Страница 56 из 79
— Шапиро проводил по вашему заданию вредительскую деятельность в Наркомземе?
— Да, проводил. Но очень недолго. Я решил взять его в ЦК, так как мне там нужны были люди для подрывной работы.
— Он знал, что вы немецкий шпион?
— Да, я сказал ему, что мы вместе будем работать на немецкую разведку, чтобы потом свергнуть правительство и прийти к власти, если будет война с Германией.
— Какие ваши задания Шапиро выполнял в НКВД?
— Он был фактически моим главным помощником, ведь я сначала назначил его начальником секретариата, а потом сделал еще и начальником первого спецотдела. У него в НКВД были большие возможности для вредительства, и он выполнял все мои задания шпионско-подрывного характера, и мои, и Фриновского. А когда Берия пришел в НКВД, он сразу распознал, что Шапиро враг, и в ноябре тридцать восьмого его арестовали.
— Это я знаю. Лучше расскажите, как вы завербовали Люшкова и как помогли ему скрыться в Японии.
Ежов хорошо знал Генриха Самойловича Люшкова, выходца из Одессы, долгое время проработавшего в чекистских органах Украины.
Он познакомился с ним в декабре 1934 года, когда Люшков, помощник начальника секретно-политического отдела в составе следственной группы выезжал в Ленинград для расследования убийства Кирова. В Москве Ежов продолжал контакты с Люшковым, когда тот стал заместителем начальника секретно-политического отдела. Но поработать им вместе в лубянском здании так и не удалось, за месяц до прихода туда Ежова Люшков приказом Ягоды был назначен начальником УНКВД по Азово-Черноморскому краю. Там в тридцать седьмом он провел большую чистку, за что по ходатайству Ежова получил орден Ленина и звание комиссара госбезопасности 3-го ранга. Его сделали начальником УНКВД по очень важному Дальневосточному краю.
В июне 1938 года Ежов, являясь одновременно и наркомом водного транспорта, не мог уделять много внимания НКВД, и основными вопросами, включая кадровые, ведал Фриновский, который и решил избавиться от некоторых областных и краевых руководителей. Люшков узнал об этом, у него всегда были плохие отношения с первым замнаркомвнуделом, и поэтому 12 июня он перешел границу с Маньчжурией и сдался японским оккупационным властям, чем очень подвел Ежова.
Ежов понимал, что откреститься от Люшкова как от сообщника ему конечно же не удастся. Тот хорошо вписывался в созданную на следствии Ежовым уже при помощи Родоса подрывную организацию НКВД. Самый настоящий шпион почуял опасность и перебежал к своим хозяевам. Поэтому Ежов быстро составил в уме схему своих преступных связей с Люшковым.
— Я завербовал Люшкова вскоре после его возвращения из Ленинграда со следствия по убийству Кирова. Тогда я уже был секретарем ЦК и Люшков знал, что я начал курировать органы. Поэтому, когда я вызвал его к себе в кабинет и намекнул, что у меня есть сведения о его связях с петлюровцами в Гражданскую войну на Украине и другие компрометирующие данные, он испугался и сразу же согласился работать на меня как на немецко-японского разведчика.
— У вас действительно были такие сведения?
— Нет, у меня таких сведений не было. Я все это придумал, чтобы завербовать Люшкова. Но я догадывался, что он враждебный элемент с гнусным прошлым, и оказался прав. Люшков согласился стать шпионом.
— Каким образом вы приказали Люшкову бежать к японцам?
Ежов на несколько секунд задумался. Он никак не мог придумать причину, по которой один из руководителей заговорщической группы в НКВД Фриновский предложил арестовать своего сообщника Люшкова. Но тут же нашел выход из положения:
— Фриновский часто говорил мне, что ему не нравится Люшков. Он трусливый и в любой момент может всех нас выдать. По нашему заданию он выполнял важные шпионские задания для японской разведки и много знал о нашей подрывной и вредительской работе. Фриновский сказал, что его надо устранить, значит, убить. И сказал, что займется этим сам. Я решил ему не мешать.
— Вам говорил Фриновский, как он хотел убить Люшкова?
— Нет. Но я думаю, что он хотел его сначала арестовать, а потом уже во внутренней тюрьме отравить ядом или еще как-нибудь умертвить.
