Страница 22 из 70
Еще до того как Коминтерн официально начал осуществлять свою тактику создания Народного фронта, ОМС стал работать над созданием новой, более совершенной формы пропаганды. Москва сочла, что старая лозунговая форма более не соответствует целям пропаганды. В лице Вилли Мюнценберга, некогда видного деятеля Германской компартии и депутата рейхстага, ОМС нашел человека, сумевшего организовать новое издание под эгидой Народного фронта. ОМС снабдил Мюнценберга деньгами для открытия издательского дела. Он стал выпускать яркие иллюстрированные газеты и журналы, якобы не имеющие прямого отношения к Советскому Союзу, но сочувствующие ему. Впоследствии Мюнценберг занялся и кинобизнесом, основав концерн, известный под названием «Прометей». Дело было очень умело организовано и вскоре распространилось на Скандинавию. С приходом Гитлера к власти Мюнценберг перевел его в Париж и Прагу.
Когда во время чистки очередь дошла до Мюнценберга, он оказался не так-то прост. Он отклонил приглашение «посетить» Москву. Председатель Коминтерна Димитров писал ему письма с заверениями в том, что он крайне нужен здесь, в Москве, что ему хотят дать новое поручение. Мюнценберг не клюнул ни на одно из этих заверений. Тогда ОГПУ направило к нему своего агента Белецкого с целью убедить его, что ему нечего бояться.
— Кто решает вашу судьбу, — спорил с ним Белецкий, — Димитров или ОГПУ? А я знаю, что Ежов на вашей стороне.
Мюнценберг не пошел в западню и все лето и осень 1937 года укрывался в надежном месте, опасаясь более сильных методов убеждения. Он передал дела чешскому коммунисту Шмералю. Германская компартия исключила его из своих рядов как «врага народа». Мюнценберг и сейчас проживает в Париже. Но он никогда не выступал открыто против Сталина.
После VII конгресса Коминтерна, состоявшегося в 1935 году, издания Мюнценберга стали образцом для подражания во всей Европе и США. В Париже Коминтерн стал издавать даже вечернюю газету. Но за последние три-четыре года все больше и больше денег уходило на открытие новых «независимых» газет и организаций Народного фронта в США. Поскольку Москва постоянно действовала под прикрытием создания системы коллективной безопасности и антигитлеризма, американское общественное мнение стало подлинным рупором для пропагандистских кампаний Москвы. Ее заботили теперь не поиски новых «кадров» среди американских трудящихся, а задача убедить правительство Нового Курса, влиятельные деловые круги, профсоюзных боссов и журналистов, что Россия идет во главе сил «мира и демократии».
Кампания по созданию Народного фронта достигла своего апогея, а режим в Советском Союзе приближался к тоталитарному, и чистка становилась определяющим фактором советского образа жизни. Больше, чем когда-либо, становилось ясным, что Коминтерн по своей сущности пособник ОГПУ.
У Коминтерна была своя собственная Контрольная комиссия, построенная по образцу Комитета партийного контроля, в задачи которой входило следить за политическими настроениями своих членов. По мере того как власть Сталина приобретала все более единоличный характер и обострялась фракционная борьба в партии, международный шпионаж становился основной деятельностью этого органа. Комитет партийного контроля выбрасывал из партии всех, кто не был уверен в правоте Сталина. Контрольная комиссия Коминтерна следовала этому примеру в международном масштабе.
Надо сказать, что Контрольная комиссия не была, однако, самым жестоким инструментом сталинской инквизиции. В помощь ей был создан один инструмент — орган под невинным названием Отдел кадров. Это теперь рука ОГПУ в Коминтерне. Долгие годы его возглавлял Краевский, польский коммунист, давний друг Дзержинского, много лет проработавший как агент Коминтерна в Латинской Америке. Краевский внедрял своих агентов во все компартии и довел систему межпартийного шпионажа до современного уровня высочайшей эффективности.
