Шкура лисы

Аналогичные американским системы ПРО и ПВО, с помощью которых можно сбить самолет-невидимку или летящую на цель ракету, в XXI веке смогут позволить себе единичные страны, а возможно и только одна в мире. Однако купить грузовик, начинить его взрывчаткой и подогнать к казарме противника — да. Или катер, чтобы вогнать в борт вражеского ракетоносца. Другими словами, говорил Теофил Барсуков, если я не в состоянии изменить технику войны, саму игру, мне остается одно — поменять её правила по своему произволу.

Уже в 1980-х становилось все заметнее, что «западные» военные стандарты становятся неприемлемыми в бедных странах. Из-за того, что США ушли слишком далеко, во многих регионах, в особенности после советского вторжения в Афганистан, начался откат в прошлое. Плохо управляемые армейские группы, вооруженные словно «Безумный Макс», совершают хаотичные налеты, исчезают, снова появляются… Регулярные войска стран, которые «не имеют», просто волею обстоятельств обречены вырождаться в орды.

Классический пример Барсуков видел в Афганистане: ракетная установка, снятая с вертолета, была поставлена на джип. После каждого выстрела, джип заваливался на бок. «У моджахедов не было вертолета, — говорил Теофил, только ракеты. Они приспособили оружие к своим обстоятельствам. До этих людей западные концепции дойдут не скоро… Если вообще это произойдет. Такие армии — просто частные шпионские банды».

В XXI веке страны «имеющие» приступили к реализации технической революции в вооруженных силах. Готовятся дивизии роботов, которых будут поддерживать ракетные установки, самолеты и танки с дистанционным управлением. Патрульную и дозорную службы возложат на электронные устройства, отслеживающие передвижения противника. Самолеты-разведчики размером с ладонь зависнут над полем боя. Каждый пехотинец «из плоти и крови» получит по несколько роботов-оруженосцев. Его новое оружие обладает высочайшей избирательностью. Оно позволяет наносить точечные удары и только по тщательно выбранным целям.

Беда в том, что в предстоящей войне «имеющие» будут сражаться с врагом, а «не имеющие» — с кем попало, не отличая солдат от детей и женщин. Чем точнее становится военная технология у одних, тем грубее и неразборчивее средства террора у других.

Наиболее приемлемым способом борьбы с «Безумными Максами» и терроризмом потомственный футуролог Барсуков считал массированное развертывание шпионажа и контршпионажа, изыскания в области машинных средств сбора информации о потенциальном противнике. Нелегалы, массами внедряемые «странами имеющими» в «страны не имеющие», представлялись ему в виде «молекулярных роботов». «Мета существа», бесцветные словно плексиглас, пластичные как вазелин, размазывающиеся, вытягивающиеся, рвущиеся и снова восстанавливающиеся… По их наводке разведывательные дозоры спецназа со спутников из космоса уничтожают ядерными мини-стингерами выявленные на земле «кассы взаимопомощи», в которых террористы скапливают деньги на покупку грузовика или катера с взрывчаткой, а, может быть, и пары кульков со штаммами сибирской язвы.

Разумеется, «молекулярные роботы» не смогут подобно легионерам под Суассоном в 1918 году, говорил Теофил Барсуков, держать «в своем лице слово чести», данное отцам-командирам. Биороботы тоже роботы, их мораль будет моралью молекул. Ремеслу современного шпионажа, таким образом, предстоит все-таки выродиться и деградировать, поскольку выродятся и деградируют коррупция и предательство, зависть и тщеславие, а также многое в этом же роде, что и составляет основу ремесла. Шпионов-людей заменит «обволакивающая противника пульпа-невидимка, отсасывающая информацию прямиком в соответствующие центры». (?)

