Страница 8 из 68
Он очистил тарелку и с удовольствием принял добавку. Лилит взяла аккордеон и начала играть «Хочу быть одиноким». Играла она потихоньку, чтобы не мешать разговору.
— Вы припозднились в дороге, — заметил Харви.
— Не терпится добраться до Питтсбурга. Много лет уже не видел большого города, охота малость погулять.
— А эти горы, там, далеко, они что, и вправду такие высокие, как говорят? — спросил Сэм.
— Ну, насчет этого… — Лайнус задумчиво сдвинул брови и очистил тарелку, — если по чести… точно не могу сказать. Мы с Джимом Бриджером note 20 вдвоем… полезли мы, значит, как-то на махонький такой пригорочек, так, вроде как подножие горы. Тогда только-только июнь начинался. Где-то около середины июля мы уже подобрались довольно близко к настоящим горам — как вдруг встречаем парня с красивыми белыми крыльями и с арфой в руках. «Джим, — говорю я Бриджеру, — что-то мне не нравится, как этот парень на нас глядит». Посмотрел Джим — и отвечает: «Да и мне тоже». Ну, мы тут же развернулись на месте — и задали драпака… так что я и по сей день не могу точно сказать, какой высоты эти горы.
Наступило молчание. Зебулон откашлялся, прочищая горло, но, прежде чем он успел что-то произнести, Ребекка сказала:
— Ну, Зебулон, а ты помолчи. Хватит в компании и одного брехуна.
Лайнус передал свою тарелку Ребекке, она, не спрашивая, наполнила ее снова, и Лайнус сказал:
— Спасибо, мэм. Здорово вкусно.
— А что вы еще сказать можете? — отрывисто бросила она. — Вы ведь уже две тарелки умяли.
— Конечно, нажираться на пустой желудок — вредно для здоровья, мэм, только я не могу припомнить, чтоб когда-нибудь ел чего вкуснее.
Зебулон поднялся на ноги.
— Спать пора… мы утром поднимемся рано. Позавтракаете с нами, мистер Ролингз?
— Спасибо, мистер Прескотт, но временами я с постели подхватываюсь, будто силой что поднимает, и тут же в дорогу. К восходу солнца уже могу быть черт знает где… Так что спокойной ночи.
Лайнус Ролингз взял винтовку и пошел прочь от костра. Отойдя немного, оглянулся, чтобы запомнить, как что расположено в лагере. Неохотно признал, что эти новички разбили лагерь разумно, а когда заметил, что Сэм Прескотт устраивается сторожить, повернулся и пошел к своему каноэ.
Его внимание привлекло какое-то движение под деревом, он присмотрелся и увидел, что это Ева Прескотт— опустившись на колени, она расправляла одеяла, постепенные поверх куч и аккуратно нарезанных веток. В тусклом свете, доходящем от костра, можно было разглядеть на одеялах индейский рисунок.
— Кажется, это мои одеяла.
— Ваши.
— Тогда я малость не понял. Это кому будет постель?
— Вам.
— И вы все эти ветки нарезали?
— Хватит их? — обеспокоенно спросила она. — Мне раньше не приходилось делать подстилку из веток…
— Вы все хорошо сделали. — Он посмотрел на нее с сомнением. — Но зачем? Зачем вы это сделали? Уж не думаете ли вы, что должны со мной расплатиться за ту бобровую шкурку?
Она поднялась на ноги легко и изящно, не хуже любой индейской девушки.
— Это не очень… не особенно вежливо спрашивать у девушки, зачем она что-то делает.
— Манеры у меня не особенно тонкие, мэм. Мне уж довольно давно не приходилось про них вспоминать. — Он аккуратно положил винтовку на ветки — так, чтобы она была под рукой. — Спасибо вам, мэм, и доброй ночи.
Она не двинулась с места.
— Скажите, индейские девушки — красивые?
— Некоторые — да… некоторые — не очень… Ну, это зависит от того, как давно ты в последний раз видел белых девушек. А они, сдается мне, становятся чем дальше, тем красивее.
— И давно вы в последний раз видели белую девушку?
Лайнус держался настороженно. Слишком опытный он был траппер, чтоб не чуять опасность…
— Что-то я не пойму, мэм, куда вы клоните… а время уже позднее. Ваш папаша может…
— Скажите, я, на ваш вкус, красивая?
