяса и костей она уже посчитала однажды соответствующей предъявленной или заявленной идентификации. Ничто не будет приниматься на веру в контрразведке.

И снова на первый план для шпиона выступает фактор времени. Та сторона, которая выигрывает соревнование в скоростях, с которыми принимаются решения, выполняются оперативные действия, просчитываются варианты намерений противника и определяются наиболее близкие к действительным, тот и зарабатывает себе маржу — либо «отрыва», либо «захвата».

Шпионаж является преступлением, редко подтверждаемым достаточными вещественными доказательствами, отчего интуиция и является неотъемлемой частью таланта контрразведчика, таланта артистического. Так, контрразведчик должен понимать, что честный человек чувствует себя в безопасности, пока не врет, поскольку ему редко приходилось иметь дело с неправдой, а врун, наоборот, будет чувствовать себя в безопасности, пока по глупости не поведет себя честно. Да и вообще стопроцентного вруна поймать на лжи практически невозможно. В буфетной Алексеевских курсов висел постер: «При определенных обстоятельствах ложь — святое дело». Лжецу ничуть не труднее жить, чем честному человеку. Так что, на лжи попадаются именно честные люди.

Когда охотник за шпионом приступает к выявлению подноготной человека, при этом подозреваемого ещё весьма условно, он имеет, образно говоря, только набор случайных совпадений, который и заставил к человеку присматриваться. При этом совпадения могут уводить в одну сторону, а интуиция — подсказывать необходимость движения в противоположную.

По мнению Питера Солски, главными действующими лицами в мире контрразведки, принимая во внимание, как он говорил, и гнусность самого занятия выслеживания людей, и необходимость извращенного чутья на стопроцентную, самой высокой пробы ложь, выступают авантюристы, аристократы и психопаты. Но они составляют лишь половину команды. Менее видимая часть службы выявления подноготной всякой личности — это группы поддержки, всевозможные, включая технических экспертов, помощники, которые занимаются изнурительным копанием во всяких деталях и мелочевке.

Особенно драматично проходит выявление «крота» в специальных конторах. Охотник за шпионом составляет повременную карту с анализом сведений и оценкой их достоверности по каждому периоду из жизни проверяемого. Временные куски, сведения о которых оцениваются низко, перепроверяются ещё раз по результатам операций, к которым подозреваемый привлекался. Такие сопоставления выявляют самые сомнительные годы в жизни человека. По ним далее проводят углубленную проверку. К предателю подбираются, может быть, не столь быстро, как хотелось бы, но неотвратимо.

Вне сомнения, и внешне, и внутренне, это грязная работа. В девяти из десяти случаев она сводится к регулярному и предательскому копанию в мусорном ведре и бельевой корзине именно тех, кто надеется на контрразведчика как на партнера, прикрывающего от предательских ударов со спины. Партнер же с вожделением только и ждет момента, чтобы иметь право нанести такой удар, он превращается в параноика, становится ущербной личностью. Одаренные ловцы шпионов достигают совершенства в искусстве ладить с любыми людьми, выставляться искренними и откровенными. Самый одаренный в силу этой одаренности и подозревает абсолютно всех. День ото дня, не жалея сил и времени, он превращает себя в законченного мерзавца. Если разведка просто грязное ремесло, то контрразведка — ещё и гниющая помойка, где завоняют любые святые мощи.

Контрразведчик к тому же и правду, которую знает, прикроет ложью. В мастерстве лгать он превосходит отъявленных лжецов. Например, охотник за шпионами обязательно сделает вид, будто выявленный им реальный агент, передающий «секреты фирмы» противнику, как раз и заслуживает самого большого доверия. Более того, он шепнет где-нибудь и как бы случайно кому-нибудь, что «тип» является его законспирированным помощником… Контрразведчики настолько навострились в подобного рода трюках, что противостоящим службам или конторам стало неимоверно трудно, если не невозможно, дурачить друг друга. Клубок лжи всех всем и обо всем накручивается и запутывается бесконечно.

Случается и так, что неудачные обстоятельства (предательство работодателя или агента, угроза провала и т. п.) заставляют шпиона напрашиваться на статус перебежчика во избежание худшего. При первом контакте с контрразведчиком он обычно получает совет «не торопиться» со сдачей в плен, поскольку будет полезнее для нового «друга» на прежнем месте, а также услышит от этого «друга» предложение добыть информацию, которая ему не по зубам. Это обычная проба на «подставу».