Тридцать дней войны

— Мы, вьетнамцы, — закончил тогда беседу Нго Дьен, — стремимся не допустить сползания наших отношений с КНР к обострению, пытаемся не доводить дело до пропагандистской конфронтации. Однако вместе с тем вынуждены всесторонне рассмотреть вопрос: нет ли у Пекина целей, идущих намного дальше, чем просто намерение вызвать у нас хозяйственные трудности?

Реально оценивавшие существо зигзагов маоистского внешнеполитического курса руководители СРВ, конечно, не могли не видеть выкристаллизовывания в нем гегемонистских, великоханьских тенденций еще задолго до начала 70-х годов. И в той или иной мере они высказывали свою озабоченность этим. Принимая однажды делегацию правдистов, главный редактор газеты «Нян зан» Хоанг Тунг рассказывал:

— В 1956 году в нашу страну прибыл Чжоу Эньлай. Среди других достопримечательностей высокий гость посетил и старинный храм сестер Чунг, возглавивших в сороковом году освободительную борьбу вьетнамцев против китайских феодалов. По обычаю, принятому и у китайцев, и у нас, Чжоу возжег там ароматные палочки. На следующий день он спросил у наших руководителей: почему об этом не пишет вьетнамская печать, которая изо дня в день подробно освещала визит? Мне поручили ответить и я сказал: «Товарищ Чжоу Эньлай, наша задача заключается не только в том, чтобы информировать, но и воспитывать». Это был урок тактичности.

Я прожил во Вьетнаме несколько лет, побывал, пожалуй, во всех его провинциях. И нигде не сталкивался с проявлениями враждебности к китайцам только за то, что они китайцы. Более того, поражала иногда терпимость к провокационным акциям пекинской агентуры, пытавшейся устраивать всякого рода беспорядки среди хуацяо и не только в 1978 году, но и ранее, в частности во времена «культурной революции», которую Пекин пытался экспортировать во Вьетнам. Хунвэйбины, потерявшие чувство меры и реальности молодчики из лиц китайского происхождения, напрямую получали инструкции из посольства КНР в Ханое, постоянно сбивали с толку других хуацяо. Вьетнамские власти проявляли даже известное участие к запуганным или обманутым людям, видя в них жертвы навязанных им заблуждений. «Белая книга» МИД СРВ «Правда о вьетнамо-китайских отношениях за последние тридцать лет», в которой Пекину предъявлен полный счет, мягко говоря, недружественных актов в отношении вьетнамского народа и его государства, была опубликована в Ханое лишь в октябре 1979 года, через несколько месяцев после тридцатидневной войны. В самые горячие дни сражений на границе — в феврале — марте — комиссары в частях вьетнамской армии постоянно говорили бойцам: «Мы воюем не против китайского народа, а с теми, кто предал нашу дружбу…»

Еще до начала военных действий на вьетнамо-китайской границе, в июньские жаркие дни 1978 года, когда Пекин спровоцировал массовый исход хуацяо из СРВ, мне довелось беседовать с сержантом Вьетнамской народной армии, китайцем по национальности, Чыонг Динь Бао. Как мы бы сказали, сверхсрочник, кадровый военный, сражавшийся под Сайгоном, раненный на юго-западном фронте полпотовскими «красными кхмерами», Бао — человек с твердым характером, целеустремленной волей, убежденный, глубоко преданный революции и родине. Однако даже его не обошли вниманием провокаторы: предложили дезертировать и «уехать на землю предков».

— Мне назвали десятки имен, — рассказывал сержант, — младших командиров из хуацяо в нашей армии, которых якобы обошли повышением в звании из-за происхождения. Я бы мог привести сотни имен вьетнамцев, имеющих такое же звание, как и я, и в течение точно такого же срока… Однако спорить было бесполезно… Ими целиком владел исключительный интерес к людям только своей национальности. Это — как недуг…

Тридцатидневная война, развязанная Пекином против социалистического Вьетнама через восемь месяцев после этого разговора, я думаю, не лишила Чыонг Динь Бао убежденности в интернациональной солидарности. Не отразилась она и на вере вьетнамцев в справедливость и правоту тех принципов интернационализма, на которых они воспитываются Коммунистической партией Вьетнама. Но война показала еще раз, что в жизни все сложнее, чем в теории. Великоханьский шовинизм пекинских руководителей, являющийся почвой для многих уродливых явлений в Китае последних десятилетий, уничтожил многие иллюзии. Страны Индокитайского полуострова в пекинской дипломатической игре, как и во времена императоров, оставались «буферной зоной», которой можно было прикрывать, а при необходимости и расплачиваться в любых формах за неприкосновенность Срединной империи.