Раз в десять дней начальник Отдела кадров встречается с начальником соответствующего отдела ОГПУ и вручает ему материал, собранный его агентами. ОГПУ использует эти данные по своему разумению. Сейчас этот полицейский орган в Коминтерне делает все, чтобы добраться до истоков малейшего намека на оппозицию к Сталину. Особенно бдительно он следит за любой нитью, ведущей от зарубежных коммунистов к потенциальной оппозиции внутри партии большевиков.
Один из самых неприглядных видов деятельности этого отдела состоит в том, чтобы всеми силами заманить в Москву деятелей зарубежных компартий, подозреваемых в нелояльности к Сталину. Какой-нибудь член компартии, считающий, что он находится в прекрасных отношениях с Коминтерном, получает известие от Исполкома, что его ждут в Москве. Польщенный вниманием к своей особе, он спешит в столицу Коминтерна. По прибытии в Москву его хватают в ОГПУ, и он навсегда исчезает из виду. Часто подобные пропажи приписывают Отделу кадров, который нередко получает не столько ложную, сколько злонамеренную «информацию» о том, что тот или иной коммунист идет не в ногу со сталинской линией. Возможно, никогда не удастся установить, сколько зарубежных коммунистов заманили и уничтожили таким образом.
Москва пользуется также и более утонченными методами сношения с лидерами зарубежных компартий, попавшими в немилость. Прежде чем убрать со сцены какого-нибудь политического деятеля, престиж которого в среде его единомышленников достаточно высок, его репутацию стараются подорвать. Его компрометируют в глазах коммунистов в его собственной стране. Когда это сделано, то с ним немедленно расправляются.
Процесс компрометации хорошо известен. Первым делом его убирают со своего поста в своей собственной стране. Прибыв в Москву по вызову, он должен выбрать между послушанием и немедленным исключением. Ему нельзя отказаться и в то же время остаться в рядах партии. Но если он занимает очень видное положение, то не так-то легко сделать его простым подручным. В кабинетах Коминтерна он узнает, что ему поручена важная миссия в Китае, на Ближнем Востоке или в Латинской Америке. Это означает начало его ухода со сцены. Оторванный от своей партии, в незнакомой ему среде, он мало что может сделать и возвращается в Москву, чтобы предстать пред укоризненным взором коминтерновского шефа.
— Ну что ж, товарищ, — говорит шеф, — чем ты можешь оправдать шесть месяцев своего пребывания в Бразилии и израсходованные шесть тысяч фунтов стерлингов?
Никакие отговорки не принимаются в расчет. Известный аргумент и бесспорный факт, приводимый в оправдание, что рабочий класс Бразилии еще не достиг достаточного уровня политической зрелости для усвоения пролетарского учения, не производит никакого впечатления. Узнав об этом, его товарищи по партии дома, если они еще не окончательно забыли его, смотрят на него иными глазами. Вот ведь, Коминтерн послал его в Бразилию, а он не оправдал доверия.
Следующий шаг логично вытекает из сказанного выше.
Ему теперь предоставлено место в одном из тысяч советских учреждений. Он становится советским служащим, получающим зарплату от властей, и его политическая карьера окончена. С этого момента, если у него есть характер, главной его задачей становится как можно скорей выбраться из Советского Союза, добраться до родины н оборвать все связи с Советской Россией и с Коминтерном. Это не всегда и не всем удается. Один из самых трагических случаев такого рода произошел с моим другом Станиславом Губерманном, братом всемирно известного скрипача. Стах Губер, как называли его в нашем кругу, вступил в польское революционное движение во время первой мировой войны. Наряду с Мюнценбергом он считался одним из основателей польского комсомола. Он проявил себя как бесстрашный партиец-подпольщик и вскоре стал одним из руководителей компартии. В Польше он отсидел не один срок в тюрьме, испытав на себе жестокие побои полицейских.
Когда Коминтерн решил сменить состав Центрального Комитета Польской компартии, Губер был вызван в Москву. Вскоре ему дали работу в одном из вновь созданных учреждений, связанных с железными дорогами. Губер ничего не смыслил в этом деле. Он тщетно пытался настаивать на своем возвращении в Польшу на прежнюю работу. Его стали перебрасывать с места на место, давая ему возможность изучить различные аспекты советской бюрократии, но в Польшу, к своим товарищам он так и не вернулся.