Страница 12 из 30
Они шли к парку Хибия, и Зорге предложил зайти пообедать к Ламайеру. Шли, рассуждая о музыке, о чем-то споря, но чаще соглашаясь друг с другом. В ресторане Ламайера на Гинзе Рихарда многие знали, и он то и дело раскланивался со знакомыми дипломатами, журналистами, офицерами, которые тоже пришли с дамами. Ресторан Ламайера слыл аристократическим и уступал, может быть, только «Империалу». Здесь, у Ламайера, Зорге иногда назначал явки Вукеличу и Одзаки.
Они стали часто встречаться с Исии, и чем лучше Рихард узнавал ее, тем больше убеждался, что ее следует привлечь к работе. Она станет его секретарем в офисе, он сможет появляться с нею в обществе. Так будет удобнее, и потом, ему просто нравилась эта японская девушка с наивными глазами, круглыми бровями и маленькой челкой на лбу.
Через некоторое время Зорге предложил Исии Ханако перейти к нему на работу – она сможет получать столько же, сколько в ресторане, но свободного времени будет значительно больше.
Папаша Кетель немного поворчал, что Рихард переманил его кельнершу, но вскоре смирился, и они остались друзьями.
Вполне естественно, что, когда Зорге заболел воспалением легких, у Исии к обязанностям секретарши прибавились заботы о больном. Она приезжала с утра и ухаживала за Рихардом до самого вечера. У Зорге была еще служанка, пожилая женщина, которая готовила, убирала квартиру, а между делом докладывала в полицию обо всем, что происходило в доме Зорге. Рихард знал об этом, но менять ее не хотел, – пусть думают, что для него это не имеет значения. Что же касается Исии Ханако, то Зорге пока не посвящал ее в свои дела.
СЕМЬЯ ТЕРАСИМА
Пожары и время пощадили жилище Сабуро Терасима, доставшееся ему после отца, даже после деда, который был когда-то сотсу – солдатом местного военачальника. Поэтому Сабуро считал себя потомком военных, но сам никогда не служил в армии. В деревне его считали крестьянином, хотя долгие годы у него не было ни клочка земли и он много лет не жил в деревне. Сабуро Терасима вернулся в деревню только после смерти старшего брата, когда жив был отец, и с тех пор сделался настоящим крестьянином.
Дом, обнесенный глухим забором, стоял на краю деревни, а дальше шли поля и скалистые холмы, поросшие редкими, невысокими соснами. На одном из холмов высился храм предков, построенный много веков назад. К нему вела узкая дорога и каменный мост, перекинутый через обмелевшую речку, здесь текла вода только весной, когда таял снег, да иногда после дождей.
За многие десятилетия дом Сабуро пришел в ветхость. О былом достатке семьи Терасима напоминали лишь крепкая бочка для купанья, стоявшая в углу двора, да шиноби гагеши – ржавые гвозди и стекла, торчавшие на гребне стены-забора. Шиноби гагеши – значит «отгоняющие недобрых людей». Когда-то это, вероятно, имело значение – отгонять воров, падких на чужое добро, но теперь даже мелкий воришка не позарился бы на обнищавший дом Сабуро Терасима. В нем жила бедность.
Сначала Сабуро был просто бродягой, или, как презрительно называли таких людей, дачимбо. Бывали дни, когда единственной пищей Сабуро были овощи, брошенные рыночными торговцами на городских базарах, – подгнившие баклажаны, битые дыни, размякшие помидоры. Потом он стал йосе – бродячим рассказчиком веселых и всяких других историй. Знал он их множество, но этим беззаботным, неприбыльным делом занимался недолго – умер брат, и Сабуро вернулся в деревню.
Потому Сабуро Терасима так поздно женился, что долгие годы бродяжничал и не имел крыши над головой. Заботливая и трудолюбивая Инеко была на несколько лет старше Сабуро и почему-то долго не могла найти себе жениха.
В молодости Сабуро любил говорить жене: «В нашей семье мы будем считать до десяти...» Сабуро хотел иметь много детей, причем одних сыновей. Но судьба не дала ему такого счастья. Сначала у них родилась девочка, которая маленькой утонула в сточной канаве. Потом несколько лет дети почему-то не рождались, и Сабуро даже подумывал о разводе: бездетность – один из семи поводов для развода, так же как болтливость женщины или чесотка...
