Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 30 из 70

Тем временем Артур Сташевский прилагал все усилия к тому, чтобы сосредоточить в руках советских представителей все бразды контроля над финансами республики. Ему нравились Испания и испанцы. Он был увлечен своей деятельностью, ему казалось, что он переживает заново опыт своей работы в революционной России двадцать лет назад. В лице Хуана Негрина, министра финансов мадридского кабинета, он нашел добровольного сотрудника в осуществлении своих финансовых планов. Мадриду было практически невозможно легально покупать оружие на мировых рынках этого товара. Республика депонировала часть своего золотого запаса в парижские банки, надеясь импортировать военное снаряжение из Франции. Но здесь возникла непреодолимая трудность: французские банки отказались выдавать золото по той причине, что Франко угрожал в случае победы предъявить им иск. Но иски такого рода не смущали далеко отстоящий от Испании Кремль, в случае если золото окажется в его руках. Сташевский предложил отвезти испанское золото в Россию и поставить Мадриду в обмен оружие и снаряжение. Через Негрина он добился заключения этой сделки с правительством Кабальеро.

Каким-то образом слухи о сделке проникли за границу. В зарубежной печати раздались обвинения в том, что из-за Кабальеро часть золотого запаса страны досталась в заклад Советам. 3 декабря, когда транспортировка золота налаживалась, Москва официально опровергла, что подобная сделка заключена, подобно тому как она постоянно опровергала советское вмешательство в Испании. В нашей среде Сташевского тогда в шутку называли «богатейшим человеком в мире» за то, что ему удалось взять в руки контроль над испанской казной.

Из моих бесед со Сташевским в Барселоне в ноябре со всей ясностью выступало, какие ближайшие шаги в Испании предпримет Сталин. Сташевский не делал секрета из того, что главой мадридского правительства скоро будет Хуан Негрин. Хотя Кабальеро еще повсеместно считался фаворитом Кремля, Сташевский уже остановил выбор его преемника на Негрине.

Кабальеро был по существу чистой воды радикал, идеалист-революционер. К тому же он не одобрял действий ОГПУ, которые под руководством Орлова начинали сводиться в Испании, как и в России, к беспощадной чистке диссидентов, независимых и антисталинистов. Компартия клеймила их всех без разбора именем «троцкистов».

Что касается Хуана Негрина, то он принадлежал по всем своим свойствам к породе политиков-бюрократов. Хотя и профессор, он был деловым человеком и выглядел типичным бизнесменом. Вообще он представлял собою вполне подходящего для Сталина человека. Подобно генералу Миахе, он хорошо выглядел бы в Париже, Лондоне или Женеве. Он способен был произвести хорошее впечатление на внешний мир, продемонстрировав перед ним «солидный» и «добропорядочный» характер дела, который отстаивала Испанская республика. Женат он был на русской и к тому же, как человек практичный во всех отношениях, приветствовал чистку испанского общества от «смутьянов», «паникеров», «неконтролируемых» элементов, чья бы рука ни проводила эту чистку, пусть даже чужая рука Сталина.

Негрин, несомненно, видел единственное спасение страны в тесном сотрудничестве с Советским Союзом. Ему было ясно, что активная помощь могла поступить только с этой стороны. Он готов был идти со Сталиным как угодно далеко, жертвуя всеми другими соображениями ради получения его помощи.

Об этом говорилось во время моего пребывания в Барселоне, за шесть месяцев до падения кабинета Кабальеро. Столько времени потребовалось для осуществления этой перемены, но в конце концов она не обошлась без заговора, подстроенного ОГПУ в Барселоне. Здесь находился официальный советский посол Марсель Розенберг, но он только произносил речи и появлялся на публике, Кремль же никакого значения ему не придавал. Работу в пользу сталинских планов молчаливо и эффективно проводил Сташевский,

Начальник Иностранного отдела ОГПУ Слуцкий побывал в Барселоне вскоре после моего отъезда с целью инспектирования тайных полицейских служб, созданных в Испании по русскому образцу. Это был момент разгула активности ОГПУ на всей территории, контролируемой законным испанским правительством, но центром сосредоточения его усилий стала Каталония, где группы независимых были наиболее сильны и где были даже настоящие троцкисты со своим партийным штабом.



