Страница 11 из 72
— Страна далекая, — напомнил я, — и опасная.
— Я бы решился, — отозвался он, — хотя мне по нраву пришлось бы чего попроще.
Он помолчал, потом показал рукой:
— Нам вон туда. Этой дорогой мало кто ездит, а мы по ней далеко продвинемся на своем пути. — Он поднял на меня глаза. — В Бристоль, значит?
— Подходящее место, — согласился я, — корабли уходят во все края, и самое удобное для тех судов, что плывут на запад.
Мы снова сели на лошадей. Одолевала усталость — мы ведь с Томом почти не спали, веки словно свинцом налились. Пим Берк ехал первым, замедляя шаг время от времени, когда приближался к повороту, — чтобы осторожно выглянуть.
Когда начало светать, мы подъехали к дверям гостиницы в деревне Оудихем; это было приятного вида бревенчатое строение не старше пятидесяти лет. Том повел наших лошадей на задний двор, в конюшню, а Пим Берк открыл дверь и первым вошел внутрь.
У огня возился крепкий краснолицый человек. Он повернулся глянуть на нас.
— А-а, снова ты, мошенник? Слышь, Пим, неужели ж люди королевы тебя никогда не поймают?
— Надеюсь, — весело отозвался Пим, — хоть, может быть, Ньюгейт оказался бы получше тех мест, где мне приходилось приклонить голову за последние две недели. Слушай, Генри, ты бы не нашел для нас что-нибудь, а? Мы с друзьями дня два уже во рту крошки не имели… Ну, во всяком случае, ощущение такое.
— Садитесь. — Генри показал на стол в углу, возле второй двери. — Друзья, говоришь? Значит, не этот один, а кто-то еще?
— Еще один. Он сейчас ставит в конюшню лошадей.
— Мы заплатим, — добавил я.
— О-о? Слышал, Пим? Ты внимательно слушал? Такие слова — музыка для ушей трактирщика. Ты, возможно, думал, мы тут держим открытый дом, судя по тому, как заваливаешься сюда пожрать каждый раз, как окажешься поблизости.
— Может, это последний раз, Генри. Я отправляюсь в Землю Рэли, за море.
Генри повернулся и посмотрел на него.
— Ну что ж. Мне будет жаль, если я не увижу тебя больше, но ты парень неплохой, уж во всяком случае слишком хороший для веревки на Тайберне — а именно тем ты и кончишь, если останешься здесь.
Генри отправился на кухню и вернулся с большим мясным пирогом, который ловко разрезал тесаком приличных размеров.
— Пирог холодный, — сказал он, — но хороший. Есть еще чечевица и кусок пудинга. По виду судя, за вами немалый путь, так что лучше вам поесть как следует, пока можете.
Он уперся руками в бока.
— И еще я бы на вашем месте управился с этим всем побыстрее, потому как заходят сюда двое-трое местных, очень любопытные ребята.
Он повернулся было уходить, потом вспомнил:
— У меня есть эль и пиво, но если хотите, найдется молоко и сливки. Мы тут народ деревенский, у нас молока полно.
— Молоко, — сказал я, — обязательно молоко. Пиво всегда найдешь.
Он глянул на Пима.
— Позови сюда и третьего вашего. Мне больше понравится, если вы отчалите, пока местных нет.
Когда Пим исчез за дверью конюшни, трактирщик вернулся и положил на стол большие кулаки, в одном из которых все еще сжимал тесак.
— Пим — он хороший парень, — начал он втолковывать мне. — Я его уже двадцать лет знаю. Сильный, кулачный боец просто отчаянный — на ярмарках и все такое. Вечно он попадает в какие-то неприятности, но ничего плохого, нет. В нем нет злой жилки. Он — брат моей жены, и я люблю его, как своего родного брата, только боюсь за него. Это он с вами собирается в Америку?
— Вероятно. У меня корабль туда отправляется.
Он снова взглянул на меня, ибо после нескольких неуютных ночлегов и путешествия под дождем и ветром я не был похож на человека, который может владеть кораблем.
— Как видите, — сказал я спокойно, — не все идет хорошо. Пим — не единственный, с кем случаются неприятности, но корабль действительно ждет, а я уже побывал за морем.
— Вы не из здешних мест. В голосе у вас что-то такое слышно.
— Я бы сказал то же самое о вас.
Он не стал выражать вслух своих сомнений, но я их видел совершенно ясно. Впрочем, значения это не имело. Он не рвался дознаваться, я — рассказывать.