Но Инеко принесла ему сразу двух сыновей. Вот было радости!
Сам Сабуро был третьим ребенком в семье. Сабуро – означает третий сын. Своих сыновей он решил назвать так же: Ичиро и Джиро – первый и второй сын. Теперь в семье стало трое мужчин. Правда, до десяти было далеко, но с какой гордостью в праздник мальчиков, что бывает в начале мая, он поднимал в первый раз двух матерчатых карпов на высоком шесте – знак того, что в доме у хозяина растут два сына. Карп – самая сильная и выносливая рыба, и настоящий мужчина должен быть тоже богатырем. Сабуро сам ходил в лавочку за этими рыбами, выбрал лилового и ярко-красного. У карпов были большие открытые рты; когда дул ветер, рыбы наполнялись воздухом и будто плыли над деревней. А люди стояли и любовались снизу. Конечно, над некоторыми домами было по четыре-пять карпов, зато у других – по одному, а иные и ничего не вывешивали, потому что у них не было детей или рождались лишь девочки. Во всяком случае, Сабуро Терасима был не последним в деревне – отец двух сыновей. В первый праздник детям не было еще и года, но Сабуро обрядил их в самурайский наряд и прицепил каждому игрушечный меч – таков обычай.
С тех пор прошло без малого двадцать лет. Сабуро Терасима не то чтобы стал уже старым, ему не было и пятидесяти, но думать о новых детях он перестал. После того как появились на свет Ичиро и Джиро, жена родила ему дочку, которую назвали Юри – лилия. Теперь ей шел пятнадцатый год.
К пятидесяти годам Сабуро выглядел старым человеком. Тяжелый крестьянский труд и знойное солнце сделали свое дело. Сухой, в глубоких морщинах, избороздивших щеки и подбородок, Сабуро походил на выгоревшие скалистые холмы, окружавшие маленькое поле семьи Терасима, конечно, если глядеть на холмы издали.
Многолетний труд не принес достатка в семью Терасима Сабуро. Он горько шутил с женой; «Ты, Инеко[4], единственный рис в нашем доме... Но подожди, вырастут сыновья, и мы заживем...»
Годы шли, сыновья пошли в школу, но вместо ранца с книгами они по очереди таскали с собой за спиной маленькую Юри. Обычно она вела себя в школе спокойно, но иногда начинала хныкать, и учитель, которому надоедал ее писк, говорил: «Выйди, Джиро, успокой девочку, – может быть, ей что-то надо...»
Джиро или брат, смотря у кого за спиной сидела Юри, выходил из класса, и там воцарялась тишина.
После школы мальчики помогали отцу на поле, носили на коромыслах воду. Земля требовала много влаги, но давала людям скудную пищу. И даже в сытое время года, когда созревал рис, к нему добавляли ячменные зерна, потому что ячмень стоил дешевле риса. Когда поспевала редька – ели одну редьку, потом шел лук, а за ним бобы. И редко-редко, лишь когда наступали матсури – в большие праздники за обеденным столом в семье Герасима появлялась вареная свинина с луком, приправленная все тем же бобовым соусом, и Сабуро позволял себе выпить одну-другую чашечку горячей саке.
В праздники, после еды, Сабуро любил рассказывать разные истории, послушать рассказчика в его дом приходили соседи, но Сабуро обращался главным образом к детям.
«Давным-давно, – начинал он, – когда вас еще не было на свете и не было на свете моего деда, а столица благословенных императоров находилась в Камакура, на нашу страну надвинулось бедствие...
Монгольский хан Хубилай – сын Чингисхана – собрал стотысячное войско, посадил его на корабли и поплыл к японскому берегу, чтобы захватить страну, так же как они захватили весь Китай, а может быть, и весь мир. И не было силы, чтобы отвратить бедствие. И тогда на помощь народу Ямато пришли боги – потомки духа воздуха Изани и его сестры богини морской волны Изанами. И спустилась на землю богиня солнца светлейшая Аматэрасу, рожденная из глаза бога Изани. Они послали на монгольское войско священный ветер камикадзе. Тайфун невиданной силы разметал корабли чужеземцев и потопил их все до одного. Только трех монгольских воинов пощадили разгневанные боги, чтобы они вернулись к Хубилаю и рассказали ему о гибели стотысячного войска.
4
Инеко – рис, рисинка.