Из «Белой книги» МИД СРВ «Правда о вьетнамо-китайских отношениях за последние тридцать лет» явствует, в частности, что в руководстве КНР еще в 1953 году, до ухода из Вьетнама французского экспедиционного корпуса, находились политики, которые, стремясь выторговать для себя определенные преимущества, соглашались с планом прекращения войны в Индокитае, исключавшим политическое урегулирование, то есть оставлявшим за Францией формальное право на бывшие колонии — Вьетнам, Лаос и Камбоджу. Да и позже, во время Женевского совещания в июне — июле 1954 года в Пекине считали, что при выработке соответствующих соглашений вьетнамцам следовало бы отказаться от Ханоя, Хайфона и шоссе номер 5, соединяющего эти города.

Оговоримся сразу: циничная игра велась скрытно от рядовых китайских коммунистов, рабочих, крестьян и всех подлинных друзей вьетнамского народа, национально-освободительная борьба которого надежно прикрывала освободительную борьбу и в самом Китае с южного фланга. Еще за много лет до этих событий — 29 октября 1938 года — газета «Зян Тю», орган Политбюро Коммунистической партии Индокитая, писала: «Помощь Китаю — обязанность поборников свободы и мира. Помощь Китаю— неразрывная часть всего нашего дела защиты Индокитая. Перед лицом невзгод взаимопомощь в нынешний час нужна, как никогда…» И тысячи китайских повстанцев, спасаясь от преследователей, находили пристанище у вьетнамских крестьян-собратьев по другую сторону границы.

Но история боевой солидарности революционеров и народов двух стран совершенно с иных позиций рассматривалась специалистами дипломатических и разведывательных служб КНР, которыми ведает заместитель министра иностранных дел Хань Няньлун, приезжавший в Ханой весной 1979 года. В возглавлявшейся им делегации, кстати говоря, находилось немало бывших хуацяо, занимавших известное положение в Хайфоне и приграничных вьетнамских провинциях. Гости изучали причины, приведшие Вьетнам к потере независимости и восстановлению ига китайских мандаринов в XV веке: глубокий кризис феодального общества, развал и застой в сельском хозяйстве, активные подрывные действия «пятой колонны» пекинского двора в самом Ханое. Как же хотели пекинские лидеры найти хотя бы малейшие аналогии этому прошлому в нынешнем, новом Вьетнаме! Приходится только удивляться рутине их политического мышления, нежеланию видеть достижения южного соседа, ставшего единым социалистическим государством, чей народ, сплоченный вокруг коммунистической партии, сильный поддержкой братских народов, никогда не откажется от выбранного им пути развития. Да и методы, которые Пекин намеревался использовать на первом этапе прямого вмешательства во Вьетнаме, восходили по своему характеру к тому же средневековью, напоминали традиционный китайский бокс «кэмпо» и приемы каратэ с каскадом обманных движений, устрашающими гримасами, беспорядочными ударами.

Война против Вьетнама в феврале — марте 1979 года стала качественно новым поворотом во внешней политике Пекина. Открытая и прямая конфронтация Китая со все большим числом стран социализма вплоть до попыток грубого вмешательства в их внутренние дела, а теперь уже и вооруженных акций ясно показывала: Китай в своей внешней политике все более смыкается с империализмом. По мере выявлявшегося в 70-е годы сближения китайской правящей верхушки с империалистическими кругами, прежде всего американскими, по мере того как все активнее становилось сотрудничество пекинских лидеров с Вашингтоном в борьбе против социализма, разрядки и мира, ужесточались и подрывные действия китайского руководства против Вьетнама. Непомерные притязания и неприкрытая подготовка к вооруженному разбою в отношении СРВ, страны, еще не успевшей залечить раны войны с американскими агрессорами, едва вдохнувшей воздух свободы и мира, особенно обострились летом 1978-го.