Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 66 из 72



Разум мой отказывался принимать этот факт. Она была настолько важной частью моей жизни, что я не мог представить себе существования без нее, хотя вполне понимал ее мысли и чувства.

Ноэлле всего десять лет. Женское окружение у нее хорошее. Жена Янса, девочка правда веселая, любящая развлечения и такая же жизнерадостная и неугомонная, как он сам, получила достойное религиозное воспитание. Жена Кейна О'Хары, выросшая в испанской семье, — еще в большей степени.

Индианка, жена Питера Фитча, двигалась с бесконечным изяществом и держалась с таким достоинством, какое сделало бы честь любой придворной леди. Она восприняла европейские обычаи легко и естественно, не утратив ничего из своих собственных, и я — правду говоря, все же имевший в этом крайне малый опыт, — часто думал: сколь редкое явление, что так много женщин могут жить вместе, или по крайней мере совсем рядом без трений между собой.

Джон Куилл был для Ноэллы чуть ли не вторым отцом. Человек, женатый на своей ферме, он думал мало о чем другом, но тем не менее всегда приносил девочке самую крупную землянику, птичьи гнезда или цветы, собранные им в лесу либо на краю своего поля.

Хорошей жизнью мы жили… А школа! В ней учили разные женщины и Саким, глубина познаний которого была неизмерима. Как и мальчики, Ноэлла выросла на историях, известных среди катобов и чероки, на ирландских сказках (слышанных от Кейна О'Хары) и любимых Сакимом сказках Шехерезады. Саким читал им также из «Катха Сарит Сагара», или «Океана сказок», собранных Сомадевой, придворным поэтом кашмирского царя Ананты и его царицы Сурьявати.

Я часто гадал, каким может быть представление о жизни, если учиться, как они, от столь несхожих рассказчиков. Они выучили легенды катоба о начале мира. Кейн О'Хара рассказывал им саги о Кухулине и Конне по прозвищу Сто сражений[32], а также об ирландских королях, живших в Таре[33]. От Джереми они услышали об Ахилле и Одиссее-Улиссе, а заодно — рассказ Ксенофонта *** об отступлении десяти тысяч. От Сакима — сказки об Али-Бабе и Синдбаде, о Рустаме и его волшебном коне Ракше, который убил льва, защищая спящего хозяина.

Абигейл рассказывала им о Боге, Иисусе и Марии, Саким — об Аллахе и Мухаммеде, а Сладкая Женщина — об Уаконде, Небесном Духе. У Барри Магилла они научились ткачеству, у Питера Фитча — любви к хорошему дереву и умению его использовать, у Джона Куилла — любви к земле и волшебному умению заставлять все расти.

Что же осталось на мою долю? Понемногу от всего — а еще показывать то одно, то другое вдоль тропы, и немного рассказывать об английской истории, о норманнах, датчанах и кельтах, о викингах, их нападениях и странствиях.

Но в их познаниях были странные пробелы, которые я осознал неожиданно для себя, когда, выслушав повествование о Рустаме и Ракше, Ноэлла спросила:

— Папа, а что такое лошадь?

Глава тридцать вторая

Хижина, которую нам предоставили любезные хозяева, была сейчас неподходящим местом для мужчины — со всем этим шитьем, приметыванием и женскими разговорами, пока они подшивали, ушивали и что-то там еще делали со своими платьями, всеми этими верхними юбками и нижними юбками, и примеряли, и подгоняли, и охали, ахали, восклицали то по одному поводу, то по другому. Ибо, как выяснилось, ни Эбби, ни Ноэлла не имели подходящих одеяний ни для пребывания на борту корабля, ни, тем более, для прибытия в Лондон.

Вернулся Кин, и мы присели под бревенчатой стеной снаружи хижины.

— У Джонатана Делва что-то на уме, — заявил он, — но что именно, никто не представляет. Это практически все, что я узнал. Ну, разве что вот такое: он был захвачен британским военным кораблем, какое-то время сидел в Ньюгейте, но взятками сумел купить себе путь на волю.

— Не станет он здесь болтаться просто так, без дела, — заметил я.

— Это уж точно. Брайан сидит сейчас за элем с матросом с его корабля, и, если я хорошо знаю Брайана, он скоро вытащит из этого матроса все, что тому известно.

Кин причесал пятерней длинные волосы.

