Страница 9 из 70
Двумя годами позже произошла трагедия в Испании. Гитлер швырнул свои войска на подмогу режиму Франко, а премьер социалистического правительства Франции Леон Блюм был втянут в лицемерную игру «невмешательства», обрекшую Испанскую республику на гибель. Было совершенно очевидно, что Сталин слишком поздно и нерешительно пришел на помощь зажатой в кольцо блокады республике, причем эта помощь была к тому же явно недостаточна. Я все еще продолжал считать, что, выбрав из двух зол меньшее, я воюю за правое дело.
Но вскоре ситуация круто изменилась. Сталин, как я понял, вслед за своей запоздалой помощью вонзил нож в спину законного правительства. Я увидел, что чистка в Москве приняла чудовищные размеры, уничтожив значительную часть большевистской партии. Такая же чистка произошла в Испании. Служа в разведке, я мог наблюдать тогда же, как Сталин протянул руку для тайного сотрудничества с Гитлером. Заискивая перед нацистским лидером, Сталин уничтожал видных командиров Красной Армии, таких, как Тухачевский и другие военачальники, с которыми я работал многие годы для обороны Советского Союза и защиты социализма.
Тогда-то я получил от Сталина свое последнее задание, как и все ответственные работники ОГПУ, пожелавшие избежать расстрела. От меня требовалось доказать свою лояльность тем, что я должен был доставить ему на расправу своего товарища. Я отказался это сделать, решив, что больше работать на Сталина не буду. Пришло время трезво смотреть на все, что творилось вокруг. Не задумываясь над тем, существует ли какое-либо иное решение мировых проблем, я пришел к сознанию того, что продолжаю работать на деспота тоталитарного режима, который отличается от Гитлера только социалистической фразеологией, доставшейся ему от его марксистского прошлого, о приверженности которому он так лицемерно заявлял.
Со службой режиму Сталина у меня было покончено, и я стал открыто рассказывать о нем. Это началось осенью 1937 года, когда Сталину все еще удавалось обмануть общественное мнение и государственных деятелей Америки и Европы своим лицемерным осуждением акций Гитлера. Несмотря на советы моих доброжелателей не делать этого, я решил нарушить молчание. Я говорю от имени миллионов мертвых, погибших по вине Сталина в результате насильственной коллективизации и искусственно созданного голода, от имени живых, влачащих существование на каторгах и в лагерях, от имени сотен тысяч моих товарищей по партии, томящихся в тюрьмах, и многих тысяч расстрелянных. Последний предательский акт сталинской политики — его пакт с Гитлером — убедил широкую общественность отказаться от безрассудного потакания Сталину, игнорирования фактов его чудовищных преступлений, надежды на него как на орудие защиты демократии.
Теперь, когда Сталин открыл свои подлинные карты, пришло время заговорить тем, кто молчал по своей близорукости или из стратегических соображений. Так поступили уже несколько человек. Бывший посол республиканского правительства Испании во Франции Луис де Аракистэн участвовал в разоблачении характера сталинской «помощи» Испанской республике. Об этом же писал бывший премьер республиканского правительства Ларго Кабальеро.
Есть и другие люди, которые обязаны поднять свой голос. Один из них — Ромен Роллан. Поддержку, которую этот знаменитый писатель оказал тоталитаризму, замалчивая ужасы сталинской диктатуры, трудно переоценить. В течение многих лет Роллан вел переписку с Максимом Горьким. Горький, бывший одно время в дружеских отношениях со Сталиным и даже пытавшийся смягчать его поступки, несомненно сыграл определенную роль в вовлечении Роллана в лагерь «попутчиков». Последние месяцы своей жизни Горький стал в буквальном смысле пленником Сталина. Он отказал Горькому в поездке за границу на лечение. Переписка Горького просматривалась, а его письма к Ромену Роллану по специальному приказу направлялись Стецкому, бывшему тогда начальником секретариата Сталина, и оседали в архиве Сталина. Роллан, обеспокоенный молчанием друга, написал другому своему знакомому, помощнику режиссера МХАТа с просьбой разузнать, в чем дело. В ходе последнего московского процесса над «врагами народа» миру было объявлено о том, что Горький, остававшийся якобы другом Сталина, был отравлен Ягодой. В то время как шел этот процесс, в интервью писателю Борису Суварину, опубликованном в газете «Флеш», я объяснил Ромену Роллану, почему его письма не доставлялись адресату. Я попросил тогда Роллана сделать заявление о том, что его письма Максиму Горькому перехватывались Сталиным. Но он продолжал молчать. Заговорит ли он теперь, когда Сталин вступил в сговор с Гитлером?
