Чекистские фантазии

Вчера была облава. Нас всех выстроили вдоль стены, руки вперед, ладони вверх. Как в школе наши санитары проверяли чистоту рук. Человек с небольшим сканером и компьютером шел вдоль шеренги работяг и световым лучом считывал изображение одной из рук. Проверка закончилась и нас отпустили.

После проверки, когда все разошлись, ко мне подошел высокий грузчик, который считался нелюдимым. Меня предупреждали, чтобы я поменьше с ним общался, потому что он из сидевших.

— Слава Богу, что тебя не застукали, — сказал он.

Глава 18

— За что же меня должны застукать? — спросил я грузчика.

— Тебя все ищут и сейчас нас собирали, потому что тебя не могут найти, — сообщил он, оглянувшись по сторонам.

— Откуда, интересно, ты все это знаешь? — с вызовом спросил я.

— Мне уже предъявляли твою фотографию и спрашивали, не знаю ли я этого человека, — доверительно сказал он.

— А почему они обратились именно к тебе? — спросил я.

— Я же из судимых, — сказал он, — и при любой неприятности в первую очередь таскают нас, может кто-то из подельников что-то сделал или мы что-то из своей уголовной среды слышали.

— А почему ты мне все это говоришь? — недоверчиво спросил я.

— Наверное, потому, что я тебя знаю, — с улыбкой сказал он.

— Когда же это ты со мной познакомился, если я тебя совершенно не знаю? — удивился я.

— Не удивляйся, — сказал он, — знакомство было виртуальное и ты вряд ли меня помнишь. Когда-то давно я зарегистрировался в журнале «Самиздат» и стал публиковать свои стихотворения, а ты уже был маститым «самиздатовцем». Количество твоих произведений подходило к шести сотням. И неплохие произведения. Почему я обратил на тебя внимание? Потому что тебя очень мало читали, прочитавшие обменивались мнениями про какого-то «этот». Я установил, что это ты. У нас тогда было так, если только чуть выдвинулся человек, то его нужно обязательно покусать, а если он не любит тусоваться и заниматься переливанием из пустого в порожнее, то такого человека замалчивают. Ты как раз и был из таких. А потом после исторических выборов 2007 года ты куда-то исчез и как будто навсегда.

— Это ты точно сказал, что исчез, — сказал я. — Меня просто долго здесь не было. Что здесь произошло, что с «Самиздатом», что с тобой произошло и вообще, что здесь все-таки происходит?

— Ты же помнишь, — начал он рассказ, — что на «Самиздате» была только самоцензура и люди высказывались по всем вопросам от души. Когда задавили все газеты, телеканалы и даже живой журнал (LJ) был почти в полном запрете, то все бросились на «Самиздат». Весь мир от нас черпал информацию о происходящем в стране. Тогда начали хватать «самздатовцев». За любые статьи и материалы. Главное, за то, что ты «самиздатовец». Все начали свои аккаунты уничтожать и уходить в неизвестность. Остались только заграничные «самиздатовцы» и ты. А тебя нет. Бросились тебя искать и не нашли. Вот тут-то заграница начала копировать твои произведения и печатать в своих издательствах. У тебя, вероятно, какой-то странный пароль был, потому что его никто не нашел и не взломал твой раздел. Пришлось закрыть весь сайт «Самиздат», что ударило по всей новой власти. Все поняли, кто нынче к власти в России пришел. Из твоего стихотворения.

— Я и сам чувствую, что в стране что-то совсем не то творится, — сказал я. — А тебя за что посадили?

— Как всех, по пятьдесят восьмой статье посадили, как антироссийца, — сказал мой бывший коллега по творческому цеху.

— И как там? — спросил я.

— Все по-старому. По Шаламову. Никто ничего нового не придумал, — сказал он.

— А чего же ты в грузчики пошел, «самиздатовцы» в основном из интеллигентной среды были? — спросил я.

