Страница 39 из 60
Но его не убивали, а втащили в пустое, захламленное помещение.
Метелин осветил угол ручным фонариком, усадил Рейнхельта на опрокинутый ящик.
— Кто вы? — выдавил из себя Рейнхельт.
— Комсомольцы! — ответил Метелин. — Вы можете не представляться — вас, господин гауптштурмфюрер, мы хорошо знаем как палача нашего народа.
Он испугался, но виду не показывал. «Если не прикончили сразу, значит, есть шанс, — пронеслось у него в голове. — Дурак, ведь предупреждали меня: без охраны — ни шагу».
В это время Николай Лунин втащил труп шофера, бросил к ногам гауптштурмфюрера.
— Сам на смерть напросился, — сказал он, — орать вздумал. — И обратился к Рейнхельту: — Надеюсь, господин гауптштурмфюрер окажется более благоразумным, не последует за своим водителем? — Повернувшись к Метелину, добавил: — Докладываю: автомобиль укрыт в развалинах.
— Меня не запугаете, не из робких! — глуша дрожь в голосе, проговорил Рейнхельт. — За нахальство дорого заплатите: я уничтожу вас. Но если добровольно сложите оружие, я сохраню вам жизнь.
— Подумайте лучше о своей жизни, — напомнил Костя Трубников.
— Подожди, — Метелин остановил Трубникова. — У нас к вам деловое предложение. Вы держите в овощном подвале заложников.
— Да, — ответил Рейнхельт, — они будут расстреляны.
— Но они не виновны. Док взорвали мы: я и вот он, — Метелин указал на Трубникова.
— Я освобожу арестованных, если их место займете вы.
— Мы решили повременить, — проговорил Костя. — Не все сделали: вы еще топчете нашу землю. Причина, как видите, весьма уважительная.
Метелин добавил:
— Так вот, за вашу жизнь мы требуем немного: немедленно освободите заложников или… Сами понимаете: нам терять нечего.
Рейнхельт долго раздумывал.
— Хорошо, — согласился он. — У меня нет выбора. Ваша взяла.
— С умным человеком приятно иметь дело, — польстил ему Семен. — Для верности сделку нашу скрепим документом, — и подсунул дощечку, лист бумаги, ручку. — Пишите точно, что продиктую. Итак, начали: «Я, гауптштурмфюрер Энно Рейнхельт, настоящим подтверждаю, что при личной встрече с комсомольцами-партизанами пришел с ними к обоюдовыгодному соглашению:
1. Я, Энно Рейнхельт, обязуюсь сегодня же ночью освободить невинных заложников и впредь их не преследовать, за что комсомольцы-подпольщики даруют мне жизнь».
Рейнхельт вскочил:
— Вы с ума сошли? Не буду, ни за что не буду такое писать!
Лунин схватил его за шиворот, насильно усадил на ящик, приставил пистолет к груди:
— Полегче на поворотах. А то у меня быстро загремишь в тартарары.
Трубников для подтверждения слов друга довольно чувствительно ткнул пленника в бок:
— Или пишите, что вам велят, или… Ну!
Гауптштурмфюрер медленно принялся писать то, что диктовал Метелин: «2. Мы, комсомольцы-подпольщики, через плененного нами гауптштурмфюрера заявляем Гитлеру и другим фашистским палачам: или уходите с нашей земли, или мы зароем всех вас здесь в могилу. Так и знайте!»
Рейнхельт поколебался, подумал и, приняв, видимо, какое-то решение, написал и это без сопротивления.
— А теперь, — обратился к нему Метелин, — распишитесь, укажите свое воинское звание и занимаемую должность.
Вот этого Рейнхельт не ожидал: подписать самому себе смертный приговор — никогда! Он бросился к выходу, попытался поднять тревогу. Костя стремительно перехватил его и крепко стукнул о кирпичную стенку. Гауптштурмфюрер застонал и опустился на цементный пол.
— Меня нельзя бить, я — офицер.
Эти слова прозвучали так нелепо, что ребята от души рассмеялись.
Рейнхельта подняли, снова усадили на ящик. Трубников властно встряхнул его за шиворот:
— Ну, живо!
К Рейнхельту подступили крепкие, вооруженные, зло дышащие парни. Ему ничего не оставалось делать, как повиноваться грубой физической силе: он расписался.
