Страница 59 из 76
«Да,» — признает Джон Уокер 26 лет спустя, «в сущности, так это и было. Но тогда я считал, что совершенно исключено, что она сможет принести проблемы. В конце концов, у нас же были дети.»
«Дети и мой муж: вокруг них крутилась вся моя жизнь! Это вообще было самым важным для меня! И,» — продолжает Барбара, «чтобы все не распалось окончательно, я какое-то время даже была готова стать сообщницей Джона. Я хотела чувствовать его доверие, а он мое. Так что я предложила сопровождать его в одной поездке в Вашингтон к «мертвому почтовому ящику».»
Этот момент наступает в конце июля 1968 года. Барбара собственной персоной за рулем везет своего мужа и шпиона КГБ к следующему «dead drop» в округе Монтгомери: отель «Рамада Инн» в Роквилле, съехать с дороги, поставить банку «Севен-Ап», заполнить «мертвый почтовый ящик» набитым пластиковым кульком, забрать деньги — Барбара в душе воспринимает этот процесс обмена, как все проходит без сучка и задоринки, так хорошо, что Джон возьмет ее с собой и в следующий раз через шесть месяцев.
«После этого, мы с ней сидели в одной лодке. Она была не лучше, и не хуже, чем ее шпионивший муж,» — комментирует сегодня Уокер. Его целью было сделать из Барбары преступницу, чтобы в случае необходимости иметь средство для ее шантажа!
Тем временем Барбара слишком разочарованна и психически измотана, чтобы всерьез предпринять что-то против государственной измены Джона: миссис Уокер отдается алкоголю — и чрезмерно. Джон Уокер лапидарно замечает: «У меня не было с этим проблем. Уж точно не в эмоциональном плане. Брак и без того был на нуле — разбит. Я совершено трезво это видел: пока Барбаре не нужно было работать, она была обеспечена, ее дом был для нее убран, и она могла пить дальше, никакой опасности для меня не существовало. Был ли у нее повод жаловаться на меня? Уверен, что нет. При любом перемещении на новое место службы я брал семью с собой. Пока было достаточно денег.»
Деньги, семья: снова и снова Барбара и Джон в своем неподражаемом стиле возвращаются в беседе к этому основному центру вращения их разрушенного существования. Вывод они оба делают одинаковый: «Деньги развращают.» Конечно, каждый из них имеет при этом в виду другого.
И в 1969 году бизнес шпионского предприятия из одного человека — Уокера — прекрасно процветает. Он не тратит мыслей на возможность однажды попасться с поличным. Он утверждает: «Я скажу Вам: супермаркет лучше охраняет свою зубную пасту, чем ВМС США свои секреты. Факт, что пробраться к конфиденциальному товару просто, как в детской игре. K. I. S. S. - keep it simple stupid — просто до глупости. Кроме самых обычных копировальных аппаратов, принадлежавших флоту, мне не было нужно никаких вспомогательных средств — разве что, немецкий мини-фотоаппарат «Минокс» и сконструированный КГБ «считыватель роторов». Я был циничен, даже высокомерен. Вместо того, чтобы по ночам под каким-то предлогом вернуться в мой рабочий кабинет и тайно украсть материал, я делал это открыто, у всех на виду. Иногда я просто брал совершенно секретные документы с собой на дом, чтобы спокойно их скопировать. Никто меня не обыскивал, никто не думал обо мне. Публика связывает с ремеслом шпионажа обычно представления из фильмов о Джеймсе Бонде: стреляющие ручки, миниатюрные передатчики в карандашах и прочую чепуху. Все делается не так. Нет ничего похожего. Чем проще и прямолинейней, тем надежней. Так звучит золотое правило, и у русских тоже.»
В конце 1969 года Джона Уокера переводят на должность шефа учебного процесса в военно-морское училище связи в Сан-Диего, штат Калифорния. Мгновенно КГБ уменьшает наполовину жалование Джона. На две тысячи долларов в месяц меньше — это для Джона Уокера было сильным ударом в спину. «Сладкая жизнь» стоит дорого, как подтверждает его тогдашняя двадцатилетняя подружка Дженни Томас: «Джон всегда водил меня в самые изысканные рестораны, носил самые дорогие костюмы, покупал для наших продолжительных воскресных поездок в основном только авиабилеты первого класса и был во всем вообще очень расточителен. У этого мужчины была превосходная выдержка. Он мог без проблем оставаться бодрым до четырех часов утра, танцевать, пить, развлекаться — даже и с другими.
