Страница 6 из 9
В воде бассейна, блестящей на сером и спокойном дне, виднеются рога и целая голова жука-оленя, которую птица уронила, проглотив только брюшко: насекомое оказалось слишком крупным.
Ребенок играет, сжимая этими клещами свой палец, а затем и мышцу руки.
Он снимает сандалии, окунает ступни в воду и баламутит чину: из замедляющегося водоворота стройными рядами появляются пальцы ног.
Внезапные шаги. Паренек бросается в кусты. Но сандалии, оставшиеся на берегу, возвещают о том, что он здесь недавно проходил и находится где-то неподалеку. Он сидит на корточках и не шевелится.
На него устремляется взгляд. Я наклоняюсь и роюсь в грязном тряпье, скрывающем от меня его кожу, живот, белые ляжки. Мне хочется не столько приручить его, сколько причинить ему боль.
Все так и будет. Затем он встанет и пустится наутек. Нужно лишь перелезть садовую калитку, и вот он уже снаружи, целый и невредимый - но как раз перед этим он споткнется о тушку птицы, которая снова взлетит в воздух.
На правой руке он носит кольцо из желтой пластмассы с большим сапфиром из синей - наподобие того барахла, что обычно вытягивают из ярмарочных автоматов.
Я провожу ладонью по изгибу хрупкого тела раздетого ребенка, который лежит в траве, чуть слышно дыша.
Он посмотрел на меня сквозь решетку: я подошел, протянул руку и потрогал пальцы, которые он просунул в ячейки. Упершись в косяк, я изо всех сил потянул ручку калитки и энергично затряс, но мне так и не удалось сломать ржавчину, из-за которой ее заклинило. Он удрал.
Там нечего искать. Пройти через калитку, ведущую в проулок, и вернуться к домам с кружевными занавесками на окнах
мое кованые прутья проследовать вдоль моей стены, подняться по ступенькам к порогу, войти, резко захлопнуть за собой дверь.
Я свернул всю одежду в клубки и один за другим побросал их в воду. Клубки уносило очень быстрым течением, они не цеплялись за неровности берега, намывную косу или корень и, наполняясь водой, не тонули на месте.
Он снимает рубашку и штаны, подходит к пятачку для стирки, немного медлит, затем стаскивает плавки и очень быстро влезает в воду. Дети редко приходят сюда купаться в одиночку: они не такие уж смельчаки. Вода в реке прозрачная, и на бетонном дне можно разглядеть камешки. Паренек вылавливает их слева и справа от себя и отбрасывает дальше: среди них есть плоские, но они плохо отскакивают.
Маленький образ куда краше. Своими тонкими контурами он обрисовывает более округлые и ясные формы. По улице проходит образ - прекрасный, будто новая жизнь.
Дом затерялся среди обширного участка, исчез на плане, где изображены лишь необитаемые площади. До него далеко. Сюда никто не приходит.
Едва выйдя из школы, мальчишка начинает о нем думать и шагает чуть быстрее. Это дом, куда он порой наведывается вечером или но второй половине дня, от нечего делать - мертвый и опасный дом, где всюду лопушки, провокации, тайны, прекрасный дом в его голове, знакомящий с тем, чего не увидишь, не испытаешь, не вообразишь больше нигде. Не решаясь войти, он огибает поля и добирается до ферм.
Камешки в несколько слоев - большой запущенный сад - фонарь, калитка, тюремные окна. Он поднимается по ступенькам. Дотрагивается до ручки, но вдруг пугается и убегает. Он еще вернется.
На сей раз проезжающие по трассе грузовики вовсе не страшат, а успокаивают своей запыленностью, вкусным запахом горелого бензина, мощным дыханием, укладывающим траву на откосе. Ребенок торопится.
Огонь не трещит. Шторы задернуты. Мальчик встает с моей кровати и незаметно смотрит в окно.
