В праздник цветущей вишни

В зале ожидания оставалось все меньше людей, пассажиры, получив паспорта, уходили на корабль.

Канадец ждал, попыхивая сигарой, но его будто забыли. Он несколько раз подходил к окошечку, где сидел молодой пограничник, называл свою фамилию, но сотрудник контрольно-пропускного пункта, извиняясь, просил его подождать еще несколько минут.

Пароход дал два гудка, зал опустел. Мистер Файф снова подошел к окошку. Его пригласили почему-то пройти внутрь.

– Где вы получали визу на въезд в Советский Союз? – спросил дежурный, разглядывая паспорт мистера Файфа.

– В Вене, – ответил канадец, – в советском консульстве.

– Но в Вене нет советского консула с такой фамилией, – возразил дежурный.

– Я этого не знаю, в моем паспорте стоит виза.

– Ваш паспорт не в порядке, мы не можем вас выпустить.

Мистер Файф в раздумье потер рукой шею. М-да!..

Оказывается, прямая между двумя точками служит кратчайшим расстоянием только в учебнике геометрии... Положение неожиданно осложнилось. Мистер Файф попросил, чтобы ему разрешили пойти к начальнику контрольно-пропускного пункта. Когда он остался наедине с капитаном-пограничником, за окном прозвучала тройная сирена уходящего парохода.

Канадец еще раз выразил свое возмущение. Капитан развел руками:

– Я ничего не могу сделать, господин Файф, граница закрыта, пароход выходит на рейд. – И снова та же фраза: – Ваш паспорт не в порядке.

Тогда мистер Файф перешел на русский язык и сказал:

– Видите ли, товарищ капитан, моя фамилия другая, не та, что указана в паспорте. Я Клаузен, Макс Клаузен, еду по специальному заданию. Прошу вас связаться с комкором Урицким...

Капитан никак не выразил удивления. На границе бывает всякое.

– В таком случае, товарищ Клаузен, возвращайтесь в гостиницу, – сказал он. – У меня нет никаких указаний относительно вас. Ждите. Известим вас, как только получим указания из Москвы...

И снова «мистер Файф» изнывал в гостиничной духоте. Потом выяснилось: дело было совсем не в фамилии мифического советского консула в Австрии, Клаузен никогда не бывал в Вене. Пограничники обнаружили иной дефект в паспорте канадского туриста. На последней странице наклейка, на которой стояла сургучная печать, была сдвинута на какие-то доли миллиметра. Это и вызвало подозрение. Очевидно, техник, изготовлявший паспорт, не совсем точно поставил наклейку на место.

Так или иначе Максу Клаузену пришлось возвращаться обратно в Москву. Прошло уже три недели, как Рихард Зорге уехал в Японию, а радист все еще ждал, когда подготовят документы для другого маршрута.

Прошло еще около месяца, и на этот раз уже другой иностранный турист, уже другой национальности, под другим именем выехал из Ленинграда в Хельсинки. Оттуда направился в Стокгольм и через несколько дней самолетом прибыл в Амстердам. Впервые за много лет Клаузен пролетел над родными местами – над островом Нордстронт на Фризском архипелаге.

Прямо с аэродрома он зашел в бельгийское консульство за транзитной визой и, получив ее, выехал в Париж. Там он порвал свой паспорт, достал из чемодана другой, поехал в Вену, потом обратно во Францию и, запутав следы, взял билет на морской экспресс «Лафайет», уходивший из Гавра в Соединенные Штаты.

Но и на этом еще не кончились приключения недавнего тракториста. Уже в океане, рассматривая свой новый паспорт на имя Ганемана, Макс с тревогой обнаружил, что одна из страничек начала выцветать. Вместе с этой страничкой бледнел и Клаузен, в предвидении встречи с эмигрантскими властями в нью-йоркском порту.

Но все обошлось благополучно. Офицер из эмигрантского бюро небрежно взял паспорт, мельком перелистал его, посмотрел на транзитную визу.

– Сколько имеете денег? – спросил он.

– Восемьсот долларов.

– Сколько времени намерены пребыть в Штатах?

– Дня три.

– С такими деньгами можно бы погулять и подольше.

– Не могу, кончается отпуск. К сожалению, в субботу должен быть в Монреале.

– О'кей! Желаю успеха!... – Офицер поставил штамп и отдал Клаузену паспорт.