У Эдуарда Бенеша, бывшего президента Чехословакии, тоже есть свои счеты к Сталину. Дело в том, что, когда в 1937 году были расстреляны Тухачевский и крупные военачальники Красной Армии, Европа была настолько возмущена, что Сталину пришлось искать каналы, через которые он мог бы убедить европейские демократические правительства в том, что победитель Деникина и Колчака — нацистский шпион. По указке Сталина в ОГПУ в сотрудничестве с Управлением разведки Красной Армии было состряпано досье, которое должно было бы свидетельствовать против этих высших командиров Красной Армии, для передачи его правительству Чехословакии. Эдуард Бенеш, видимо, счел, что он не вправе проверять эти свидетельства, учитывая возможную помощь Сталина Чехословакии.
Пусть теперь Бенеш припомнит это дело, пересмотрит свое отношение к характеру «свидетельств», изготовленных специалистами из ОГПУ, и решит, имеет ли он право продолжать молчать.
Теперь, когда стало до боли ясно, что хуже способа бороться с Гитлером, чем замалчивание преступлений Сталина, нет, все те, кто впали в подобную ошибку, должны нарушить молчание. Из опыта последних трагических лет следует извлечь урок, что наступление тоталитарного варварства нельзя остановить путем стратегического отступления на позиции полуправды и фальши. Конечно, нельзя диктовать цивилизованной Европе, как ей защищать честь и достоинство человека, но я все же надеюсь, что все те, кто не хочет принять сторону Сталина и Гитлера, согласятся, что главным их оружием должна быть правда, а такие вещи, как убийство, должны быть названы своими именами.
Октябрь 1939 г.
Нью-Йорк
I. Сталин заигрывает с Гитлером
В ночь на 30 июня 1934 года, когда Гитлер устроил свою первую кровавую чистку, как раз в самый разгар ее, Сталин созвал в Кремле внеочередное заседание Политбюро. Еще до того как мир узнал о гитлеровской расправе, Сталин уже принял решение, каким будет его следующий шаг в отношении к нацистскому режиму.
Я работал тогда в Разведуправлении Генштаба Красной Армии в Москве. Мы знали, что в Германии вот-вот должен разразиться кризис. Все секретные сообщения, которые поступали к нам оттуда, подготовили нас к любой неожиданности. Как только Гитлер приступил к чистке, мы стали получать из Германии экстренные сообщения.
В ту ночь я со своими сотрудниками лихорадочно готовил сводку сообщений для наркома обороны Ворошилова. Среди тех, кого вызвали на заседание Политбюро, был и мой начальник генерал Берзин, нарком по иностранным делам Максим Литвинов, Карл Радек, в то время заведующий Информбюро при ЦК ВКП(б), и А. X. Артузов, начальник Иностранного отдела ОГПУ.
Внеочередное заседание Политбюро было созвано с целью рассмотрения возможных последствий гитлеровской чистки для нынешнего режима в Германии и ее влияния на советскую внешнюю политику. Согласно секретной информации, которой мы располагали, чистка затронула два крайних крыла оппозиции Гитлеру. Существовала группа во главе с капитаном Ремом, состоящая из радикалов нацистской партии, недовольных умеренностью политики Гитлера. Они мечтали о «второй революции». Во вторую группу входили офицеры германской армии, возглавляемые генералами Шлейхером и Бредовом. Последние рассчитывали на реставрацию монархии. Обе группы вошли в контакт друг с другом с целью свержения Гитлера, причем каждая из них рассчитывала на свою победу в случае успеха задуманного. Спецдонесения из Германии, однако, сообщали о том, что военные гарнизоны в центральных областях и основной состав офицерского корпуса оставались верными Гитлеру.