— Ну и банда! А кто же все-таки предупредил Люшкова об опасности?
— Я этого не знаю. Но Фриновский хотел назначить на место Люшкова Горбача из Новосибирска, а того — вызвать в Москву, как бы для новой работы, а на самом деле арестовать. Люшков, наверное, узнал, что Горбач уже на пути в Хабаровск, и скрылся через границу.
21 июля 1939 года
Когда Ежова ввели в кабинет Родоса, он увидел там, кроме следователя, еще двух человек. Один из них, смуглый и черноволосый, похожий на кавказца, сидел на стуле у стены. На вид ему было лет тридцать пять, он был одет в хорошо отутюженную форму лейтенанта госбезопасности. Потом Ежов не один раз встретится с ним на допросах и узнает, что это следователь Анатолий Эсаулов, подключившийся к его делу. В свою бытность в НКВД он не слышал о таком, скорее всего, его перетащил в Москву кто-то из людей Берия, видимо, Кобулов.
Другой, в положенной здесь арестантам выцветшей гимнастерке, сидел на табуретке недалеко от стола следователя, опустив голову, и Ежов едва смог разглядеть его небритое лицо. Но он узнал в нем Семена Борисовича Жуковского.
Родос с минуту разбирал на столе бумаги, сделал какую-то запись, а потом сказал, обращаясь к Жуковскому:
— Вы знаете этого человека?
— Да.
— Кто это?
— Николай Иванович Ежов.
— А вы? — спросил Родос Ежова.
— Да, это Семен Борисович Жуковский.
— Родос снова что-то начал писать. Ежов взглянул в сторону Жуковского, но тот так и сидел, не поднимая глаз.
— Подследственный Ежов, — раздался голос Родоса. — Подтвердите показания о заговорщической, вредительской и террористической деятельности бывшего замнаркома НКВД Жуковского, данные вами на допросе 17 июля этого года.
Ежов не ожидал, что ему придется повторить при своем бывшем приятеле все сказанное им несколько дней назад Родосу. Но, видимо, и Жуковский столь «лестно» отзывался на следствии о своем бывшем начальнике, что не смотрит на него, опустив глаза.
Несколько собравшись, Ежов начал медленно говорить:
— Зная трусость и неуступчивость Жуковского, я не считал нужным вводить его в курс заговорщических дел. Полностью я ввел его в курс этих дел весной 1938 года. Тогда он был назначен моим заместителем и возглавлял все хозяйство НКВД и ГУЛАГа. По ГУЛАГу у нас, заговорщиков, были особые планы, о которых я дал подробные показания, и я решил Жуковского ввести в курс дела. В это время люди, которые могли изобличить Жуковского по линии его троцкистских и шпионских связей, были уже осуждены, и опасность ареста Жуковского миновала. Я рассказал Жуковскому о существовании заговора в НКВД, что заговорщическая организация связана с правительственными кругами Германии, Польши, Японии. Сейчас точно не помню, но кажется, говорил ему о нашем желании связаться с англичанами. Потом рассказал о руководящем составе заговорщической организации и о наших планах, в частности о планах террористических…
— Какие задания вы давали Жуковскому по ГУЛАГу?
— Заговорщические задания по ГУЛАГу, которые я давал Жуковскому, заключались в том, что в ГУЛАГ мы направляли очень большое количество скомпрометированных людей. Их нельзя было оставлять на оперативной работе, но в ГУЛАГе их сохраняли в целях создания некоторого резерва для заговоров на случай переворота в стране.
Я поручил Жуковскому этих людей сохранять, не связываться с ними по заговорщической линии, но все заговорщические задания, которые будут поступать в ГУЛАГ, проводить через этих людей…
— Давали ли вы террористические задания Жуковскому во время его работы в отделе оперативной техники? Говорили ли ему о террористических задачах заговора?
— Да, говорил. Было два варианта наших планов. Первый вариант — в случае войны, когда мы предполагали провести аресты членов правительства и их физическое устранение. И второй вариант — если войны в ближайшее время не будет, то устранить руководство партии и правительства, особенно Сталина и Молотова, путем совершения против них террористических актов. Я твердо помню, что говорил это Жуковскому после того, как посвятил его в существование заговора.