Страница 9 из 72
— Куда ты нацелился? — спросил Питер.
— В «Гроздья». Я обещал оставить там эту лодку.
— Отлично! В Лаймхаусских доках у меня есть друзья.
— Им можно доверять?
Питер рассмеялся:
— Все что угодно — кроме денег и жены. Ограбить тебя они могут. Но предать — никогда!
Это было старое здание, все в пятнах и заплатах, заросшее диким виноградом; его окружал ивняк, за ним — несколько вязов. Мы оставили лодку у «Гроздей» и пошли переулком от реки.
Друзья Питера оказались разношерстной компанией, самой явной шайкой мошенников, какую мне в жизни суждено было увидеть, — и лучше увидеть при дневном свете, чем после наступления темноты.
— Лошади! Ну а как же! Для тебя, Питер, все что угодно! У нас есть великолепные лошади, а если ты не хочешь, чтоб тебя видели, найдутся и тайные проезды в любую сторону.
Он наклонился ко мне — самого опасного вида человек, рожа топором, глубокий шрам через бровь. Дыхание у него было зловонное, но поведение как будто искреннее. На поясе у него я заметил кинжал.
— Ты мог бы, — сказал он, — оставить на столе что-нибудь для лаймхаусской бедноты… Беднота — это я, — и растянул рот в некоей мине, которую я принял за широкую улыбку, а после хитро поглядел исподлобья. — Ты, значит, будешь из Питеровых друзей, а? Питер знаком с джентльменами. Питер человек толковый, мозговитый, знает то-другое, что да, то да. Он вытащил меня из Ньюгейта дважды, паренек… Дважды! Я ему за это должен, и еще за дельце-другое.
Привели лошадей, двух отличных меринов и кобылу для Питера, которому предстояло ехать в самое сердце Лондона. Мы уехали, оставив серебряную крону[12].
Мы двинулись на север, пробираясь окольными деревенскими тропами. Изредка встречали людей: пастухов, которые махали нам вслед, один раз — девушку, доившую корову; у нее мы выклянчили пару глотков свежего парного молока.
К наступлению темноты мы добрались до маленькой таверны и въехали во двор. Загорелый сурового вида человек оглядел нас из ворот. Он переводил взгляд то на одного, то на другого, и, похоже, увиденное ему пришлось не по вкусу.
— Довольно уединенную дорогу вы выбрали для путешествия, — заметил он.
— Да, но зато приятную, если хочешь поглядеть на страну, — ответил я.
Полагаю, он думал о шиллингах и пенсах, а сверх того — ни о чем.
— Нам бы постель и поесть чего-нибудь, — продолжил я. — А чем заплатить у нас найдется.
— Ага. Ну тогда слезайте. Там внутри женщина есть.
— Лошадям понадобится чистка и овес.
— Если понадобится чистка, так сами и почистите, — отозвался он. — А что до овса, так у нас его вовсе нет.
— Не слезай, Том, — сказал я Уоткинсу. — Проедем чуть дальше по дороге. Там полно травы, думаю, наших лошадок такая кормежка устроит.
Трактирщик увидел, что его пенсы уплывают, и расстроился.
— Эй-эй, не торопитесь вы так! — запротестовал он. — Может, удастся найти малость зерна.
— Ну так найди, — сказал я, — и чистку тоже поищи. Я заплачу за все, что получу, но учти, если я за что должен платить, так я сперва это получу.
Нет, я ему определенно был не по вкусу. Глаза его смотрели сурово и уверенно, но меня одолевала мысль о постели и теплом ужине, а не только о том, что надо ехать дальше по дороге навстречу всему, что ожидает нас впереди.
Я толкнул дверь, за ней оказалась общая комната гостиницы. Навстречу нам вышла женщина, вытирая руки о фартук; лицо у нее было приятное.
— Место для сна, — сказал я, — и что-нибудь поесть.
Она жестом пригласила нас к столу.
— Садитесь. Есть мясо и хлеб.
Хлеб оказался хорош — свежеиспеченный и вкусный. Да и мясо было не хуже. Чем бы еще ни занимался этот человек, но жил он неплохо. С такой пищей на столе не с чего ему быть ворчливым.
Он вошел в комнату, хлебнул эля и сел за другой стол. Отпил еще глоток, потом пристально посмотрел на нас. Наконец спросил:
— Издалека едете?
— Достаточно издалека, чтобы проголодаться, — ответил я.
