Страница 12 из 70
Литвинов отправился в поездку по европейским столицам под предлогом защиты интересов так называемого пакта Локарно, призванного обеспечить — с общего согласия всех заинтересованных стран — неприкосновенность существующих границ государств Восточной Европы. Он прибыл в Женеву. Его поездка породила массу слухов о готовящемся франко-русском сближении как следствии публикаций радековских статей. В то же самое время Сталин упрямо продолжал утверждать на заседаниях Политбюро: «И все же мы должны идти вместе с Германией».
13 июня 1934 года Литвинов сделал остановку в Берлине для совещания с бароном Константином фон Нейратом, тогдашним министром иностранных дел гитлеровского правительства. Литвинов предложил Германии присоединиться к выдвинутому им Восточноевропейскому пакту. Нейрат твердо отклонил приглашение, туманно объяснив это тем, что подобная договоренность увековечила бы Версальскую систему. Когда Литвинов намекнул, что Москва может подкрепить свои договоры с другими странами путем военных союзов, Нейрат ответил, что Германия не боится риска очутиться в подобном окружении.
На следующий день, 14 июня, Гитлер встретился с Муссолини в Венеции на обеде.
Последний резкий отпор Берлина не обескуражил Сталина. Через советских внешнеторговых представителей ему до сих пор удавалось убедить влиятельные германские круги в искренности своих стремлений найти взаимопонимание с Гитлером, давая им понять, что Москва и впредь будет предоставлять концессии Германии.
В то же время Сталин сделал попытку вынудить Польшу сформулировать свою политику в ущерб Германии. Никто не мог знать тогда, какой путь изберет Польша, и для решения этой проблемы был созван пленум Политбюро. Литвинов и Радек, а также представитель Комиссариата обороны были едины во мнении, что следует повлиять на Польшу, чтобы она действовала заодно с СССР. Единственным человеком, не согласным с этой точкой зрения, был начальник Отдела контрразведки ОГПУ Артузов. Он выразил мнение, что перспективы польско-советского союза иллюзорны. Раздраженный таким откровенным несогласием с мнением Политбюро, Сталин резко оборвал его словами: «Своими рассуждениями вы вводите Политбюро в заблуждение».
Эта реплика Сталина быстро обошла московские компетентные круги. «Дерзкого» Артузова тут же сочли человеком конченым. Последующие события подтвердили, что Артузов был прав. Польша взяла сторону Германии, и это, возможно, спасло Артузова на некоторое время. Артузов был обрусевший швейцарец, поселившийся в России в качестве учителя французского языка еще в царское время. Он участвовал в революционном движении перед первой мировой войной, а в 1917 году вступил в партию большевиков. Небольшого роста, седоволосый, с бородкой клинышком, любитель музыки, Артузов был женат на русской, его дети родились в Москве. В 1937 году он был арестован и расстрелян во время чистки.
Провал замыслов относительно Польши удвоил уверенность Сталина в необходимости продолжать заигрывание с Гитлером. Он использовал любые каналы для того, чтобы дать Берлину знать о своей готовности пойти на полюбовное соглашение. Гитлеровская кровавая чистка 30 июня немедленно подняла его в глазах Сталина. Гитлер впервые продемонстрировал Кремлю, что он сосредоточил власть в своих руках, что он диктатор не на словах, а на деле. Если у Сталина и были какие-то сомнения насчет способности Гитлера править железной рукой, то теперь эти сомнения рассеялись. С этого момента Сталин признал в Гитлере хозяина, который способен подкрепить делом свой вызов всему миру. Этим и ничем другим объясняется решение, принятое Сталиным ночью 30 июня, — заручиться любой ценой взаимопониманием с нацистским режимом.
Спустя две недели, 15 июля, Радек в статье, опубликованной в «Известиях», сделал попытку припугнуть Берлин, говоря о цели заключения московского соглашения со странами Версальского договора. Кончил он, однако, такой противоречивой фразой:
«Не существует причин, препятствующих тому, чтобы фашистская Германия и Советская Россия нашли взаимопонимание, ведь Советский Союз и фашистская Италия являются хорошими друзьями».