— И в грузчики-то приняли, считай, что по блату, — сказал коллега. — Мы скачками катимся назад, как будто не 2020 год сейчас, а одна тысяча девятьсот пятидесятый. Исторические кольца длиной со среднюю жизнь человека. Семьдесят лет. И каждые семьдесят лет мы проходим через те же самые события, только на другом уровне. В гору карабкаться трудно, а падать легко.

— Что же сейчас делать? — спросил я.

— А ничего делать не надо, — сказал грузчик. — Начнешь что-то делать, перемелют в мясорубке и никто не вспомнит о тебе. У нас изменения в истории начинались после смерти генсеков. Китайцы были правы, когда говорили, что «нужно сидеть на крыльце дома и ждать, когда мимо пронесут гроб твоего врага». А я по молодости лет не прислушался к мудрости и загремел в лагерь. Будет о чем написать, десять потерянных лет жизни ничем не вернешь.

Вспомни, кто боролся со Сталиным? Никто. Все рыдали на его похоронах, а потом заплевали его могилу. С этим, думаешь, будет не так? Точно так же. Это участь всех генсеков. Отправил два своих срока и уступи место. Нет, захотелось быть царем. А у нас ни одного путного царя не было. Все цари без царя в голове.

Что-то я закаламбурил. «Самиздатовца» встретил. Кроме тебя никого не встречал. Ладно, мы с тобой поговорили и давай забудем все, а не то мне придется давать объяснения, о чем мы с тобой беседовали и тебе тоже придется отчитываться. Ты лучше вокруг себя хорошенько посмотри, чтобы тебя никто не сдал.

— Ладно, бывай здоров, — сказал я и ушел.

Глава 19

Моя нелегальная жизнь шла своим чередом. Работа, вечерний отдых у телевизора, секс, сон, снова секс, работа и так далее. Меня нет. Есть другой человек, который живет и радуется своей жизни.

Стоит мне только сесть к столу, написать стихи и прочитать их своим товарищам по работе как сразу придут товарищи из органов и возьмут под белые руки.

С «самиздатовцем» контакт я не буду поддерживать. Припишут антигосударственную организованную преступную группу и дадут по четвертаку на каждого. Ему как рецидивисту и прибавить могут. Не те времена, когда судили Даниэля и Синявского, вся мировая общественность боролась за их освобождение.

Сейчас мировой общественности совершенно по…, вернее, совершенно безразлично, что делается в России. Просто российские закидоны надоели всем.

Каждый народ достоин своего правительства, власти, вождя и жалеть этот народ не нужно. За что он боролся, на то и напоролся. Если не боролся, то ему вдвойне должно воздаться.

Никто не голосовал за эту власть, а эта власть набрала максимально возможное количество голосов. Как так может быть? Не знаете? Тут и Достоевского читать не надо. Батоном колбасы можно купить любого российского гражданина. Дай ему этот батон и не лезь к нему, он и проголосует за все, что ему скажут. Он еще и на веревочке приведет к властям любого несогласного. Скажет, вот, мол, спыммал супостата, вяжите его по рукам и ногам. Никому верить нельзя и ни с кем даже разговоры заводить нельзя. Даже когда оттепель начнется после смерти генсека. Всех на заметку брать будут. Я взял бумажку и машинально стал писать:

— Ты чего это тут расписался, — раздался над ухом сердитый голос Нины. — Ты кому это письма пишешь? Я тут тебя приняла, обогрела, накормила, спать положила, а ты себе другую завел? — завелась она.

Она выхватила у меня бумажку и стала читать.

— Так ты из этих, из поэтов, из врагов народа? — тихо заговорила она. — Ох, и чувствовала же я, что не все у тебя чисто. И паспорт я тебе сделала, — заныла она, — это я же человека под удар подставила и сама соучастницей стала. Сожги эту бумажку. Нет. Лучше я сама сожгу. Сама буду знать, что этой бумажки нет, а то ты не сожгёшь бумажку, а я мучиться буду, а ну как она в другие руки попадет.