Страница 12 из 35
— Боюсь даже думать об этом. Все дело в том, что из-за проклятой засухи скот так отощал, что, пожалуй, ни одной коровы из нашей долины сейчас не продашь. Нужно года два, чтобы фермеры смогли встать на ноги, а у них уже ни еды, ни воды, ни припасов.
Меррано задумчиво смотрел в чашку, как будто искал там ответ. Смуглое, обветренное лицо его стало не по-юношески суровым. Наконец он вздохнул.
— Так и быть. Я готов дать вам деньги и стать вашим партнером, но с условием: никому ни слова!
Похоже, это встревожило Мейера.
— А фермеры? Как насчет товаров для них? Все они — мои друзья, не могу же я бросить их в трудную минуту!
— Конечно. Я вовсе не собирался выбивать у них скамейку из-под ног. В конце концов, надо же кому-нибудь доверять. Может, теперь, получив урок, они наконец перестанут упираться и бездумно разорять и самих себя, и свои земли.
Лицо Мейера расцвело от радости, казалось, с души его свалился камень.
— А ведь я струсил, сынок, честно тебе признаюсь. Мне же больше не на что было и надеяться. — Уже взгромоздившись на лошадь, он вдруг нагнулся к уху Барри. — Ты вот что, сынок, будь осторожен. Этот Джо Стэнгл — темная лошадка, да и Дулин такой же. От них всего можно ждать.
— Спасибо, я учту.
Мейер уехал. Барри вернулся в дом и, задумчиво насвистывая что-то, принялся смазывать и протирать винчестер. Подумав немного, он достал портупею и надел ее. Пришло время перегонять скот с пастбищ Длинного ущелья обратно в долину. Не имело смысла дольше оставлять его там. Через пару недель можно будет продать не меньше тридцати голов в Арагоне. Это позволит сэкономить корм и воду, а ему добавит немного наличных.
Он уже вывел из стойла лошадь и собрался вскочить в седло, когда из туннеля до него донесся топот копыт, многократно повторенный эхом. Барри обернулся и не поверил своим глазам — навстречу ему скакала Кэнди.
Заметив расстроенное и испуганное лицо девушки, он схватил ее за руку.
— Кэнди, с тобой что-то случилось?!
Торопясь и глотая в спешке слова, она рассказала ему о том, что произошло после его отъезда, как ее отец и другие фермеры договорились согнать весь свой скот в его долину.
— Пожалуйста, Барри, не осуждай отца! Он каждый день видит, как дохнут коровы, и просто не может ни о чем другом думать!
— Я понимаю, — тяжело вздохнул он, — беда в том, что и этой воды хватит ненадолго, если они пустят в долину весь скот. Маленькие водоемы иссякнут почти сразу же или будут затоптаны обезумевшей от жажды скотиной, а что касается построенных мной запруд, так и их запасы иссякнут в течение нескольких часов. И что это им даст? Я разорюсь вместе со всеми, только и всего, и ранчо мое погибнет! Поверь мне, Кэнди, я бы рад помочь, если бы мог. Однако у них все же есть шанс поправить свои дела, если, конечно, возьмутся за ум. Знаешь холмы Уайт-Хорс? Там достаточно воды, и они могли бы воспользоваться ею, правда, это чертовски трудно.
— Они тебя не послушают, Барри. По крайней мере, сейчас.
— Тогда и я ничего не обещаю, Кэнди. Понимаешь, когда-то они разбили сердце моей матери, а отец из молодого веселого ковбоя превратился в угрюмого, одинокого человека. Я могу только одно — и так поступил бы на моем месте и твой отец, и любой другой из этих фермеров, которые собираются разорить меня, — я буду сражаться. И суждено мне погибнуть или победить — я останусь на своей земле! — Он обнял ее за плечи и мягко повернул лицом к долине. — Взгляни, — указал он на сияющую свежей зеленью землю. — Перед тобой то, чего я добился за четыре тяжких года: я работал, боролся за то, чтобы эта земля стала такой живой и прекрасной. Днем и ночью, всегда совсем один! Иногда я был несчастен так, что думал: еще немного — и сойду с ума! Собственными руками я соорудил эти запруды, и у меня есть вода. Я таскал камни, чтобы привести в порядок этот дом, в нем каждая вещь сделана мной, я даже сам смастерил всю мебель, что стоит в нем. Теперь это — часть меня, и так просто я ничего не отдам! Им придется сначала убить меня, чтобы пустить свой скот в долину. И знай, если стадо все же появится здесь, внизу, значит, меня уже нет. Но я погибну не один! Скажи это своему отцу, Кэнди, может быть, хоть он послушает тебя. Пролитая кровь не спасет от голода их стада, но если они хотят крови, они ее получат!