«Пронесло!» – подумал Макс и спустился по трапу. Он распорядился, чтобы его багаж доставили в ближайший отель, где он рассчитывал получить помер. Здесь уже не требовалось документов, и Клаузен назвал портье вымышленную фамилию: – Никсон. – Портье выдал ключи.

– Прошу вас, мистер Никсон!..

И в этот момент Макс услышал за спиной знакомый голос:

– Гер Ганеман?.. Как тесен мир! Вы тоже поселились в этом отеле!?

Перед Клаузеном стоял улыбающийся сосед по каюте на «Лафайете». Портье не обратил внимания на его возглас, и Клаузен поспешил отвести общительного знакомого в сторону. Нелепая опасность, мелькнувшая как молния, прошла стороной.

Какое-то время Макс затратил на восстановление старого, но уже настоящего паспорта. Моряк Клаузен явился в германское консульство, сказал, что последние месяцы работал под Нью-Йорком слесарем в мотеле, в подтверждение чего показал справку. До этого плавал на американском грузовом пароходе, ходил в Европу, в Южную Америку. Старый паспорт Макса Клаузена был испещрен самыми разными визами, штампами, печатями, на нем не было живого места. Паспорт давно был просрочен, и немецкий моряк просил консула дать ему новый, потому что он намерен поехать в Китай.

Через день в кармане Клаузена лежал новый паспорт, выданный ему на пятилетний срок. Клаузен снова сделался самим собой. Китайский консул, к которому он обратился за въездной визой в Шанхай, при нем поставил штамп с лиловыми иероглифами, и радист в тот же вечер выехал в Сан-Франциско. Он пересек весь Американский континент и на японском парохода «Тациту-мару» отплыл в Иокогаму. Кроме паспорта для выезда из Штатов требовалась справка об уплате налога. Макс предъявил и ее – документы немецкого предпринимателя, уезжавшего на Дальний Восток, были в, полном порядке.

А Рихард Зорге нетерпеливо ждал своего радиста в Токио. Каждый вторник в условленное время – от четырех до шести он сидел в ресторанчике «Фледермаус», рассеянно поглядывая на входную дверь, ожидая, что вот-вот появится плотная фигура Макса. Прошло уже три месяца с того времени, как Рихард выехал из Москвы. Он не мог себе представить, что случилось, почему Клаузен задерживается. На запросы в Центр он не получал ответа. Впрочем, на быстрый ответ Зорге и не рассчитывал – радиосвязь нарушилась, передатчик вышел из строя, и радисты – супруги Бернгардт – не могли его восстановить. Неопытных радистов Рихард отправил в Москву, а связь с Центром поддерживали только кружным путем с помощью курьеров.

Осенью в немецкой колонии устраивали большой вечер-маскарад. Рихард придумал себе костюм уличного продавца сосисок. Одетый, как заправский берлинский торговец боквурстами, он расхаживал по клубу, спускался в сад, и отовсюду доносился его веселый голос заправского саксонца, говорившего на уморительном диалекте.

Вместо «бротхен», он называл булочки «бротчен», и одно это вызывало улыбки.

– Сосиски Ашингер!.. Сосиски Ашингер! – выкрикивал он. – Они вечны, как время, и всегда свежи, как газетные новости... Покупайте сосиски, горчица бесплатно... Берите бротчен, бротчен...

Рихард таскал на лямке большой фанерный ящик с нарисованным поваром-поросенком. От сосисок шел пар, он раздавал их, густо намазав горчицей, и каждому покупателю – «бротчен». Деньги, не глядя, бросал на дно ящика. Вечер был платный, и деньги предназначались какому-то благотворительному обществу.

Он подошел к князю Ураху, который стоял с белоголовой Хельмой Отт, одетой баварской пастушкой.

– Послушай, Ики, – смеясь, обратился к нему князь, – почему же сосиски вечны, как время?

– О, так это же фирма Ашингер! Она существует с прошлого века, пережила империю кайзера, большую войну. Веймарскую республику, вступила в наш тысячелетний рейх... В мире все может измениться, но сосиски Ашингер останутся вечны. Германия не сможет существовать без сосисок.

И в этот момент Рихард увидел среди гостей... Макса Клаузена. Утром он приплыл в Иокогаму и, узнав о вечере в немецкой колонии, явился сюда. Рихард прошел мимо. Чуть позже он, предлагая Максу сосиски, тихо шепнул ему: