Снова в китае

Когда в Берлине подписали антикоминтерновский пакт, в Сатбо Хамба – японском генеральном штабе – возникла идея обмениваться с немцами разведывательными данными против СССР. В Берлине ухватились за это предложение, и вскоре совместная разведывательная работа переросла в диверсионную.

Военный атташе Осима в качестве частного лица купил в Фалькензее – берлинском пригороде – большое поместье, огородил его высокой стеной, поселил там эмигрантов-белогвардейцев и вместе с ведомством безопасности Гиммлера начал готовить террористические, диверсионные группы для заброски в Советский Союз. Здесь печатали листовки, которые с помощью воздушных шаров переправляли в Советскую Россию. Диверсионное хозяйство Осима с каждым днем обрастало: в Румынии купили моторный катер, чтобы перебрасывать диверсантов и нелегальную литературу в Крым и на другие участки Черноморского побережья.

В Афганистане японские агенты начали подбивать руководителей военных штабов к враждебным действиям против Советского Союза, но диверсантов постоянно сопровождали будто бы фатальные неудачи. По каким-то неведомым для Осима причинам его людей обстреливали на советской границе, а в Кабуле японского резидента, которому удалось войти в доверие к начальнику приграничного гарнизона, вдруг выслали из Афганистана...

Сохранился дневник Гиммлера, в котором рейхсфюрер писал о своих встречах с японским военным атташе Хироси Осима. К тому времени Осима стал уже генералом.

«Сегодня я посетил генерала Осима, – писал Гиммлер. – Он сообщил мне, что вместе с германским абвером они предпринимают большую работу по разложению России через границы Кавказа и Украины. Эта организация может стать эффективной в случае войны с СССР. Осима удалось перебросить через советскую границу на Кавказе десять человек, вооруженных бомбами. Однако многие другие агенты были застрелены советскими пограничниками при переходе русской границы...»

Недаром Рихард Зорге уделял внимание фигуре японского военного атташе в Берлине, который руководил диверсионной работой против Советской страны...

В дни новогодних праздников Осима опять появился в Токио. С доктором Зорге они встретились на дипломатическом приеме, устроенном министром иностранных дел господином Арита. Собрались в отеле «Империал», но гостей съехалось так много, что все они не могли уместиться в банкетном зале. Разбрелись по всему этажу, толпились в лоби, сидели в гостиных, куда из холла вели крутые каменные ступени. В канделябрах на кирпичных, необлицованных стенах горели свечи, подсвечники стояли на столах, заставленных изысканными блюдами, и слуги вместе с напитками разносили традиционные омоти – лепешки, которые по всей Японии пекут для новогодних праздников.

В отеле «Империал» собрался цвет высшего токийского общества: дипломаты, министры, представители деловых кругов, генералы и, конечно, целый сонм журналистов. Ненадолго появился даже премьер-министр принц Коноэ. Он провел среди гостей положенное по этикету время и вскоре отбыл с приема, окруженный свитой правительственных чиновников. Атмосфера стала менее официальной, громче зазвучали голоса, оживленнее сделались споры. Среди гостей расхаживали нарядные гейши, изящные, предупредительные, с обаятельными улыбками, напудренные до фарворовой белизны.

Конечно, среди гостей были супруги Отт. Рихард стоял с фрау Хельмой. Мимо них толпами текли гости, раскланиваясь и приветствуя знакомых. Каждому было лестно зафиксировать свое присутствие на таком банкете. Степенно проследовал с супругой министр Арита. Его жена, пожилая японка, была одета в темное кимоно, расшитое золотыми узорами. Когда они удалились, Рихард шутливо сказал:

– Почему бы вам, фрау Хельма, не сделать себе платье с таким же золотым узором?

– Это зачем?

– Чтобы все знали, что вы теперь жена полномочного посла...

– Они имеют какое-то значение – узоры на платье?

– Ну конечно!.. Вот серебряная вышивка, – Зорге кивнул на проходившую японку. – Эта женщина рангом пониже, вероятно жена советника... А та – жена «просителя», она не вправе носить золото и серебро до тех пор, пока ее супруг не продвинется по иерархической лестнице...

– Боже мой! Откуда вы все это знаете, Ики?

– Ну, как же! Субординация среди японских женщин имеет не меньшее значение, чем у военных. Учтите. Впрочем, в Берлине тоже существует нечто похожее. Вас называли фрау майор, потом фрау оберет, а теперь, когда Эйген получил новое звание, вы сделались фрау генерал... К вашему черному платью определенно пошел бы золотой узор.

Хельма не успела ответить. К ним подошел Эйген Отт в сопровождении генерала Осима.

– Смотри-ка, Ики, кого я встретил! Генерал Осима.

Зорге поздоровался с ним, как со старым приятелем, – он частенько бывал в немецком посольстве, когда появлялся в Токио. Осима был в военной форме, при орденах, с аксельбантами и золотыми шевронами на рукавах. Не грудь, а витрина ювелирного магазина! Осима держался прямо, закинув голову, чтобы казаться выше, но все равно едва достигал плеча стоявшего рядом с ним Эйгена Отта. Осима свободно говорил по-немецки. Он взял с подноса омоти и протянул Зорге:

– У нас в Японии омоти дарят лучшим друзьям вместе с новогодними пожеланиями... Господин посол сказал о вас много приятных слов... Вы знаете, как у нас делают омоти? – Он начал рассказывать.

Перед праздником в каждом японском доме толкут в ступах вареный рис, толкут до тех пор, пока он не превратится в нежное клейкое тесто без единой нерастолченной рисинки. Поэтому говорят – желаю вам счастья безукоризненного, как омоти.

Военный атташе сказал, что приехал совсем ненадолго из Европы, не возражал бы встретиться в другой обстановке, чтобы поговорить. Условились о встрече в ближайшие дни. Рихард ожидал очень многого от предстоящего разговора с этим самонадеянным и, несомненно, информированным человеком. Кто другой может так хорошо знать, что происходит в Берлине?! Надо убедить Осима, что он, доктор Зорге, единомышленник японского экстремиста. Как это сделать? Случай подвернулся тут же.

Среди журналистов, стоявших у камина, Рихард увидел советского корреспондента, с которым был знаком, но держался отчужденно, как подобает истинному нацисту. Рихард прислушался – говорили об испанских событиях, которые вот уже многие месяцы были у всех на устах. Извинившись перед собеседником, Зорге подошел к своим коллегам и вступил в разговор.

– Господа, – громко, чтобы слышал Осима, воскликнул он и вызывающе взглянул на советского корреспондента, – я предлагаю выпить за советские успехи в Испании! – Рихард держал в руке недопитый бокал и казался сильно пьяным. – Не хотите? Напрасно! Германия заинтересована в танках и самолетах, которые русские посылают в Испанию. Мы превратим их в металлолом. Металл нужен фюреру и его союзникам... Не правда ли, господа? Давайте выпьем!..

Это было жестоко и дерзко, но Рихард должен был играть свою роль. Зорге опрокинул рюмку и пьяно рассмеялся.

Рассерженный советский корреспондент резко ответил:

– Это мы еще посмотрим! – Корреспондент принимал за чистую монету слова германского журналиста.

Назревала ссора, вмешался фон Урах.

– Господа! Господа! – кричал он, пытаясь перекрыть нарастающий гомон. – Господа!.. Как надоели эти политические споры!.. Давайте лучше поговорим о женщинах! Об испанках... Слышишь, Рихард, – за дам! За прекрасных испанок!

Князь поднял бокал. Веселый смех погасил страсти, но германский и советский корреспонденты после этой стычки перестали здороваться, а репутация Зорге как непреклонного нациста в немецкой колонии укрепилась. Генерал Осима тоже был свидетелем едва не вспыхнувшей ссоры.

В Токио обмен разведывательной информацией происходил через полковника Усуи, из второго отдела генерального штаба. Раз или два в неделю к нему являлся помощник германского военного атташе, подполковник Петерсдорф. Петерсдорф приходил в генштаб всегда в одно и то же время, получал информацию и возвращался в посольство. В это время Зорге случайно тоже оказывался здесь. Часто, прежде чем запереться в своем кабинете для изучения полученных материалов, Петерсдорф заходил к Зорге, чтобы поболтать, рассказать о последних новостях. С Петерсдорфом Рихард Зорге был на короткой ноге.