Чекисты

Первое время после увольнения было самым тяжелым в его жизни, поскольку он не привык сидеть сложа руки. И хотя рядом была жена, Александра Антоновна, и многочисленные друзья не забывали его (тот же Илья Григорьевич Стариков), он все же долго чувствовал себя неуютно.

Но потом его избрали членом Советского комитета ветеранов войны и членом правления Общества советско-польской дружбы, Советского комитета солидарности с греческими демократами. Его посылали на международные конференции по проблемам движения Сопротивления: в 1959 и 1962 годах в Вену, в 1961 году в Милан. Затем в Варшаву, Никозию. Он много выступал в школах, на предприятиях, в воинских частях, в военных академиях и училищах, институтах. Словом, втянулся в общественную работу.

Летом вместе с Александрой Антоновной уезжал на отдых к Черному морю. Они купили „Победу“, и оба лихо водили автомашину. Сбылось то, о чем мечтали в войну и он и она: остаться в живых и быть вместе. В Крыму на пустом диком пляже они нередко вспоминали далекую Испанию и то, как в Испании вспоминали Крым. Смеялись. Когда врачи запретили ему отдыхать на юге, Александра Антоновна открыла прелестный уголок в Белоруссии. Они стали бывать там каждое лето. Шили в домике лесника, на опушке леса. Возле дома стояла высокая береза, а под ней были врыты в землю скамья и столик. Это место он очень любил. Здесь читал, обдумывал замыслы статей о партизанской войне, о движении Сопротивления. Вот только лес не очень-то привлекал его. Если он и ходил за грибами, за ягодами, то обязательно брал с собою деревенских детей и оправдывался при этом, что одному в лесу очень скучно. Но на самом-то деле причина была в другом — как только он входил в лес, тотчас же на него наваливалась страшная усталость, похожая на ту, которую он испытал после хребта Бескид, когда вывел, наконец, бригаду в расположение нашей регулярной армии.

Кроме Ильи Григорьевича Старинова, он поддерживал отношения с С.А. Ковпаком, А.Ф. Федоровым, М.И. Наумовым, Г.М. Линьковым и другими прославленными партизанами. Вместе они вели большую пропагандистскую работу.

В середине 60-х годов Николай Архипович был приглашен главным консультантом на съемки четырехсерийного телефильма о советских чекистах „Операция „Трест“. В 1968 году в Доме кино состоялась премьера, на которой по традиции присутствовали режиссер, оператор, художник и актеры. Был там и Николай Архипович.

…Трудности суровых лет войны подорвали здоровье Николая Архиповича, но он не сдавался болезням до самых последних дней своей жизни. Умер он в возрасте семидесяти трех лет. В 21-м томе Большой Советской Энциклопедии Николаю Архиповичу Прокопюку посвящено несколько скупых строк. Но за ними стоит героическая жизнь солдата, патриота-интернационалиста, бесстрашного чекиста.

А. МОРОЗОВ

СТАНИСЛАВ АЛЕКСЕЕВИЧ ВАУПШАСОВ

Генерал Григорьев не заметил, как промелькнуло время. Уже глубокая ночь. Пора бы прилечь на час-другой здесь же, в кабинете, но есть еще одно дело, неотложное. Нельзя тянуть, как, впрочем, нельзя и спешить…

Шторы на окнах были опущены. В углу за стеклом тускло отсвечивали медные гирьки старинных часов. Свет от лампы под широким абажуром неярко падал на покрытый зеленым сукном стол, на массивную голубую чернильницу, стопку книг и газет, горку личных дел сотрудников управления.

Генерал хорошо знал этих людей. Отважные, боевые офицеры не вызывали сомнений. Один участвовал в гражданской войне и боролся с контрреволюцией под руководством Ф.Э. Дзержинского, другой героически дрался в боях с басмачами и на Халхин-Голе, третий отличился на закордонной работе. Стоит ли долго думать? Каждый выполнит любое задание. И все же Григорьев не торопился принять решение. Он еще и еще раз листал дела. Чтобы дать отдых воспаленным от бессонницы глазам, вставал, прохаживался, подходил к развернутой во всю стену карте. Всматривался, размышлял, чувствуя, как болью сжимается сердце. Грозный вал войны катился с запада на восток, под пятой фашистов горели, рушились советские города и села, страдали и гибли попавшие в неволю люди. Враг силен, идет напролом, не считаясь с потерями.