— Па, мы сегодня можем припоздниться. Надо оглядеться и присмотреться.

— Полегче с этим, сынок. Британцы — не дураки, они очень внимательны и к форме, и к сути дел.

И тут у меня что-то шевельнулось в голове.

— А где Янс?

— Янс? — переспросил Кин почти рассеянно. — Помогает кузнецу, там, сзади, в кузнице. Ты же знаешь Янса. Ему надо все время быть при деле.



Еще бы, я его знал. При деле-то он при деле, только при каком? Янс никогда не бездельничал, только слишком часто дела его кончались хлопотами и неприятностями.

Тем не менее день был спокойный, и я с удовольствием сидел на солнышке и наблюдал за всем, что происходило вокруг, ибо давным-давно уже я не видел никакого поселения кроме своего собственного. Время от времени кто-то из местных останавливался поболтать со мной, так что я наслушался рассказов о первоначальном заселении Джеймстауна — к нынешнему времени это были уже почти легенды.

Кое-что нам рассказывали индейцы и раньше. А теперь я услышал, как колония оказалась на краю голода, как многие из колонистов были убиты. И как наконец командование было передано Джону Смиту, что следовало сделать с самого начала, и тогда все понемногу пошло на лад. Еще мне рассказали о некоторых его исследованиях вдоль побережья и как он добрался до островов далеко у северного берега, к другому поселению, чтобы разжиться припасами.

Наступила теплая ночь. Я лежал в постели рядом с Эбби, лежал без сна и смотрел в темноту под стропилами. Умелая рука придала им нужную форму, умелый молоток вколачивал деревянные колышки. Есть в таких вещах своя тихая красота, красота не меньшая, чем та, которую создает кисть или резец, красота спокойных людей, делающих прочные вещи для себя, придающих каждой вещи нужную форму любовными пальцами.

Наконец я заснул, но наполовину проснулся, когда вернулись мальчики, и в полусне подивился еще, что это они явились так поздно, когда небо уже начало светлеть.

Утром пришел капитан Пауэлл.

— Скажите, — начал он, — если начнется заваруха, будете ли вы и ваши товарищи сражаться на нашей стороне? Видите ли, капитан Делв все еще здесь, а этим утром должен прибыть корабль, имеющий на борту тысячу мер пороха и соответствующее количество ядер и свинца. Он везет также ткани, семена и многое такое, чего мы ожидаем с нетерпением.

— Куда пойдет этот корабль отсюда?

— В Лондон, капитан Сэкетт, прямо в город Лондон.

— Сможет ли он забрать мою жену, дочь и сына Брайана?

— Сможет, если вы нам поможете. Ибо я опасаюсь, что Делв хочет захватить его. Мы только что выяснили, что он испытывает нехватку пороха и ему нужно все, что привезет этот корабль, — не знаю уж, для чего оно ему требуется; во всяком случае, свой корабль он повернул, и теперь его пушки нацелены на город.

— Мы будем с вами, — сказал я.

— Да, — подтвердил Кин, — это мы сделаем, если потребуется. Но не тревожьтесь, капитан Пауэлл. Вооружите своих людей и держите их наготове тоже. Но пушечного огня они могут не бояться.

— Не бояться пушечного огня? Послушайте, у него тридцать шесть пушек. Как можно говорить, что нечего бояться пушечного огня, когда у него тридцать шесть пушек?

— Можно, — Кин улыбнулся своей неторопливой улыбкой, на худощавом загорелом лице вспыхнули серо-зеленые глаза. — Ни одна из них не выстрелит. Прошлой ночью мы поднялись на борт — я с братьями, О'Хара, Джереми Ринг и мистер Берк, и пока двое из нас на всякий случай сторожили двери, остальные заклепали все пушки.

— Заклепали пушки?! — воскликнул Пауэлл. — Но как вы смогли, ведь там были вахтенные и…

— Мы — лесные охотники, капитан Пауэлл, мы умеем пройти так тихо, что даже индейцы не услышат. Эти нас точно не услышали. Одного вахтенного мы без шума уложили спать. А другой… ну что ж, мне печально говорить об этом, но этот оказался сильным, затеял драку и выхватил клинок, как положено настоящему молодцу. Сейчас он в реке, плывет по течению в сторону залива.

32

Кухулин, Конн — герои ирландского эпоса.

33

Тара — древняя столица верховных королей Ирландии.