Страница 21 из 34
Я не прерывал его.
— Ну хорошо, Иоанн-мученик, — вставил наконец я, — расскажите о себе что-нибудь еще. Все это очень интересно, даже интригующе.
— О, я вижу, вы мне не верите, сэр, но это чистая правда, клянусь вам. Я стал эсэсовцем, потому что мне приказал один старший офицер из нашей секретной службы. Он подробно проинструктировал меня, как войти в доверие к немцам, как отвечать на их вопросы и т. д. А когда мне удалось поступить на службу к немцам, он говорил, какие сведения необходимо узнавать. Раз в месяц я должен был передавать добытые мною данные его офицеру связи, встречаясь с ним на набережной в Роттердаме.
Я ни одной секунды не верил этому эсэсовцу — слишком много подобных россказней пришлось мне выслушать за долгие годы службы в контрразведке. Но если не удастся доказать его виновность, он будет оправдан военным трибуналом за отсутствием прямых улик. В самом деле, к противнику засылалось много наших агентов. Во время войны эти люди ежедневно рисковали своей жизнью, а в конце войны с ними могли расправиться как с коллаборационистами. Следовательно, в «Апельсиновую гостиницу» мог попасть и наш агент, но я не верил, что им оказался этот эсэсовец. Нужно было принять какое-то решение, и я продолжал перекрестный допрос.
— Ну ладно, — сказал я. — Допустим, вы должны были раз в месяц в Роттердаме встречаться с офицером связи и передавать ему разведывательные сведения. Как его фамилия, чтобы я мог проверить это по архивам?
Заключенный высокомерно улыбнулся.
— У разведчиков, сэр, не спрашивают имени и адреса. Чем меньше вы знаете о своем коллеге, тем меньше вы можете сказать о нем. Я никогда не спрашивал его фамилии и никогда не называл своей. Нас занимали более важные дела, чем обмен визитными карточками.
— О да, я вижу. Благодарю за урок о разведывательной работе — он еще может мне пригодиться. Раз вы не знаете фамилии этого английского офицера связи, может быть, вы расскажете о нем что-нибудь еще?
Он немного подумал.
— Я уже говорил вам, сэр, что я встречался с ним по указаниям одного старшего офицера секретной службы.
— Да, да, вы о нем говорили. Этого старшего офицера вы должны знать лучше, например его фамилию и т. д. Стоит вам назвать его фамилию, как я свяжусь с ним и он подтвердит ваши показания. После этого вы выскочите отсюда как пробка.
Заключенный печально покачал головой и произнес:
— В том-то и дело… Если бы мой друг был здесь, я бы не гнил заживо в этой камере. Он сразу вытащил бы меня отсюда. Но дело в том, что он… он умер.
— Умер! Его схватило гестапо?
— О нет, сэр! Гестапо не могло напасть даже на его след — он был неуловим. Нет, мой бедный друг умер своей смертью.
— Что же с ним случилось?
— Я слышал, у него был рак, сэр, рак желудка.
Я почувствовал, что желудок у меня судорожно сжался, но спокойно продолжал допрос:
— Очень жаль, но в данном случае это не имеет значения. Даже если он умер, он может помочь вам. Разумеется, если вы назовете его фамилию. Я сделаю запросы. Может быть, в его секретных документах найдутся упоминания о вас или кто-нибудь из его помощников знает о вашем деле. Скажите мне его фамилию.
Эсэсовец без колебаний произнес:
— Пинто, сэр. Подполковник Пинто.
Я с трудом удержался от восклицания и долго сморкался, чтобы прийти в себя.
— Да, по-моему, я слышал о нем… — сказал я. — Но разве он умер? Впрочем, когда много ездишь, за всеми новостями не уследишь. Но продолжайте. Именно подполковник Пинто и дал вам детальные инструкции о поступлении на службу в гестапо?
— Да, сэр, именно он.
— Вы давно его знали?
— Да, сэр. Я много лет выполнял его поручения.
— Значит, подполковник Пинто вам доверял?
— О, конечно, сэр. Он знал, что я выполню все его приказания, не щадя своей жизни. И он сделал бы для меня все, сэр. Если бы он был жив, он давно вытащил бы меня отсюда.
— По-моему, вам не следует беспокоиться, даже если он умер. Я сделаю запрос, и где-нибудь в штабе подполковника Пинто мы найдем человека или документы, которые оправдают вас. Я много слышал о подполковнике Пинто, но ни разу не встречался с ним. Не можете ли вы описать его?
Заключенный глубоко задумался.
