Страница 67 из 110
«Капиталистические» лопатки, судя по всему, были образцом послушания и роль свою выполняли отменно. Наши же отечественные, очевидно, доставляли своим конструкторам головную боль, упорно отказываясь работать в заданном режиме. Никчемная, казалось бы, деталька не давала взлететь большой и мощной машине. Налицо был эпизодический кризис отечественного авиастроения. И я решил помочь Родине выйти из него.
Ненадолго оставив без внимания своих подопечных, я остановился у стенда с лопатками и стал ждать, пока вокруг не останется ни души. Оставшись один, я в последний раз быстро и зорко оглядел все пространство зала. Справа, слева, сзади, кажется, не было никого. Тогда я вытащил из пиджака свой карманный армейский нож, быстро просунул его лезвие в щель между стеклом и основанием стенда. Затем, осторожно нажимая, приподнял крышку, чтобы можно было просунуть внутрь стенда ладонь. Когда это удалось, моментально вытащил турбинную лопатку, сунул ее за пазуху и зашагал прочь.
В соседнем зале я нагнал оставленную мной на мгновение команду Туполева. После расстроившего их визуального знакомства с лопаткой турбодвижка они без особого, как казалось, интереса досматривали экспозицию. Подойдя к главному конструктору, я молча отвернул полу пиджака и показал Туполеву содержимое своего вместительного внутреннего кармана.
— Не этой ли детальки, — спросил я, — вам так сильно не хватало, Андрей Николаевич?
Туполев, увидев у меня за пазухой пресловутую лопатку, обомлел от удивления. Через мгновение, однако, он пришел в себя, оторвал взгляд от украденного экспоната и воскликнул, замахав руками:
— Господи! Да как же это вы?!
Один из его помощников, вытянув шею, тоже заглянул мне за ворот и, глухо ахнув про себя, тут же схватил меня в охапку и потащил что есть силы из зала, приговаривая:
— Пошли отсюда!.. Скорей!.. Пока всем нам здесь шею не намылили.
— А как же демонстрационные полеты? — пытался возразить я.
Но меня никто не слушал.
Нас вынесло из Фарнборо в считанные секунды. Мгновение спустя вся команда уже ехала в моем «Хамбер Супер Снайпе» по автостраде, ведущей в Лондон.
— Женя, — торжественно обратился ко мне немного остывший от потрясения Туполев, — это дело надо обмыть. Останови нас где-нибудь, ну ты сам знаешь, чтобы выпить и закусить.
Убедившись, что за машиной не было «хвоста», я свернул с шоссе налево. Мы вышли у одного из тихих ресторанчиков в стороне от магистрали.
— Дай я тебя хоть расцелую теперь, Женечка, — выговорил Туполев и облобызалменя в обе щеки. — Ты даже не знаешь, дорогой мой, как ты моих охломонов выручил. Они с этими лопатками уже пятый месяц бьются, как рыба об лед. А толку никакого.
— Теперь толк будет, Андрей Николаевич, — заверил его помощник. — Скопируем эту лопаточку в лучшем виде и пустим в дело. Нужный результат я вам гарантирую, чтоб мне на этом месте провалиться, если этого не будет!
— Ты не проваливайся, а закажи нам лучше чего-нибудь выпить, — цыкнул на него «Дед».
Помощник начал было кое-как объяснять бармену, чего от него хотят заглянувшие в ресторан иностранные посетители, но и в этом деле не преуспел. Молодой бармен за стойкой, несмотря на титанические усилия с его стороны, никак не мог понять непонятную ему речь московского инженера, явно не сумевшего в свое время освоить даже азы английского языка.
— Женечка, — попросил тогда меня Андрей Николаевич, — помогите вы этому неучу объясниться с официантом, не то он нас здесь до ночи продержит, упражняясь в знаниях английского.
Мне пришлось вмешаться в застопорившиеся переговоры. Мой соотечественник, пытавшийся найти общий язык с барменом, был в полном отчаянии от своей беспомощности.
— Я ему говорю, чтобы он нам по сто пятьдесят граммов «Смирновки» налил, а он не понимает, — с нескрываемым разочарованием в собственных лингвистических способностях оправдывался помощник Туполева. — Скажи ты этому англичанину, что нам нужно четыре раза по сто пятьдесят грамм водки.
