Страница 94 из 109
Военное руководство страны задумало строительство укрепрайонов в 1928-м: планировать в 1929-м, строить в 1929–1931-м.
Вероятнее всего, использование партизан Фрунзе задумывал как паллиативную меру в условиях, когда явно РККА не могла противостоять агрессорам и в этих условиях, как говорится, „хваталась за соломинку“. Разворачивание же строительства укрепрайонов указывает на то, что экономика страны была уже в состоянии справиться с этими расходами, а численность личного состава армии уже позволяла выделять некоторые формирования для гарнизонов УРов. Думается, что идея привлечения партизан к обороне страны утрачивала свою актуальность, и по мере того, как цепочка укрепрайонов становилась реальностью, партизанская подготовка сворачивалась. Руководство все меньше хотело тратить ресурсы и средства на сомнительные мероприятия.
От автора [Ю.Г. Веремеева]. Если говорить об обороне страны с разворачиванием боевых действий не на своей территории, а на территории сопредельных государств, то эта доктрина применялась нашим военным руководством после окончания Второй мировой войны и до гибели СССР в 1991 году. Правда, в несколько ином варианте. Тогда в Польше, Чехословакии, Венгрии, ГДР, где правили режимы, лояльные СССР, размещались советские войска (Северная группа войск, Группа Советских войск в Германии, Центральная группа войск, Южная группа войск). Официально эти группы войск решали задачи по защите братских стран социализма от агрессии блока НАТО, но фактически, в случае военного конфликта, бои бы развернулись в этих странах, тогда как территория СССР оставалась в неприкосновенности. Стратегия очень верная, умная и эффективная. И с использованием эффективного инструмента – полевых войск.
И еще у Судоплатова:
„Когда в 1941 году мы с участием ветеранов этих партизанских действий, будущих Героев Советского Союза С. Ваупшасова, Н. Прокопюка, К. Орловского проанализировали эти планы, то оказалось, что они были совершенно неадекватными обстановке, которая сложилась к тому времени. Изменилась конфигурация границ. И самое, пожалуй, главное – в районах Западной Белоруссии, Прибалтики и на бывших территориях Польши, отошедших к нам, сложилась неблагоприятная социально-политическая обстановка. Здесь сильны были антисоветские настроения и оппозиция“»[272].
Предположения Ю.Г. Веремеева оригинальны и как версия конечно же имеют право на существование. Однако в его рассуждениях, на наш взгляд, есть некоторые серьезные натяжки. Для начала приведем первую цитату из книги П.А. Судоплатова полностью (пропущенный Веремеевым текст выделен курсивом; вторая цитата, а в оригинале это неразрывный текст, приведена полностью и не повторяется):
«Необходимо внести ясность и в еще один принципиальный вопрос. Речь идет о якобы широкой подготовке к партизанской войне по линии партийных органов в пограничных районах Советского Союза в конце 1920-х – начале 1930-х годов. Действительно, подготовительные меры для организации партизанской войны на западе страны осуществлялись в этот период. Однако тогда просчитывались варианты ведения диверсионной работы в связи с возможным осложнением социально-политической обстановки в Польше, Румынии, Прибалтийских государствах, но никак не ведение ее на нашей территории. Генштаб и командование Красной армии (об этом, кстати, говорится в записках на имя М. Тухачевского) отдавали распоряжения закладывать в тайники оружие и боеприпасы для успешного ведения партизанских действий, имея в виду, что главным противником на Западном фронте будет Польша, к которой, возможно, присоединится Германия. Для складирования запасов в расчет брался опыт партизанского движения и диверсионных операций, проводимых в 1920-е годы на территории Восточной Польши»[273].