— Я не умею описывать внешность людей, да и, кроме того, в его наружности не было ничего примечательного.
Вдохновленный моим молчанием, эсэсовец продолжал:
— По-моему, это приносило ему успех, сэр. Он был хорошим разведчиком, потому что не выделялся из толпы. У него была заурядная внешность. Помнится, он был среднего роста, но никаких особых примет я не могу назвать.
— Понятно. Как вы думаете, он не был похож на меня?
Заключенный взглянул на меня и засмеялся.
— Конечно, нет! Он был совсем не похож на вас.
— Ну что ж, может быть, — сказал я. — Ваше дело представляется мне достаточно ясным, и я доволен, что поговорил с вами. Как только ваши показания будут проверены по архивным материалам, отпадет нужда задерживать вас здесь. Когда мне станет ясно, что вы сделали для своей страны, я постараюсь сделать все, чтобы вам воздали по заслугам.
— О, спасибо вам, сэр. Я не могу выразить, как я признателен вам за любезность.
— Да полно, полно, не стоит благодарить меня. Ровно столько же я сделал бы для любого человека в вашем положении. Между прочим, не могли бы вы оказать мне одну любезность.
— Все, что вам угодно, сэр!
Судя по его лицу, он был счастлив услужить мне.
— Когда мы расстанемся, вы, вероятно, припомните различные детали вашей разведывательной работы. Они могут быть очень полезными, да и просто интересно узнать поподробнее о вашей опасной деятельности. На досуге запишите, пожалуйста, все, что вам удастся вспомнить о вашей работе в эти несколько лет. Я попросил бы вас не опускать ничего, какими бы незначительными ни были, на ваш взгляд, некоторые детали. Я скажу надзирателю, чтобы он дал вам все необходимое для письма. Закончив заметки, передайте их надзирателю, скажите мое имя, и они попадут прямо ко мне.
— Хорошо, сэр, я сделаю все, что могу.
Немного подумав, он спросил:
— Да, но кому мне адресовать свою докладную? Я не знаю вашей фамилии.
Я молчал и только пристально смотрел на него.
— Моя фамилия? Моя фамилия Пинто, подполковник Пинто!
Глава 8.
И ВСЕ-ТАКИ ОН ЗАГОВОРИЛ
В приложении к первой главе я говорил, что офицер контрразведки никогда не должен доверяться своим впечатлениям о подозреваемом. Хороший шпион достаточно натренирован, чтобы создать о себе благоприятное впечатление. У него может быть открытое, честное выражение лица. Используя все свои актерские способности, он постарается доказать, что он настоящий честный гражданин. Наоборот, действительно честный человек обычно не готов к этому, если только он не продавец и не коммивояжер, ибо сама профессия учит их завоевывать симпатии людей. Более того, невиновному человеку незачем усиленно подчеркивать свою честность при перекрестном допросе. Он знает, что он ни в чем не виновен, и надеется, что допрашивающие поймут это без его помощи.
Поэтому, работая в контрразведке, не умно делать окончательные выводы с первого взгляда.
Правда, человек с большим опытом иногда сразу делает правильные выводы. Может показаться, что он руководствуется интуицией, но это не так. Его выводы основываются на определенных признаках, которые он замечает сразу, тогда как неопытный человек может их и не увидеть. Так архитектор с первого взгляда оценивает несколько планов, или просто у него складывается определенное впечатление о них, редактор дает заключение о статье после беглого ознакомления с ней, а хорошо подготовленный следователь после первого же разговора с подозреваемым составляет о нем правильное представление. Нельзя слепо доверяться предчувствиям, но те же предчувствия часто помогают раскрыть истину.
Я не могу теперь вспомнить, что заставило меня заподозрить, что Эмиль Буланже может оказаться немецким шпионом… Прорвав оборону немцев, передовые части союзников вступили в Бельгию. Танки и моторизованная пехота стремительно продвигались вперед, воздух сотрясали оглушительные раскаты орудийных выстрелов. В дзоте на перекрестке дорог временно расположился наш разведывательный отряд. Крестьянские дома и постройки поблизости от нас были заняты штабом дивизии. Поскольку штабу этой дивизии мы не подчинялись, нам приходилось устраиваться самим. Приданные высшему штабу, мы пользовались некоторыми преимуществами. Так, мы могли перемещаться, куда нам было угодно, не спрашивая разрешения. Но это было сопряжено и с рядом неудобств. Например, о размещении нашего отряда никто не заботился, и мы должны были устраиваться сами.