— У них имеются неплохие данные, — говорил мне Слуцкий, когда он через несколько недель вернулся в Париж, — но не хватает опыта. Мы не позволим превратить Испанию в площадку для сбора всяких антисоветских элементов, слетающихся туда со всего света. По сути дела, теперь ведь это наша Испания, часть советского фронта. Мы должны его укрепить. Кто знает, сколько там шпионов среди этих добровольцев? А анархисты и троцкисты, даже если они борцы-антифашисты, они все же наши враги. Это контрреволюционеры, и мы должны их выкорчевывать.

ОГПУ поработало блестяще. Уже в декабре 1936 года террор свирепствовал в Мадриде, Барселоне и Валенсии, были созданы специальные тюрьмы ОГПУ, его агенты убивали и похищали людей, вся эта сеть функционировала совершенно независимо от законного правительства. Его министерство юстиции не имело никакой власти над ОГПУ, превратившимся в государство в государстве. Перед его могуществом трепетали высшие представители правительства Кабальеро. Советский Союз, казалось, захватил в свои руки такую власть над законным испанским режимом, как если бы эта страна находилась в полном советском владении.

Ларго Кабальеро опубликовал 16 декабря свой известный вызов Франко: «Мадрид не падет! Теперь мы обладаем необходимыми средствами борьбы в виде оружия и военного снаряжения». А на следующий день рупор Сталина в Москве, газета «Правда», провозгласила, что чистка в Каталонии «будет проводиться с той же энергией, с какой она проводится в Советском Союзе».

Героическая защита Мадрида достигла драматической точки. Авиационные эскадрильи Франко уничтожали город с воздуха, его войска достигли пригородов. Но у законного правительства теперь были бомбардировщики и пилоты, танки и артиллерия. Советская военная помощь подоспела вовремя для спасения Мадрида. Гене- рал Берзин с его штабом втайне руководил с опротивлением, которое официально велось под командованием генерала Миахи, тогда как коминтерновский генерал Клебер был символом его героики. Подвиги Интернациональной бригады и помощь оружием, поступавшая из Советского Союза, содействовали росту рядов Испанской компартии; в январе 1937 года в ней числилось более 200 тысяч членов. Спасение Мадрида высоко подняло советский престиж.

В то же время это событие обозначило окончание первой фазы вмешательства Сталина в гражданскую войну. Началась новая фаза — мрачная работа всерьез по сталинизации Испании. Возложена она была на ОГПУ, Коминтерн был оттеснен на задний план. 4 февраля 1937 года Клебер был снят с поста командующего Интернациональной бригадой. Официально сообщалось, что коминтерновский генерал отправлен в Малагу для организации местной республиканской обороны. Больше о нем никто никогда ничего не услышал.

Позднее, через несколько недель, уже будучи в Москве, я узнал, что исчезновение Клебера связано с чисткой в Красной Армии, массовыми арестами среди ее офицерского состава. Многие из товарищей Клебера пали как «заговорщики» под пулями сталинских экзекуционных взводов. Случайно я встретил в те дни брата Клебера, отозванного в апреле из-за границы. Несколько дней спустя он был арестован ОГПУ.

Исчезновение Клебера, знаменитого генерала-коминтерновца, в пучине великой чистки означало, что он принадлежал к числу тех, кто больше не был нужен Сталину и кто знал слишком много. Сталин считал, что Коминтерн в Испании свою задачу выполнил. Берзин и Сташевский прочно удерживали в своих руках правительство республиканцев. Исчезновение Клебера не вызвало никаких возражений тех, кто так долго прославлял его в различных странах мира. Его искусственная слава умерла вместе с ним. К его товарищу генералу Лукачу судьба отнеслась благосклоннее. Это был венгерский писатель-коммунист, подлинное его имя — Мате Залка. Расправа его миновала, он погиб смертью храбрых на испанском фронте.