Метелин сел с ним рядом, проговорил:
— Успокойтесь, господин гауптштурмфюрер. Со своей стороны, и мы берем обязательства, вот они, читайте…
Каллиграфическим почерком вывел: «3. Мы, группа приазовских партизан, подтверждаем, что Энно Рейнхельт, попав к нам в плен, наложил в штаны и, спасая свою собственную шкуру, обязался освободить ни в чем не повинных людей, взятых в качестве заложников. Если он нас обманет, то сегодня ночью получит пулю в лоб, а этот документ, им подписанный, мы перешлем для сведения Гиммлеру».
— Прочитали? — спросил Метелин. — Надеюсь, догадываетесь, что Гиммлер не оставит без внимания столь важный документ. Знайте, что и ваша жизнь и благополучие вашей семьи находятся в наших руках. Кроме того, этот документ мы размножим, напечатаем отдельной листовкой, распространим среди ваших друзей, среди всех немцев. Пусть узнают, какой вы трус. От подписи вы теперь не откажетесь. Подпись подлинная.
— Да, я в ловушке.
— Мы обещаем уничтожить договор, как только заложники окажутся на свободе.
— А где гарантия?
— Хватит торговаться, Рейнхельт! — прикрикнул Метелин. — Машину водите?
— Да.
— Тем лучше. Шофер, как видите, по собственной глупости оказался непригодным к дальнейшей службе. Итак, возвращайтесь к овощехранилищу и немедленно выпустите арестованных.
— Повинуюсь, — подчеркивая иронию, ответил офицер и поспешно покинул развалины.
Из темного угла вылез Сашко с сигнальной сиреной.
Кивнув на сирену, Метелин распорядился:
— Спрячь в развалинах. К овощехранилищу незаметно сумеешь пробраться?
— Прошмыгну.
— Тогда проследи за выполнением приказа.
— Есть проследить!
Проходными дворами Сашко пробрался к сгоревшему зданию, расположенному напротив овощехранилища, превращенного в тюрьму. Вскоре из скованной железом двери стали выходить на свободу перепуганные заложники. Одного они несли на руках…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
В ГОРАХ, НА КОРДОНЕ
До кордона Юрий Маслов добрался без особых затруднений. Пропуск, выданный по всей форме, избавил его от неприятностей. С помощью Николая Лунина удалось уговорить Клаву, и она достала нужный документ, за что Юрий пообещал полицейским чинам козлиную лопатку или кабаний окорок.
Пробираясь к горе-птице, Маслов не узнавал с детства памятных мест. На северных склонах гор были найдены богатейшие кладовые нефти. Перед самой войной здесь поднялся лес вышек, в ущельях возникли островки из железных баков. В долинах пролегли трубопроводы, несшие нефть из скважины в емкости, а оттуда к берегу моря.
Теперь кругом царило мрачное запустение. Вышки валялись на земле. Замерли «качалки», некогда высасывающие из недр земли живительные для танков и самолетов соки. Покорежены трубы. Металлическими болванками забиты скважины. Вспороты животы баков. Гитлер рассчитывал заполучить так необходимые ему для войны нефть и бензин. Но нашел мертвые промыслы. Здесь действовал партизанский закон — ни капли горючего врагу.
Юрий свернул на узкую тропинку, стал подниматься вверх по склону горы. Справа сверкнула зеркальная гладь Каштанового озера. «Здесь мы условились встретиться с Ружей», — вспомнил Маслов.
Вытирая с лица пот, Юрий не сбавлял шагу. Левая рука была забинтована, ныла. Для отъезда на кордон ему нужна была причина. На второй день после взрыва в порту немцы заставили Маслова и других рабочих расчищать завалы. Разбирая остатки материального склада, Юрий обнаружил и припрятал на всякий случай шахтерскую лампочку, и она, как нельзя кстати, пригодилась. Врач Трубникова посоветовала вызвать на руке искусственный ожог: взять из лампочки электролит, смазать нужное место и смочить водой. Так Юрий и сделал. Образовался гнойный нарыв. Боли вытерпел адские, зато получил длительное освобождение от работы.
«Как-то встретит меня дядя?» — всю дорогу с тревогой гадал Юрий.
Но опасения его оказались напрасными. Угрюмый Айтек Давлетхан на этот раз на редкость гостеприимно принял племянника. Он вдовец, живет одиноко. За те годы, что Юрий не видел его, дядя не постарел, остался таким же подтянутым, жилистым. Впрок, видимо, идет жизнь в горах, в лесу.