Идет дождь: далеко в глубине сада он увидел высокую и худую тень, скользившую под деревьями.
Теперь он мирно спит. За шторами восходит луна. Одеяла лежат на кровати: он подтянул их до самого подбородка. Охотничий трофей отбрасывает на потолок раздвоенную тень. В верхней части крыши, как раз над моим окном, гнездятся ночные птицы, сейчас время их пробуждения.
Ибо он находился там, в той комнате. Он не играл - остолбенел, расставив руки, и тело его обмякло. Довольно тощий ребенок с острыми костями, маленького роста, с великоватым лицом.
Он подбирает свою одежду, которую, раздеваясь, разбросал повсюду. Потолок кажется ему чересчур высоким, стены - чересчур тесными, а свет - чересчур слабым.
Он лежит на жесткой кровати и видит собственное тело под одеялами перед собой, бурое тряпье детского кроя - старую, заплесневелую, рваную ткань, в которой застряли строительный мусор и паучьи яйца.
Я принес ему белую фарфоровую чашку с синими кругами, до половины наполненную свежим молоком - густым и с прожилками, как на женской груди. Он пьет, косится на меня, остается серьезным и не благодарит.
Он долго бежал и, запыхавшись, прислоняется к двери, не решаясь открыть. За спиной у него темно, но порог освещен. Вжимаясь в дверной проем, мальчик старается не смотреть на улицу, затем слышит шаги и поспешно входит.
Подсвечник и спички у него под рукой. Осторожно поднимается по расшатанной лестнице.
На табурете у кровати, в тяжелой фаянсовой миске мелкие фрукты: ежевика, брюньоны, абрикосы, поздние вишни, собранные у реки
свежая вода с плавающими листьями и лепесткаминаступающая, умирающая ночь, я шарю вокруг, горизонт фиолетовый любое присутствие в темноте
пора прийти сюда, посмотреть на его тело семена дикой травы, прилипшие к желтому бархату в самом конце луна озарит большие» поросшие травой соски.
В том году погода была облачной, небо пасмурным, постоянный сумрак. Мы собирали толстые белые грибы с трупным ароматомтелораздувается и сочится в тепловатой сырости этой поры.
Я свалил в костер срезанные ветви, убрал старый хворост из закромов, отодрал заплесневелую кору. От разбитой и растоптанной черепицы на земляном полу остался красный порошок.
В темноте передо мной - горящая пурпурная точка, окруженная пылающим ореолом, на конце сигареты в моей руке, которой не видно. Точка пляшет и медленно парит, красный свет, направленный на
когда я прячу сигарету в горсти, точка исчезает, затем я снова ее открываю, только чуть дальше, выше, ниже, поворачиваю к себе, к
Он смотрит в темноту, точка расширяется, гаснет, снова зажигается в другом месте, играет, выступает вперед, заливает кожу рассеянной краснотой - что видится ему приношением, с ожогом пахучей пурпурной точки, которая приближается
которая перемещается, обнажает присутствие тел, предметов, движений, сверкая, точно галактика, куда ребенок устремляет
взор, пытаясь отыскать дальше, выше начало этого внезапно возникшего мира. Он боится тепла очага, где огонь раздувается, позволяя различить пальцы, которые держат сигарету, отводят ее, снова приближают, чтобы можно было новыми глазами ее созерцать - бесконечно далекое красное солнце, полностью сгоревшее и бросающее последний отблеск на молочно-белый океан нашей кожи.
Мне нужно выйти и посмотреть. Этой дорогой я доберусь до той части имения, где вырыт длинный канал. Когда-то он был наполнен водой, отведенной от реки, что текла чуть дальше через поля. Этот канал называли рвом: он притягивал ползающую и летающую нечисть со всей округи. Той ночью тучи комаров -любителей испарений, поднимающихся над грязью к нижним веткам лип, - остаются поплавать в мешках зловонного воздуха, висящего вдоль канала.