Шпион

— Почему, что ты имеешь в виду? — спросил я.

— Меня назначили в штаб, — сказал он. — Да, меня направили на штабную работу и вполне вероятно, что мне больше никогда не пришлось бы воевать на передовой. Вот чертово невезение, согласись…

Когда я возвращался домой на поезде, я задумался. Адольф, военнопленный в Англии, получил назначение в германский Генеральный штаб. “Цель войны — ум неприятельского командира”. Так утверждал Гарт. Есть ли связь между этими двумя мыслями? ПРЕДПОЛОЖИМ, ЧТО Я, А НЕ АДОЛЬФ, ПОЛУЧУ ДОЛЖНОСТЬ В НЕМЕЦКОМ ГЕНШТАБЕ. Какие возможности тогда откроются передо мною! Я пришел в состояние настоящего возбуждения при этой мысли. Но тут ко мне вернулась моя природная осторожность. Я вспомнил, что всего несколько дней назад я был приговорен военным судом к смертной казни. Я отправился тогда в немецкий тыл в полной уверенности, что останусь неразоблаченным. Но всего лишь несколько мелких деталей поставили меня в тупик, едва не приведя к фатальному исходу. То же самое вполне может произойти снова — и в этот раз уже не будет капеллана, подвернувшегося мне в последний момент!

Тем не менее, идея прочно поселилась в моей голове. Я полагаю, что-то было в моей крови, что толкало меня вперед, заставляя не думать о более привычных формах участия в войне. Люди смешанного происхождения, как я заметил, редко строго придерживаются обычной точки зрения. Еще до того, как я доехал до дома, в голове у меня уже сложился в черновом виде план, и на следующий день я отправился в Лондон, нашел там моего друга-бригадира и попросил его свести меня с одним очень важным офицером в Военном министерстве, чтобы изложить тому свой план.

Мою идею тут же пренебрежительно отвергли: в Военном министерстве всегда были большие запасы холодной воды, чтобы остужать чересчур горячих “новаторов”. Достаточно вспомнить, как там отнеслись к созданию и использованию танка. Но с чем большим сопротивлением я сталкивался, тем с большим рвением я хотел воплотить мой план в жизнь. В очередной раз мне помогло мое происхождение. Блистательный, искрометный темперамент моей матери, скорее всего, поник бы, наткнувшись на такой холодный прием, но во мне было еще упрямство фермера из центральных графств Англии, бесценное наследство мое отца. Я послал телеграмму моему начальнику разведуправления в Штабе главнокомандования во Франции, и на следующий день он уже был в Лондоне. Мы вместе пошли в Военное министерство, и в этот раз там был человек более высокого ранга. Мой шеф согласился с предложенным планом во всех подробностях и настоял, чтобы, по крайней мере, мне дали возможность попытаться. Он подчеркнул, что ущерб в случае неудачи будет ничтожным (и верно — всего-навсего моя жизнь!), зато в случае успеха мы получим невероятные преимущества. Таким образом, мне предоставили некоторую свободу действий, и я начал разрабатывать детали своего плана.

В этот раз план основывался на вполне прочных предпосылках. В прошлый раз мне пришлось играть роль человека, почти мне незнакомого. Я мог разговаривать только о том, что он сам рассказал мне. И как оказалось впоследствии, именно это ограничение в значительной степени привело меня к провалу. Но о моем кузене Адольфе я знал почти столько же, сколько о самом себе. Я вполне разумно и с уверенностью мог рассказать о каждом члене его семьи и обо всех деталях его ежедневной жизни. Кроме того, благодаря родственным связям, я был очень похож на своего кузена. Стоит мне оказаться в Германии, и я сыграю его роль с полной достоверностью. Моим главным беспокойством и одновременно моей первой задачей было то, что я должен был попасть в Германию при таких обстоятельствах, которые ни в коем случае не могли бы вызвать подозрения. И я принялся за работу.

В лагерь в Холипорте внезапно пришло распоряжение о переводе Адольфа в Доннингтон-Холл. Это бы мой первый шаг. Адольфа вывезли из Холипорта под вооруженным конвоем, но в Доннингтон-Холл он так и не попал. Вместо этого, его отправили в военную тюрьму в Шотландии и содержали там. Мне было жаль Адольфа, потому что ни одно из его писем теперь не доставлялось домой — по очевидным причинам. И когда Адольф оказался в Шотландии, я занял его место в путешествии из Холипорта в Доннингтон-Холл. Охрана получила строгое предупреждение — ни в коем случае не проболтаться. Меня со всеми формальностями передали начальнику лагеря в Доннингтон-Холле, который был посвящен в тайну, но обращался со мной точно так же, как с любым другим пленным немецким офицером.

