Дьявол с револьвером

— Вы говорите… На сколько вы уезжаете?

— На пару дней. Это если все пойдет хорошо. Но если не повезет, я могу нарваться на сиу. — Он начал чистить винтовку. — Если погода наладится, а меня не будет, уходите. Но лучше подождите, пока Мэгги выздоровеет окончательно. Идите по зарослям кустарника, тогда никто не сможет выследить вас. Наблюдайте за склоном, вон там — за тополями, и я советую накидать веток между осинами. Если будете выходить в рощу, то не по одной и той же тропинке. У вас есть оружие и достаточно патронов — это ваша гарантия.

— А почему вы уезжаете?

— За едой. Надо пополнить запасы. Нас пятеро, и всем надо есть. Я не хочу стрелять рядом с лагерем. Правда, мне могут попасться куропатки, в таком снегу их можно убить палкой.

Сказав это, он вышел, оседлал вороного, провел его через рощу и вскочил в седло. Пустив коня по кромке кустарника, — чтобы оставлять как можно меньше следов, — он выехал из оврага.

В течение двух часов Мэбри осматривал окрестности. Там, где стояли фургоны, остался только пепел. Это, должно быть, работа Баркера. Следов индейцев в округе не было — они слишком умны и осторожны, чтобы совершать вылазки в плохую погоду. Вдоль замерзшего ручья он обнаружил след нескольких бизонов, нашел свежие оленьи следы и места, где они копытами очищали землю от снега, чтобы добраться до корма.

Удалось ему догнать и ударом приклада убить куропатку. Ночью Мэбри разбил лагерь в пяти милях от убежища, где его ждали девушки и Хили. На рассвете, подкрепившись куропаткой, он тронулся в путь.

Около полудня в глубокой низине между холмами Мэбри заметил на пушистом снегу какое-то движение. Натянув поводья, он ждал с винчестером наизготовку. Из зарослей вышел олень и остановился, кося глазом. Мэбри повалил его первым выстрелом в шею.

Разделывая добычу, он спешил. Работа была не из легких, и Мэбри почувствовал облегчение, снова оказавшись в седле. Снегопад усилился, значит, есть надежда, что он надежно спрячет его следы.

На обратном пути, поднимаясь по оврагу и держась ближе к краю густого кустарника, Мэбри заметил впереди какое-то движение. Он вскинул винтовку, — солнечный блик заиграл на рыжеватых волосах. Опустив винтовку, он вгляделся в силуэт — это была Доуди, вынимавшая из силка зайца. Вытащив косого, она убила его ловким ударом по шее.

— Вы делаете это так, словно вам подобное не в новинку.

Она выпрямилась и улыбнулась.

— Так оно и есть. Я ловила зайцев, когда мне было лет десять. Кажется, я была сорвиголовой.

Он спрыгнул с коня.

— Сейчас вы не похожи на сорвиголову.

— Нет… Не похожа, кажется.

Чтобы согреться, он постучал ногами по земле.

— Все в порядке?

— Да. Зайцев должен был вынуть Том, но он отправился за дровами. — Она помолчала. — Я вижу, вы подстрелили оленя.

— За несколько миль отсюда. — С Доуди ему говорить было легко. Не то, что с Дженис. В ее присутствии он терялся, не мог подобрать нужных слов. — Здесь хорошие места. Я с удовольствием как-нибудь вернусь сюда. Много дичи, а бизонья трава — хороший корм и зимой, и летом.

— Действительно, почему бы вам здесь не остаться. Места прекрасные.

— Одинокие. Нет соседей.

— Кому нужны соседи? Эти края как раз для вас, Кинг. К тому времени, как здесь появятся соседи, люди забудут о вас.

Приподнявшись на цыпочках, она положила зайца за седлом, рядом с олениной. Доуди повернулась к нему лицом, став спиной к коню, изящно откинулась, оказавшись совсем близко, и со смехом в голосе сказала:

— Если женщине по-настоящему нравится мужчина, она отправится за ним куда угодно.

Мэбри покосился на нее и улыбнулся.

— Что вы об этом знаете?

— Достаточно. А разве это тайна?

Доуди смотрела на него дразнящими, дерзкими глазами. Нарочито по-хозяйски протянув руку, она стряхнула снег с его плеча, — и оказалась в крепких объятиях. Впоследствии он не мог вспомнить, кто был инициатором. Доуди прижалась к нему, ухватившись за лацканы куртки и подняв к нему лицо. В неожиданном приступе страсти его губы почувствовали мягкость ее губ, ее податливое тело прильнуло к его телу.