Это, однако, не умаляет роль человеческого фактора в разведке и контрразведке. «Молекулярные роботы» только открывают новые горизонты для творческого шпионажа, избыточные возможности для взлома информационных банков. Роботы, конечно, будут стоить дешево, но все же и они, признавал Теофил Барсуков, не сделают жизнь дорогостоящих, капризных и эгоистичных шпионов-людей кошмарной из-за перспективы потери доходного занятия. Напротив, она станет намного комфортней и, скорее всего, сведется к просиживанию штанов за компьютером, который будет подавать команды молекулярным собратьям. Виртуальная игра для детей. Шпиономания в электронной версии… Но тем более массированная из-за того, что страх перед шпионами ещё больше усилиться.

Теоретически станет допустимым, что, скажем, цифровая запись одновременно становится и синхронным излучением секретной информации, которую обеспечит для своей штаб-квартиры «молекулярный робот». Это, во-первых. А, во-вторых, нелегалы, шпионы-люди, охотящиеся за планами правительств или правлений корпораций, тоже увеличатся в числе, поскольку информация «молекулярных» и её анализы в свою очередь вызовут на шпионском рынке бум спроса на «намерения».

Еще издревле формировалась правительственная и корпоративная практика, согласно которой серьезные политические, военные, финансовые и прочие неудачи, провалы и преступления сопровождаются массированной дезинформацией, провоцированием маний. Эти мании, в особенности шпиономании, вызывают определенный настрой, лишающий массы людей способности адекватно оценивать обстановку. Такие общественные паранойи организуются и проводятся только спецслужбами и, прежде всего, их агентурой в средствах массовой информации.

Социальные мании представляют собой периоды возбужденности, поводы для которых дают заранее подготавливаемые «дела» о коррупции, интригах в «верхах» и в особенности об активности вражеских шпионов с рассчитываемой заблаговременно реакцией политиков, прессы и просто законопослушных граждан. Воров, террористов, шпионов видят повсюду, общественная честность «других» падает везде и повсюду. Внимание от истинных неудач и виновников провалов отвлечено. Действительно серьезные дела обволакиваются пеной, которую взбивают вокруг надуманных тем.

Для толкового нелегала или террориста общественные состояния шпиономании весьма благоприятны. В ходе таких кампаний серьезные охотники за шпионами оказываются, обычно против собственной воли, втянутыми в дутую суету, которой по политическим или корпоративным соображениям придается ложная значимость. Верно поставленный классический вопрос — «Кто извлекает выгоду из происходящего?» — дает нелегалу отличные возможности для расширения своего поля деятельности именно в тех кругах, которые как раз и заинтересованы в нагнетании тревоги в собственных политических или корпоративных целях.

Шпион постоянно оценивает информацию, поступающую от контактных операций, то есть предоставляемую агентурой, относительно затеваемых анти-шпионских или анти-террористических кампаний. Если шпионов или террористов ищут везде, это значит, что их не ищут на самом деле нигде, ресурсы соответствующих служб распылены без учета вариантности уязвимости различных информационных баз или организаций. Приоритетов защиты у объекта разведывательного интереса нет. Другими словами, пока охотники за шпионом «гонят пену», заняты политикой, шпион может спокойно бить точечно.

Шпион является секретным оружием. Само существо работы заставляет его оставаться тайной. И эта таинственность, неизвестность, скрытность вызывает страх. Это, наверное, единственный надежный друг нелегала в стане противника. Если этот друг отвлекает на себя толпу, которая втягивает в панику — стихийно или по расчету «верхов» — собственные службы безопасности, правительственные или корпоративные, это прекрасно. Такой друг создается впрыскиванием «капельки» заразной тревоги в нужное время и в нужном месте.

Спустя несколько дней после 11 сентября 2001 года составитель блока новостей одной из американских телекомпаний получил сообщение, что спутник контроля за движением воздушных судов над городом, в том числе и тех, которые врезались в башни ньюйоркского Всемирного торгового центра, подвергся хакерской атаке и был в момент нападения выведен из строя. В результате аварийное предупреждение, которые спутник дает об объектах, покинувших воздушный коридор, не поступило.