— Из Лондона?
— Из Лондона? Еще чего! — фыркнул я. После добавил мрачным тоном: — Не люблю городов. Я человек деревенский.
Явно видно было, что ему не по нраву чужаки. Интересно, тут просто так заведено или есть у него и другая причина?
Он перевел глаза на Тома.
— А ты похож на человека с моря, — заметил он.
— Ага, — отозвался Том, — приходилось там бывать.
— Мне тоже, — вздохнул он. И, к нашему удивлению, продолжил: — В плавании с Гаукинсом я неплохо поправил свои дела, так что смог бросить море и вернуться сюда, в места, где родился. Теперь у меня есть гостиница, несколько коров и свиней и кусок собственной земли вон в той стороне, — он мотнул головой. — Это надежней, чем море.
Он отхлебнул еще пару глотков из кружки.
— Но мне нравилось море, здорово нравилось, а Гаукинс был человек что надо. Никакая беда не заставила бы его показать тревогу.
Мне пришла в голову внезапная мысль.
— А ты не знал Дэвида Инграма?
Он повернулся и бросил на меня резкий взгляд.
— Знал. А он что, тебе друг или что?
— Нет, я его не знаю, — сказал я, — но отдал бы золотую монету, чтобы поговорить с ним. Он совершил переход, о котором я бы с удовольствием послушал.
Он хмыкнул.
— Послушать его — проще простого. Он больше ни о чем не говорит. Браун — вот это был человек. Он все это видел, но языком болтать не спешил.
— От земель Мексики до Новой Шотландии[13] идти далеко. Хватило времени посмотреть на то, чего не видел прежде ни один белый человек.
Он взял свой эль и пересел за наш стол. Поставил кружку и наклонился вперед.
— Инграм был дураком, — сказал он. — По мне, так он всегда был дураком, хоть находились такие, что очень высоко его ставили. В море он был неплох, только язык у него без костей. От Брауна толку больше было.
Он вышел в другую комнату и вернулся с листом пергамента.
— Видите? Это он для меня нарисовал. На следующий год после того, как вернулся. Сейчас-то он уже покойник, но вот это он нарисовал своей собственной рукой.
Он показал на то место, где был изображен берег Мексиканского залива.
— Они шли оттуда вдоль берега, все больше по ночам, чтобы не попасться индейцам, почти все время. Переправились через большую реку вот тут, — он положил ладонь на нужное место, — на плоту, который сами построили. Он вот здесь причалил. Видели большие курганы… потом шли на норд-тень-ост[14].
Я следил за его рукой.
— Вот тут, — его палец уткнулся в точку почти на полпути вверх по реке и к востоку от нее. — Вот точно на этом месте они нашли самую прекрасную землю под небесами. Здоровенные быки, лохматые, бродят среди травы по колено. И речки текут с гор…
— С гор?
— Ага… с гор на востоке. Они нашли путь через эти горы, только, я так понял, намного дальше к северу.
Пергамент лежал на столе перед нами, и я неотрывно глядел на него, долго, все время, пока он говорил. Выходит, этот Браун побывал за голубыми горами, о которых я слышал. Он видел волшебную страну и великие реки. Мне не было нужды копировать лежащий передо мной лист — он и без того врезался мне в память.
Глава четвертая
Мы ехали на запад.
Однако вскоре стали забирать к югу, в те места, о которых я ничего не знал. Тут преимущество оказалось на стороне Тома, ибо он ездил в Бристоль этой дорогой, и даже в Корнуолл.
— Чудной они тут народ, — заметил он, имея в виду местных крестьян. — Некоторые — прекрасные люди, приветливо встречают путника, зато другие для него ничего не найдут, даже словечка. Можно бы подумать, что они должны быть любопытны, расспрашивать о новостях — ну так ничего подобного! Им вполне хватает того, что вокруг них делается. А все же с этим понемногу меняется, — продолжал он. — Двадцать лет назад куда хуже было, но теперь, с Дрейком, Гаукинсом и всеми разговорами о них, много кто из деревенского люда наслышан о происходящем не меньше, чем лондонцы.
12
Крона — монета в 5 шиллингов (первоначально на ней изображалась корона).
13
Новая Шотландия — полуостров на юго-востоке Канады.
14
Норд-тень-ост — направление, отклоняющееся от северного к востоку на 1/32 долю окружности (т.е. между севером и северо-северо-востоком).