Генерал вернулся к столу, раскрыл папку: «Ваупшасов Станислав Алексеевич». С фотографии прямо в глаза смело и изучающе смотрел еще молодой человек — широкие плечи, высокий лоб, густые, вздыбленные брови, крепкий подбородок с ямочкой. Григорьев не раз встречался с этим чекистом, давал ему ответственные поручения и скорее «для порядка» просмотрел тщательно составленные документы. Вот автобиография. Родился в 1899 году, в местечке Грузджяй Ковенской губернии, в семье рабочего. Литовец. Член партии. Женат, двое детей — Феликс и Марат. В детские годы работал у помещика, потом был землекопом, арматурщиком, добровольно вступил в Красную Армию. Воевал сначала на Южном фронте, потом против Дутова и корпуса белочехов, с 1920 по 1925 год был командиром партизанского отряда в Западной Белоруссии… Григорьев задумался, вспомнив, что именно отряд Ваупшасова в те годы напал на белопольский гарнизон в Столбцах, штурмом взял тюрьму и освободил томившихся там в ожидании расправы политзаключенных…Затем учеба в школе командного состава, служба в Минске и опять война, на этот раз в Испанки. И снова генерал задумался, вспомнил, как в дни падения республики, рискуя жизнью, Ваупшасов вывез архивы, которые не должны были попасть в руки франкистов, эвакуировал во Францию советских граждан…За доблесть, проявленную в боях с белофиннами, награжден именным оружием. Последний год — на загранработе. Знает языки — шведский, испанский, английский. Кратки, но емки фразы из характеристик: «Способен переносить любые трудности», «Дисциплинирован, энергичен, инициативен», «Храбр, решителен, скромен», «Пользуется авторитетом у товарищей».

Генерал еще раз взглянул на фотографию и, будто разговаривая с Ваупшасовым, сказал про себя: «Что ж, товарищ майор, учитывая твой опыт и высокие профессиональные качества…» Григорьев вызвал помощника:

— Какие новости с экспресса-три?

— Только что получена радиограмма. Вышел из Югославии в Турцию.

— Дайте знать Ваупшасову, чтобы он нигде не задерживался. По прибытии незамедлительно ко мне.

— Слушаюсь, товарищ генерал.

Григорьев прошелся раз-другой по кабинету, щелкнул выключателем и, не раздеваясь, зная, что скоро подниматься, лег на диван. Сквозь плотные шторы едва заметно пробивался рассвет,

…Поезд, в котором находились под надзором немцев советские дипломаты, внешнеторговые работники, буквально тащился по дорогам Европы. В Югославии его на целый месяц загнали в тупик и установили для пассажиров настоящий тюремный режим: из вагонов не выходить, окон не открывать. В поезде было много женщин, детей, появились больные. Ваупшасов как мог помогал людям. Вспоминая своих двух сыновей, возился с ребятишками. Изнывавшим без курева мужчинам добывал, обманув бдительность охранников, пачку-другую сигарет. В одной нашел записку: «Братья, товарищи! Югославия с вами». С этой запиской побывал во всех вагонах. У поезда стали все чаще собираться местные жители, их отгоняли, но они появлялись вновь, некоторые смельчаки держали большие плакаты: «Свободу советским дипломатам!» Наверное, это и заставило фашистов отправить наконец-то поезд дальше. Когда состав тронулся, люди как бы обрели свободу, ожили, разговорились.

Ваупшасов вышел в коридор, открыл окно. Свежий ветер ударил в лицо. Мимо проплывали горы, подкрашенные предосенним багрянцем леса, голубые, сверкающие на солнце озера, увитые плющом и виноградом домики. Мир и покой. А что на Родине? Фашисты, сопровождавшие поезд, не разрешали покупать газеты, слушать радио, временами, ухмыляясь, бросали: «Русс капут». Ваупшасову стоило большого труда, чтобы не схватить одного особо наглого молодчика за шиворот и не двинуть ему как следует. Так он поступал нередко в молодости, когда встречался с подлецом. Возраст и опыт научили сдержанности в любых обстоятельствах. И сейчас при виде самодовольных охранников он только отворачивался, скрипя зубами: «Мы вам покажем капут, сволочи!»