Адольфа необходимо было перевести, потому что занять его место непосредственно в Холипорте для меня было бы рискованно. Он вполне мог успеть завести там много знакомств, и меня легко бы разоблачили. Я избрал Доннинтгтон не просто так. У Военного министерства уже была информация, что два немецких морских офицера, содержащихся там, планируют побег. По этой причине их как раз собирались перевести в другой лагерь, с боле строгим режимом, но тут как раз подоспел я со своим планом. Ситуация была как раз для меня. Я узнал, что эти два моряка не были старыми друзьями, но объединили свои усилия ради побега. Один из них выдвигал идеи, а другой хорошо говорил по-английски. Теперь нужно было убрать второго немца, поскольку я знал, что тогда первый немедленно начнет подыскивать себе нового сообщника. А так как я собирался выдать свое знание английского языка во время беседы с охранниками, первая часть моего плана должна была осуществиться гладко.

В Доннингтоне меня приняли без малейших подозрений. Очень скоро я заметил офицера, разработавшего план побега, о котором уже было известно властям. Он был лейтенантом подводного флота по фамилии Фрайберг. Несколько дней ничего не происходило, и я спрашивал себя, не ускорить ли мне процесс, начав открыто говорить о своем желании сбежать. Но я решил все же подождать, потому что намного лучше было бы, если бы предложение исходило от него самого. К этому времени всем уже был известно, что я прекрасно знаю английский язык, и потому с первого момента я пробудил к себе его интерес.

Доннингтон-Холл, конечно, представлял собой старое английское поместье в Лестершире, перестроенное в целях содержания попавших в плен офицеров. Я давно знал это место, потому что оно располагалось всего в десяти милях от моего дома. Значительная часть большого парка была предоставлена офицерам для прогулок, но вокруг него было устроено несколько рядов проволочных заграждений. Побег был бы трудным делом, хотя в случае необходимости Военное министерство могло бы подыграть нам. Но я этого не хотел. Мне казалось, что лучше всего будет, если мы сбежим естественным путем.

Фрайберг попал в мою ловушку именно так, как мне хотелось. Однажды, во время прогулки вокруг дома, он подошел ко мне, и когда я был один, попросил меня встретиться с ним позднее, когда офицеры пойдут на ужин. Я, конечно, так и сделал, и он с большой осторожностью спросил, не собираюсь ли я попытаться сбежать. Естественно, я ответил утвердительно и спросил, есть ли у него какие-то идеи. Да, очевидно, план у него уже был, совершенно новый план. Если удастся выбраться из лагеря, он собирался отправиться к удаленному участку побережья, где его подобрала бы подводная лодка. Это было для меня совершенно новым. Я не ожидал услышать что-то настолько мелодраматическое. Тут же я узнал, что эту же идею неудачно попытался исполнить всего пару недель назад другой немецкий военнопленный, содержавшийся в лагере Диффринэйлд близ Денбая. Фрайберг вначале содержался в этом лагере в Денбае и обсуждал идею с Херманном Толенсом, до того, как тот попытался осуществить ее. [10]

Фрайберг уже успел основательно подготовиться. Несколько недель назад одного тяжелобольного немецкого офицера отправили домой, обменяв его на раненого англичанина, попавшего в плен к немцам. Через него Фрайберг передал записку в германское Адмиралтейство, попросив, чтобы немецкий флот отправил подлодку к тому самому месту, где Толенсу едва не удалось сбежать — в Грейт-Ормз-Хэд близ Ландудно. Он избрал это место, будучи уверен, что английские власти не ждали бы повторения подобной попытки в том же месте. Фрайберг получил ответ, замаскированный под письмо его сестры, в котором та сообщала, что будет рожать 29 октября. Конечно, это означало, что именно в этот день, вернее, в эту ночь, подлодка прибудет в назначенное место. Больше всего Фрайберга беспокоило время — уже наступило 20 октября. Он все приготовил для побега. Он даже достал пару ножниц для перерезания колючей проволоки, которые ему прислали из Германии спрятанными в головке сыра. Но как только власти пересели его партнера в другой лагерь, они тем самым выбили почву у него из под ног, поскольку Фрайберг почти ни слова не знал по-английски, а это значило, что его разоблачат задолго до того, как он доберется до Ландудно. Потому он попросил меня присоединиться к нему, и я согласился. Он очень нервничал, опасаясь, что нас раскроют или что хотя бы какая-то часть его плана провалится, но я заверил его, что у нас все получится — я сам этого очень хотел.

10

Об этой попытке побега можно прочесть в замечательной книге, написанной капитаном Херманном Толенсом — „Escapers All“ by Herman Tholens, published by John Lane, The Bodley Head, Ltd.