— Не слишком ли вы быстро погоняете, мэм? Я имею в виду… ладно, вы здорово красивая девушка даже для человека, который никуда не уезжал. Вас бы признали красивой где хочешь… только, сдается мне, разговор у нас сворачивает на больно уж вязкую почву.
— Вы плывете вверх по реке, а я — вниз. У нас не так много времени, чтобы получить ответы на все вопросы.
— А вы уверены — твердо уверены, что хотите получить эти ответы?
А она ведь гордая, — внезапно понял он, — страшно гордая. Не похоже это на неё — вот так разговаривать с мужчиной… что ж, голова на плечах у нее есть, и смелости хватает…
И славная она… Он до сих пор не набрался духу поглядеть на нее толком — сам-то он был не особенно смел с девушками, и знал из долгого опыта, что проезжему человеку не годится слишком внимательно разглядывать чужих женщин. Он неловко переступил с ноги на ногу. Уж слишком сразу это на него свалилось, а он не привык в таких делах торопиться с решениями. Будь это бизон, или там пума… или любой краснокожий… но это была цивилизованная белая девушка, да еще и очень красивая…
— Вы уверены, мэм? — повторил он.
— Да.
— Быть одной в ночное время… в лесу, и вообще… это не самое безопасное место для девушки. Есть в лесах что-то такое, мэм… они пробуждают в мужчине… стремление…
— В женщине тоже.
Он снова переступил с ноги на ногу. Ситуация ускользала у него из рук. Он был готов, как любой другой мужчина, но… она ведь порядочная девушка, да и родня ее тут же рядом…
— Я пришел из далеких мест, мэм, и ухожу дальше. Вряд ли вы еще когда меня увидите.
— Пожалуй, да. — Она посмотрела прямо ему в глаза. — Мне грустно будет, если так случится.
И тогда он взял ее за плечи и привлек к себе. Она подчинилась охотно, хоть и как-то скованно, и он понял, что это для нее что-то особенное, необычайное. Он обнял ее, прижал к груди и поцеловал. Он целовал ее крепко, с каждой секундой в нем нарастало желание — но целовал он ее не крепче, чем она его.
Она отступила на шаг, пытаясь перевести дыхание.
— Господи Боже, вот это да!
Лайнус с удивлением заметил, что и у него дыхание слегка нарушено, и это его обеспокоило.
— Мэм… похоже, т а к вам раньше не приходилось целоваться.
— У меня… никогда раньше не было постоянного парня, чтоб так целовать меня.
Он неловко покосился на костер — ему почти хотелось, чтобы отец начал искать ее и пришел сюда. Лайнус Ролигз никогда не задумывался особенно над словами «постоянный парень», и теперь они возродили в нем старые опасения — он нутром чуял опасность, угрозу для своей свободы.
— Послушайте, мэм, я хочу, чтоб вы одного не забывали: я уплываю вверх по реке, вы — вниз.
— И раньше бывало, что возлюбленные разлучались — но они встречались вновь.
Так они теперь уже возлюбленные?! Лайнус колебался в нерешительности, не зная, что сказать. Он чувствовал, что надо развернуться на месте и удирать во все лопатки… как последнему трусу. Бросить эту постель, свои одеяла… даже винтовку, если на то пошло.
— Мэм…
— Ева…
— Ева, я старый грешник. Закоренелый, черный грешник. И в Питтсбург я еду, чтобы грешить снова. Жду не дождусь, пока попаду туда. Ты пойми, скорее всего, весь первый месяц я буду пьяный в дым, не смогу вспомнить шлюшку, с которой развлекался, или человека, которого порезал просто так, потому что У него морда противная — а уж тебя и подавно не вспомню.
В глубине души Ева знала твердо, что это — ее мужчина. Как-то девушки умеют это определять. И сейчас она сражалась за того, кто ей нужен, о ком она всегда мечтала. Она вовсе не была уверена, что пустила в ход именно то оружие, что нужно, у нее не было опыта, который бы помог ей, но она знала, что должна выиграть свою битву здесь и сейчас.
«Я поступаю бесстыдно», — подумала она, но ей припомнились слова одной женщины: мужчина женится по случайности, женщина выходит замуж по своему плану; каждый мужчина в душе бродяга, странник, и не захочет по доброй воле расстаться со своей свободой, с правом бродяжничать.
Note20
Джим Бриджер — известный траппер, первопроходец, проводник и разведчик на службе армии. Был дружен с индейцами, носил среди них прозвище «Одеяло».