Скользнув по шее, ее пальцы вцепились в волосы на затылке Мэбри. Они стояли так некоторое время, прижавшись друг к другу, переводя дыхание. Мэбри опомнился первым, освободившись от объятий, он отошел на шаг от Доуди, глядя на нее с какой-то строгостью и вытирая губы тыльной стороной ладони.

— Это ни к чему. Извините.

Доуди спокойно подняла руку и привела в порядок прическу. Ее грудь вздымалась в такт дыханию.

— За что вы извиняетесь?

— Вы еще ребенок.

Она засмеялась.

— Неужто я и целуюсь, как ребенок? Да, я молода. А сколько должно исполниться девушке, чтобы она смогла влюбиться? Сколько лет было вашей матери, когда вы родились?

— Шестнадцать. Может быть, семнадцать.

— В августе мне исполнится восемнадцать. — Доуди отвернулась от него. — Ладно, идите к Дженис. Она старше меня. Но она не для вас.

— Она прекрасная девушка.

— Конечно, она прекрасная девушка. Из нее получится отличная жена, но не для вас.

Он резко отвернулся, ругая себя за то, что связался с ребенком. Однако воспоминание о том, как она прижалась к нему, волновало Мэбри.

— Нам пора возвращаться.

— Да… конечно…

Больше они не разговаривали. Доуди Саксон безмятежно шагала впереди. Тем не менее Мэбри беспокоился. С такой девчонкой может случиться всякое. В ней есть огонь.

Подойдя к убежищу, Доуди сняла с вороного оленину. Проходя мимо Мэбри, она указательным пальчиком приподняла его голову под подбородок.

— Недотепа ты здоровый, — сказала девушка и рассмеялась.

Мэбри уставился на нее со смешанным чувством злости и веселого удивления.

Из убежища появился Том Хили. При виде свежего мяса он тихо присвистнул.

— Видел сиу?

— Нет. Они умнее белых. В плохую погоду сидят дома.

— Я их понимаю.

— Видел ваши фургоны. Их сожгли вместе с колесами.

Привязав оленину и зайцев к одному концу длинной веревки, Мэбри перебросил другой конец через высокую ветку и подтянул мясной припас наверх, подальше от ствола.

— Как Мэгги? — спросил он.

— Лучше, — ответил Хили. — Сегодня хорошо поела и дышит легче. Может быть, свежий воздух помогает, а может — хорошее питание. Как бы там ни было, ей лучше.

— Я знал одного траппера, который заболел, когда охотился далеко от жилья. Так он просто лежал, пил воду, ел ягоды и коренья. Тоже быстро поправился.

— До поправки ей еще далеко.

— Мы все равно пробудем здесь еще пару дней.

Из хижины выглянула Доуди.

— Кофе готов. Я думала, вам захочется.

Мэбри пробрался внутрь и взял кружку, которую ему протянула Доуди. Хили сказал что-то Дженис, и та рассмеялась; ладонь Хили лежала на ее руке. Кинг Мэбри смотрел на них с непроницаемым лицом. Доуди, пригнувшись к нему, прошептала:

— Они просто работали вместе. Только и всего.

Мэбри вздрогнул:

— Неужто это так заметно?

— Да… И она чувствует то же самое.

— Ошибаетесь.

— Нет, я вижу. Только она не признается в этом даже самой себе. Она не верит, что может влюбиться в ганфайтера.

— Я ее понимаю. Эта собачья жизнь не для женщины.

— Она с Востока и многого не понимает. Даже после всего, что случилось, — пожала плечами Доуди.

— А вы? Вы, значит, понимаете?

— Да.

Наверное, он дурак. И зря все это взял в голову. Но ведь он тоже человек, и ему хотелось иметь дом, хотелось любить и быть любимым. Но уж так сложилась его жизнь — без дома, без любви и ничего этого у него не было и не будет, пока он сам не захочет забыть прошлое.

Что он мог предложить женщине? Он, бездомный бродяга; ведь когда ему предлагают даже хорошо оплачиваемую работу, он должен проверять, как в последний раз: кого нанимают — револьвер или человека. Это будет преследовать его всю жизнь.

Доуди сидела напротив Мэбри, скрестив длинные ноги. Мэбри волновал ее — такой надежный и сильный… Дело не в физической силе, которая приходит с годами тяжелой работы и жизни на границе диких земель; ее восхищала его внутренняя сила, нравственный стержень, который, как хорошо закаленная сталь, может гнуться, но никогда не ломается.