Предупреждение Гитлера, переданное через Нейрата о том, что Германия не побоится альянса со странами Версальского договора, побудило Сталина предпринять новый шаг.
В то время тесные контакты между Красной Армией и рейхсвером все еще продолжали существовать. Торговля между двумя странами была весьма оживленной. Поэтому Сталин смотрел на политический курс Гитлера в отношении Советского Союза как на маневр, дававший ему возможность занять удобную дипломатическую позицию. Не желая быть обойденным с фланга, он решил в ответ предпринять собственную широкомасштабную акцию.
Литвинов снова отправился в Женеву. Там в конце ноября 1934 года он провел переговоры с Пьером Лавалем на предмет заключения предварительного двустороннего пакта о взаимопомощи между Францией и Россией, оставшегося неподписанным, чтобы к нему смогли присоединиться другие страны. Протокол был подписан 5 декабря.
Пять дней спустя Литвинов выступил со следующим заявлением:
«Советский Союз по-прежнему выражает особое желание поддерживать наилучшие всесторонние связи с Германией. Таковы же, я уверен, и намерения Франции в отношении Германии. Заключение Восточно-европейского пакта позволит создать и дать ход дальнейшему развитию таких отношений между тремя странами, а также всеми, кто подпишет этот пакт».
На этот маневр Гитлер наконец-то отреагировал. Советскому правительству были открыты большие кредиты. Сталина это необычайно вдохновило. Он понял, что Гитлером руководили финансовые интересы.
Весной 1935 года, в тот момент, когда должен был состояться визит Антони Идена, Пьера Лаваля и Эдуарда Бенеша в Москву, Сталин достиг, по его мнению, своего самого большого триумфа. Германский рейхсбанк предоставил Советскому правительству долгосрочный заем в размере 200 миллионов золотых марок.
Вечером 2 августа 1935 года Артузов, я и другие сотрудники нашего управления собрались в Иностранном отделе ОГПУ на Лубянке. Это было накануне знаменитого перелета Леваневского Москва — Сан-Франциско через Северный полюс (Перелет С. А. Леваневского состоялся 5 августа — 13 сентября 1936 г. Прим. сост.). Нам должны были подать машину, чтобы мы могли присутствовать на аэродроме во время старта Леваневского и его двух товарищей. Пока мы ждали машину и запирали в сейфы бумаги, у нас возник разговор о наших отношениях с нацистским режимом. Артузов показал нам особо секретное донесение, только что полученное им от одного из наших крупных агентов в Берлине. Это был доклад, специально подготовленный для Сталина, — существуют ли в Германии сторонники Советского Союза и насколько они сильны?
После исключительно интересного анализа внутренней экономической и политической ситуации в Германии, характеристики элементов, недовольных правительством, оценки отношений Берлина с Францией и другими державами и преобладающих настроений в окружении Гитлера наш корреспондент приходит к такому заключению:
«Все попытки умиротворить и задобрить Гитлера с советской стороны обречены на провал. Основным препятствием на пути взаимопонимания с Москвой является сам Гитлер».
Доклад произвел на всех нас глубокое впечатление. Казалось, что логика и факты, содержащиеся в нем, не подлежат сомнению. Мы гадали, как воспримет его Хозяин. Артузов заметил, что оптимизм Сталина в отношении Германии все еще непоколебим.
— Знаете, что сказал Хозяин на последнем заседании Политбюро? — спросил Артузов. И процитировал:
«Как же сможет Гитлер начать войну против нас после того, как он предоставил нам такие займы? Это невозможно. Деловые круги в Германии слишком могущественны, и они диктуют события».
В сентябре 1936 года я выехал в Западную Европу, чтобы приступить к работе на моем новом посту руководителя военной разведки. Не прошло и месяца, как я вернулся обратно в Москву. Мое поспешное возвращение домой было вызвано чрезвычайными событиями.