Страница 89 из 109
Иссерсон считал, что мобилизация и сосредоточение войск вероятного противника будут осуществляться постепенно и скрытно:
«Нужно, чтобы эффект неожиданности был настолько ошеломляющим, чтобы противник был лишен материальной возможности организовать свою оборону… Иными словами, вступление в войну должно приобрести характер оглушительного подавляющего удара. <…> В тех или иных размерах о сосредоточении становится известно. Однако от угрозы войны до вступления в войну всегда остается еще шаг. Он порождает сомнение, подготовляется ли действительное военное выступление или это только угроза. И пока одна сторона остается в этом сомнении, другая, твердо решившаяся на выступление, продолжает сосредоточение, пока наконец на границе не оказывается развернутой огромная вооруженная сила. После этого остается только дать сигнал, и война сразу разражается в своем полном масштабе»[258].
На совещании высшего командного состава РККА в Москве 23–31 декабря 1940 года книга Иссерсона была подвергнута критике, а сам он понижен в звании до полковника и уволен из армии. 10 июня 1941 года его арестовали, и он получил 10 лет лагерей и 5 лет поражения в правах.
В прижизненных мемуарах маршал Г.К. Жуков написал:
«Внезапный переход в наступление… сразу всеми имеющимися и притом заранее развернутыми на важнейших стратегических направлениях силами… нами не был предусмотрен. Ни нарком, ни я, ни мои предшественники – Б.М. Шапошников, К.А. Мерецков – и руководящий состав Генерального штаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день мощными компактными группировками на всех стратегических направлениях с целью нанесения сокрушительных рассекающих ударов…»[259].
Для координации деятельности органов разведки и контрразведки в русской кампании в июне 1941 года Абвер создает специальный орган, получивший название Штаб «Валли». Штаб, размещенный под Варшавой в местечке Сулеювек, возглавил майор Баум. Штабу подчинялись абверкоманды, приданные группам армий «Север», «Центр» и «Юг». В подчинении каждой абверкоманды имелось от трех до восьми абвергрупп. Расчет был на блицкриг, но этот расчет оправдался только частично.
Накануне вторжения в СССР Иностранный отдел Абвера осуществлял массированную вербовку агентов в среде армянских («Дашнакцутюн»), азербайджанских («Муссават») и грузинских («Шамиль») политэмигрантов.
К началу июня 1941 года Абвер перебросил к границам Советского Союза и расположил на важнейших направлениях следующие диверсионные подразделения из состава полка «Бранденбург 800»:
1-й батальон – в районе Перемышля; два взвода из 1-го батальона – в районе Сувалки; 8-я рота 2-го батальона – на северо-западной границе Восточной Пруссии; 9-я рота 3-го батальона – в составе ударной группировки группы армий «Центр»; 15-я легкая рота 4-го батальона – в районе Рованиеми в составе армии «Норвегия».
7 июня 1941 года батальон «Роланд» прибыл из Вены в город Кимполунг в Румынии и был включен в состав 11-й немецкой армии.
18 июня батальон «Нахтигаль», передислоцированный к границе в районе Перемышля, поступил в подчинение командира 1-го батальона полка «Бранденбург 800».
В составе НКГБ специальное разведывательно-диверсионное подразделение, вновь получившее название Особая группа, начало воссоздаваться только 17 июня 1941 года по личному распоряжению Л.П. Берии. Этому предшествовала встреча Меркулова и Фитина со Сталиным.
Нынешнему поколению, живущему в условиях постоянного оболванивания средствами массовой информации, трудно понять позицию высшего военно-политического руководства СССР в предвоенный период. Об этом времени с высоты прожитых лет беспристрастно и со знанием дела рассказывают руководители внешней разведки Советского Союза.
«16 июня 1941 года, – вспоминает П.М. Фитин, – из нашей берлинской резидентуры пришло срочное сообщение о том, что Гитлер принял окончательное решение напасть на СССР 22 июня 1941 года. Эти данные тотчас были доложены в соответствующие инстанции.