— Они убьют тебя, Барри. Их слишком много.
— Я не один. Не смейся надо мной, я понимаю, что все это звучит глупо и сентиментально, но мне кажется, что мать и отец сейчас со мной рядом. Ведь раньше, до того, как стала моей, эта земля принадлежала им, они были здесь счастливы. И души всех тех, кто до меня сражался, защищая свой дом, тоже будут со мной.
— Барри, я предупредила отца, что, если он не одумается, я приду сражаться рядом с тобой.
Ему показалось, что он ослышался. Он провел кончиком языка по пересохшим от волнения губам.
— Ты сказала отцу что?!
— Ты все правильно понял, Барри. И я клянусь, что так и сделаю.
Онемев от волнения, он стоял и смотрел на нее, но потом покачал головой.
— Нет, как бы сильно я ни ценил твою храбрость и благородство, я не могу допустить, чтобы тебе пришлось стрелять в родного отца. Это мое дело и моя битва. Спасибо, что предупредила, но сейчас тебе лучше уехать. И знай, что бы ни случилось, я до последнего вздоха буду помнить твои слова!
— Хорошо, я уеду, но, ради Бога, Барри, будь осторожен! Джо Стэнгл ненавидит тебя! И еще. С ними один человек, Маккессон, я его не знаю, но он пугает меня!
После того как вдалеке стих стук копыт ее лошади, Барри долго сидел на крыльце дома, глубоко задумавшись и время от времени поглядывая на зеленую долину. «Пожалуй, не стоит сейчас перегонять коров на новое пастбище», — решил он и вошел в дом.
Давно привыкнув жить и трудиться в одиночку, он всегда рассчитывал только на самого себя и сейчас принялся обдумывать все, что ему потребуется для обороны ранчо. Он давно предвидел, что рано или поздно это должно случиться, радовало его только то, что сама природа сделала его ранчо почти неприступным. Столовая гора и Шея закрывали доступ в Зеркальную долину, и попасть в нее можно было, только сломав Изгородь и пробравшись по туннелю. С другой стороны лежал каньон, спускавшийся в Длинное ущелье, но и оттуда ему не грозила опасность нападения. Каньон простирался не меньше чем на семьдесят миль, а дальше дорога вела через резервацию, где индейцы не потерпели бы присутствия шайки вооруженных людей.
Даже сейчас, с минуты на минуту ожидая атаки, когда обезумевшие от отчаяния люди готовились уничтожить все, что ему дорого, чтобы спасти свой собственный скот, он невольно ловил себя на том, что не испытывает к ним ненависти. Скорее в его душе была жалость: он прекрасно понимал, какую боль должен испытывать животновод, видя, как гибнет его стадо. Фермеры и сами напоминали ему стадо коров. Подгоняемые голодом и жаждой, они слепо следовали за своими вожаками. Но он так же ясно видел, что его скромные запасы воды лишь на несколько дней продлят агонию.
Что касается Стэнгла и Дулина, то их ненависть к Барри, сыну прекрасной Молли, отвергшей когда-то их чувства, была искренней и неизбывной.
Холодная усмешка искривила его губы, и он почти с радостью принялся думать о том, что скоро они наконец встретятся лицом к лицу.
К воскресенью в голове Меррано постепенно сложился план обороны. К полудню он уже вырыл несколько ям и заполнил их порохом, зная, что при необходимости попадет в них с одного выстрела.
Взобравшись по отрогам столовой горы на самый верх, Барри внимательно оглядел Зеркальную долину. Когда-то, много лет назад, ему, мальчишке, отец подарил полевой бинокль, и вот теперь он видел в него, как далеко-далеко над горизонтом поднялось большое облако пыли и стало медленно приближаться. Барри с горечью понял, что фермеры не передумали и гонят своих коров, направляясь к Виллоу-Спрингс. Пока скот еще не дошел до долины, где, как ему сказала Кэнди, ковбои с разных ранчо должны были встретиться, чтобы соединить свои стада в одно. Но он не сомневался, что к утру это уже будет сделано.