Нам представляется, что ключевыми в первом предложении П.А. Судоплатова являются слова «по линии партийных органов», пропущенные Ю.Г. Веремеевым. И в этом мы полностью согласны с П.А. Судоплатовым. Действительно, никакой широкой подготовки к возможной партизанской войне по линии партийных органов в 1920–1930 гг. не велось. Из партийных функционеров о данной программе знали только первые секретари республиканских ЦК и первые секретари приграничных обкомов, и то «в части, касающейся». Вся практическая работа велась по линии особо закрытых секторов ЦК ВКП(б) и специальных структур внутри ОГПУ–НКВД, РУ РККА и спецслужб ИККИ. Более того, последним предложением первого абзаца П.А. Судоплатов, на наш взгляд, не дезавуирует, а подтверждает воспоминания И.Г. Старинова, С.А. Ваупшасова, В.З. Коржа, А.К. Спрогиса и других ветеранов.
Что же касается второго приведенного отрывка из книги Павла Анатольевича, то тут, по нашему мнению, нет никаких противоречий. Анализ предвоенных планов партизанской войны с участием С.А. Ваупшасова и Н.А. Прокопюка мог состояться не ранее сентября 1941 года, когда они стали подчиненными П.А. Судоплатова. Ну а Кирилл Прокофьевич Орловский вообще пришел в IV Управление НКВД только в июне 1942 года. Вполне естественно, что военно-политическая ситуация и осенью 1941 года, и тем более летом 1942 года существенно отличалась от ситуации в 1925-м или в 1935 году.
При всем уважении авторов данной книги к личности и деятельности П.А. Судоплатова никакого отношения к системе подготовки органов госбезопасности к партизанской войне в период 1920–1930-х гг. как внутри СССР, так и за его пределами он не имел. Но его утверждение, что диверсионная работа в случае осложнения обстановки планировалась не на нашей территории, а в Польше, Румынии и Прибалтике, абсолютно правильно. Подчеркнем, именно диверсионная работа. Но кроме нее при нападении на Советский Союз планировалось развернуть и партизанскую войну, которая по своим задачам значительно шире чисто диверсионных операций. И вот эту партизанскую войну предполагалось вести на территории СССР, в том числе с участием армейский частей, оставшихся на оккупированных землях. Кстати, вести ее предполагалось вне зависимости от наличия или отсутствия укрепленных районов.
А теперь о главном. Авторы внимательно изучили карту 1930-х гг. всей западной границы СССР и приграничных районов Финляндии, Прибалтики, Польши и Румынии, на которой были обозначены основные стратегические объекты, подлежавшие ударам диверсантов. В подавляющем большинстве диверсанты были не граждане СССР, а коминтерновцы из европейских стран. И если в 100–150-километровой приграничной зоне иностранных государств (т.е. в оперативном тылу вероятного противника) эти боевые группы находились в подчинении диверсионного спецотдела РУ РККА, то в более глубоком тылу диверсии должны были осуществляться боевиками СГОН ГУГБ под руководством Я.И. Серебрянского и аналогичных (еще более засекреченных) боевых групп компартий европейских стран. Но, к великому сожалению, на 22 июня 1941 года Яков Серебрянский числился в списке арестованных «врагов народа, пробравшихся в советскую разведку». Судьба членов большинства партийных спецгрупп была не менее трагичной.
Исходя из вышесказанного, мы считаем версию Ю.Г. Веремеева ошибочной. Наша точка зрения на причины ликвидации партизанско-диверсионной системы обороны СССР изложена в предыдущей главе. Вернемся, однако, в 1941 год …
26–27 июня был отдан приказ НКВД о формировании войск Особой группы при наркоме внутренних дел СССР для выполнения специальных заданий в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. К этому времени гитлеровские войска уже взяли столицу советской Белоруссии, а вожди советского государства, потрясенные вероломством Гитлера и мощью удара подвижных соединений Германии, находились в растерянности. Они не могли объяснить своему народу, что произошло «с непобедимой и легендарной Красной армией».
П.А. Судоплатов и его коллеги были вынуждены, что говорится, «с колес» предпринимать быстрые и энергичные меры в борьбе с захватчиками.
272
Веремеев Ю.Г. «„Линия Сталина“ и подготовка партизанской войны». // http://army.armor.kiev.ua/hist/linia-stalina.php
273
Судоплатов П.А. Победа в тайной войне. – С. 242–243.