Поздно ночью с 16 на 17 июня меня вызвал нарком и сказал, что в час дня его и меня приглашает к себе И.В. Сталин. Многое пришлось в ту ночь и утром 17 июня передумать. Однако была уверенность, что этот вызов связан с информацией нашей берлинской резидентуры, которую он получил. Я не сомневался в правдивости поступившего донесения, так как хорошо знал человека, сообщившего нам об этом. <… >
Несмотря на нашу осведомленность и твердое намерение отстаивать свою точку зрения на материалы, полученные Управлением, мы еще пребывали в состоянии определенной возбужденности.
Это был вождь партии и страны с непререкаемым авторитетом. А ведь могло случиться и так, что Сталину что-то не понравится или в чем-то он усмотрит промах с нашей стороны, и тогда любой из нас может оказаться в весьма незавидном положении. <… >
С такими мыслями мы вместе с наркомом в час дня прибыли в приемную Сталина в Кремле. После доклада помощника о нашем приходе нас пригласили в кабинет. Сталин поздоровался кивком головы, но сесть не предложил, да и сам за все время разговора не садился. <…>
Подойдя к большому столу, который находился слева от входа и на котором стопками лежали многочисленные сообщения и докладные записки, а на одной из них сверху был наш документ. И.В. Сталин, не поднимая головы, сказал:
– Прочитал ваше донесение… Выходит, Германия собирается напасть на Советский Союз?
Мы молчим. Ведь всего три дня назад – 14 июня – газеты опубликовали заявление ТАСС, в котором говорилось, что Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского Пакта о ненападении, как и Советский Союз.
И.В. Сталин продолжал расхаживать по кабинету, изредка попыхивал трубкой. Наконец, остановившись перед нами, он спросил:
– Что за человек, сообщивший эти сведения?
Мы были готовы к ответу на этот вопрос, и я дал подробную характеристику нашему источнику. В частности, сказал, что он немец, близок нам идеологически, вместе с другими патриотами готов всячески содействовать борьбе с фашизмом. Работает в Министерстве воздушного флота и очень осведомлен. Как только ему стал известен срок нападения Германии на Советский Союз, он вызвал на внеочередную встречу нашего разведчика, у которого состоял на связи, и передал настоящее сообщение. У нас нет оснований сомневаться в правдоподобности его информации.
После окончания моего доклада вновь наступала длительная пауза. Сталин, подойдя к своему рабочему столу и повернувшись к нам, произнес:
– Дезинформация! Можете быть свободны.
Мы ушли встревоженные. Многое пришлось передумать, напряженное состояние не покидало ни на минуту. А вдруг наш агент ошибся? А ведь я от имени Управления внешней разведки заверил И.В. Сталина в том, что информация не вызывает сомнений»[260].
«В тот день, когда Фитин вернулся из Кремля, – вспоминает П.А. Судоплатов, – Берия, вызвав меня к себе, отдал приказ об организации Особой группы из числа сотрудников разведки в его непосредственном подчинении. Она должна была осуществлять разведывательно-диверсионные акции в случае войны. В данный момент нашим первым заданием было создание ударной группы из числа опытных диверсантов, способных противостоять любой попытке использовать провокационные инциденты на границе как предлог для начала войны. Берия подчеркнул, что наша задача – не дать немецким провокаторам возможности провести акции, подобные той, что была организована против Польши в 1939 году, когда они захватили радиостанцию в Гляйвице на территории Германии. <…>
Я немедленно предложил, чтобы Эйтингон был назначен моим заместителем. Берия согласился, и в канун войны мы стали искать людей, способных составить костяк специальной группы, которую можно было бы перебрасывать по воздуху в районы конфликта на наших европейских и дальневосточных границах. Военный опыт Эйтингона был значительно больше моего, и поэтому в этом вопросе я в значительной степени полагался на его оценки – именно он выступал связующим звеном между нашей группой и военным командованием. Вместе с ним мы составляли планы уничтожения складов с горючим, снабжавших немецкие моторизованные танковые части, которые уже начали сосредоточиваться у наших границ.
258
Иссерсон Г.С. Новые формы борьбы. – М., 1940. – С. 29–30.
259
Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. – М., 1969. – С. 263.
260
Цит. по: Очерки истории российской внешней разведки: в 6 т. / Т. 4: 1941–1945 годы. – М., 2003. – С. 18–21.