А потом мы поели, и поели хорошо. Не прошло и часа, как мы исчезли.
Мы двигались дальше и дальше, избегая оживленных дорог, избегая гостиниц. Наконец въехали в красивую деревушку, раскинувшуюся в низине между холмами — называлась она Рокборн.
Здесь мы сняли комнаты на ночь. Отряхнули с себя пыль, почистили одежду.
Пим сидел на полу у окна, следя за мной.
— Что-то тебя тревожит, Барнабас.
— Да.
— Знаешь такое место — Дердлова Дверь?
— Да.
— Ну, значит, как рассветет.
Мы проехали уже много, но все же продвигались не так быстро, как хотелось бы, потому что огибали деревни и городки вместо того, чтобы проезжать их напрямую.
Где окажется наш корабль? Уж не попал ли в руки Ее Величества? Вполне могло быть…
Я подошел к окну, посмотрел вниз, на мощенную булыжником улицу.
— Том!
Что-то в моем голосе насторожило его, он подошел поближе и тоже выглянул в окно.
На другой стороне улицы стоял человек в плаще и сапогах. Статный мужчина с хорошей осанкой. Он поднял глаза — и мы увидели друг друга отчетливо. Он помахал мне рукой и двинулся через булыжную мостовую к двери гостиницы.
Я где-то видел этого человека!
Глава пятая
Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы угадать, что это действительно тот человек. Уверенный вид, твердая походка — все говорила о целеустремленности.
— Что будем делать? — спросил Том.
— Если он хочет со мной поговорить — поговорю.
— Только поосторожнее, — предупредил Том.
— Нам понадобится приличная лодка, — сказал я Пиму, — с парусом, мало-мальски ходкая.
Пим — он сидел, задрав ноги на стену, — поднял на меня глаза.
— Куда плыть?
— В море, очевидно, — сказал я. — Если придется, мы ее купим. Если найдешь, что нам надо, возвращайся сюда, только по сторонам поглядывай, тут может завариться каша.
Я пошел вниз.
Человек в плаще дожидался в общей комнате с кружкой в руке. Вторая стояла на столе — для меня. Причем стояла так, что если я сяду на то место, то окажусь спиной к двери.
Я перенес кружку на другое место, откуда мог, сев за стол, видеть дверь.
Он улыбнулся с неподдельным одобрением.
— Отлично! Осторожные люди мне по душе! — и наклонился вперед. — А теперь, Барнабас Сэкетт, давайте поговорим.
— Ну так говорите. А я буду наслаждаться элем, уютом этой комнаты и видом на реку.
— Ты оказался в щекотливом положении, Барнабас.
И принялся излагать дело королевы против меня. Я терпеливо слушал — пусть выговорится. А сам гадал, чего ему надо. Когда он закончил, я рассказал ему о кожаном кошеле и его содержимом.
Он улыбнулся:
— А другие монеты?
— Какие другие?
Он улыбался, но это не была веселая улыбка.
— Не считай меня дураком! Я принимал тебя за смышленого молодого человека, но такую историю мог рассказать только дурак.
— И тем не менее, она правдива.
— Хватит уже этих глупостей! — он хлопнул рукой по столу. — Ты нашел сокровище. Королева желает его получить. Оно принадлежит Англии, — он сделал паузу. — Желают его получить и другие люди. Если тебя поймают, королева все у тебя отберет, можешь не сомневаться. Да еще тебе придется расплачиваться за причиненные хлопоты в Ньюгейте или Тайберне.
— Или?..
— Есть и другие. Такое сокровище может дать человеку целое состояние, а такое состояние означает силу и власть. Если сговоришься с этими, другими, можешь и сам получить кое-что… Достаточно, чтобы стать богатым. А кроме того, тебе будет предоставлена возможность жить в какой-нибудь другой стране.
— Кто ты? — внезапно спросил я.
Он умолк всего на миг, потом поднял глаза на меня — до сих пор он смотрел себе на руки.
— Я — Роберт Малмейн.
Это имя я знал.
На мгновение все у меня внутри похолодело, ибо он был человек известный, но в то же время загадочный, обладавший тайной властью, человек, незаметно скользящий в тени фигур, окружающих королеву, но некоторые голоса шептали, что он иезуит. И еще шептали, что он секретный агент самой королевы и правая рука папы. Такие истории — дело обычное, переплетение сплетен, лжи и слухов. Но одно оставалось фактом: он обладал властью.