И что мне особенно врезалось в память: его способность так влиять на людей, чтобы они делали то, что он хотел от них. Однажды я спросила Джона: «Откуда ты, собственно, берешь все эти деньги?» Его ответ одурачил меня. Он член мафии, сказал он. Что мне, как молодой девушке, еще в нем нравилось помимо свободы делать то, что в голову взбредет — Джон знал, чего он хочет. Его перспективы жизни казались совершенно ясными и четкими. Он был высокого мнения о себе. И это, конечно, оказывало влияние на молодых офицеров, которые все чаще отправлялись с нами на прогулку на яхте. Они смотрели на Джона, как на наставника — и это ему нравилось.»
Но долго Джон не мог перенести снижение его дополнительного заработка. Впервые он решился принять в свой шпионский бизнес еще одного партнера.
Как уже бывало в Норфолке, Уокер и в Сан-Диего приглашает коллег на прогулки на яхте «Dirty Old Man» («Грязный старик») — тех людей, которые в восторге от него, и которыми он может манипулировать. Особенно старается Джон вокруг инструктора из его группы, на два года младше Джона, — Джерри А. Уитворта.
Джерри и Джон — диаметрально противоположные характеры. Это наше первое впечатление, когда мы встречаемся с Уитвортом в марте 1994 года после бесконечных предварительных процедур и договоренностей с ним в тюрьме для особо опасных преступников в Ливенуорте, штат Канзас. Джерри расценивает себя как интеллектуала, строго дистанцируясь от профанства Уокера.
Уокер производит впечатление уравновешенного, уверенного в себе человека. Но вскоре в нашем разговоре выясняется та черта его сущности, которая двадцать четыре года назад оказалась настоящей находкой для мастера манипуляции Уокера: Уитворту нужна дружба!
Интимность многих его высказываний волнует почти болезненно. Поэтому так долго пришлось пробиваться к нему; поэтому он никому пока не хотел говорить об исторических событиях: он должен почувствовать настоящее доверие, перед тем, как сможет открыться. Тогда он преодолевает и свой страх быть честным. Ему прежде всего сложно быть откровенным. Он кажется интровертным, честным и легко уязвимым. Бессовестный характер, вроде Уокера, без проблем мог пользоваться этим ранимым человеком, которому нужно было прислониться к чьему-то плечу.
«Честно говоря», вспоминает Уитворт, «когда я впервые встретил Уокера (он никогда не называет его по имени!), я подумал: «Настоящий засранец!» Он был очень высокомерен с другими людьми. Но у нас было общее хобби: парусный спорт. Уже вскоре он предложил мне стать постоянным членом команды его яхты. Во время прогулок под парусом мы часто и долго разговаривали обо всем на свете, обменивались идеями. Уокер так смог лучше познакомиться со мной, и, оглядываясь назад, я думаю, что он осознанно способствовал нашей дружбе и уже тогда имел на меня планы как на кандидата для его будущих шпионских операций. Ведь однажды он спросил меня, ни с того, ни с сего: «Джерри, сделал бы ты, если бы это вознаграждалось, что-то незаконное, за что тебя могли бы посадить в тюрьму?»
Я не имел ни малейшего представления, к чему он клонит. Затем он привел в пример фильм «Беспечный ездок», культовый тогда фильм с Питером Фонда и Денисом Хоппером. Там речь шла, если Вы помните, о большом приключении, о свободе на «Харли-Дэвидсоне», свободном стиле жизни и о марихуане, с помощью которой оба решили все свои финансовые проблемы. Уокер пытался измерить мою «криминальную энергию». Я ответил: «безумное дело» или что-то в этом роде, но то, что я имел в виду, относилось к «стилю жизни»; у меня в Малдроу, штат Оклахома, откуда я был родом, он был совсем иной.»
Готовность Уокера сегодня вспоминать о дружбе с Джерри Уитвортом не выходит за рамки. Он комментирует только так: «Я знал, что мне нужно было знать.»
Летом 1971 года Джон Уокер решает перевестись на более «продуктивное» место работы. Причины тому — жена Барбара и любимые деньги.