— В Англии так спиртное не разливают, — попытался я растолковать местные правила. — Здесь наливают или «сингл» или «дабл». «Сингл» — это одна унция, «дабл» — две. Две унции — это около полста грамм.
— Все ясно, Женя, — заверил его московский командированный и, показывая бармену на пустой стакан, четко скомандовал: «Дабл, дабл, дабл».
Англичанин на этот раз понял непривычный для него заказ и налил посетителям по тройной двойной порции водки «Смирнофф», которую гости тут же залпом осушили прямо у него на глазах. Бармен был поражен увиденным.
— А теперь repeter, — выговорил Андрей Николаевич Туполев по-французски. — За тебя, Женечка! Будь здоров!
Англичанин на этот раз без всякого труда понял смысл нового заказа и снова наполнил бокалы водкой. Русские выпили и второй тройной двойной. Я, к сожалению, пропускал: ведь я был за рулем.
В Лондон вся наша компания вернулась в прекрасном расположении духа. Туполев, вконец разгулявшийся после выпитого, обещал представить меня к правительственной награде.
— Женечка, дорогой, — уверял меня захмелевший «Дед», — твой главный шеф узнает об этом подвиге лично от меня, как только я приеду в Москву. Ивана Александровича Серова я давно знаю, еще с войны. Он мне ни в чем не откажет. Орден получишь.
Никаких орденов я, конечно, не получил. Ну да не беда. Зато авиаконструкторскому делу мой воровской эксперимент действительно помог. Как я узнал уже в Москве, добытая мною лопатка попала в знаменитое опытно-конструкторское бюро — ОКБ. Николая Дмитриевича Кузнецова, или попросту Митрича, — главного в нашей стране специалиста по авиационным и ракетным движкам. Ребята утверждали, что посылка из Фарнборо помогла быстрее доработать новый авиационный двигатель.
Химики Кузнецовского ОКБ сделали компонентный анализ сплава, из которого была изготовлена добытая в Фарнборо лопатка. В ту пору турбореактивные двигатели были еще на заре своего становления. Тогда авиаконструкторы по обе стороны «железного занавеса» — ив СССР и в США — в поте лица трудились над усовершенствованием формы и компонентного состава лопаток, особенно для двигателей стратегических бомбардировщиков.
Задача перед разработчиками была достаточно сложной — увеличить жаростойкость, снизить вес и обеспечить стабильность размеров лопатки при различных режимах работы двигателя. Ключом к успеху здесь считали получение оптимального рецепта сплава. Ученые и специалисты пробовали самые разнообразные комбинации возможных составляющих материалов, придумывали наиболее хитроумные технологии литья. Результаты давались немалым трудом.
Лопатка из Фарнборо, как потом мне рассказали, содержала в себе компонентные материалы, до того времени еще не опробованные советскими конструкторами. Кажется, это были соединения хрома с углеродом в сложном многокомпонентном сплаве. Они значительно повышали жаростойкость и гарантировали сохранение стабильных габаритов лопаток турбореактивного двигателя при любых режимах работы.
Сама лопатка, то есть ее состав, конечно, не раскрывала и не могла раскрыть секретов технологии получения сплава, но и знание одного лишь его компонентного состава в те годы было для наших разработчиков бесценной подсказкой.
Кстати сказать, прикладной клептоманией увлекался не я один. Достаточно вспомнить легендарного русского военного разведчика века девятнадцатого графа Николая Павловича Игнатьева. Вот это был действительно клептоман от разведки! Не то, что мы грешные.
Будучи эмиссаром русского царя в Лондоне, полковник Игнатьев в 1856 году самым нахальным образом среди бела дня ограбил Британский музей. Там тогда выставлялся строго засекреченный новейший образец патрона. Русский разведчик подошел к стенду и, забрав патрон, пулей вылетел из музея, прыгнул в пролетку, примчался в посольство и скрылся в нем. Каков был молодец! Нет, тут спорь-не спорь, а разведка была, есть и будет не чем иным, как клептоманией на секреты.
Чтобы подкрепить это мое заключение еще одним историческим примером, напомню об «английском грехе» выдающегося советского конструктора реактивных авиационных двигателей Владимира Яковлевича Климова, создателя знаменитых реактивных двигателей BK-1Ф для наших истребителей МиГ-15 и МиГ-17.