Страница 3 из 18
Она едва дождалась конца рабочего дня, когда начальник команды позволил ей уйти домой. Больше всего Лизе хотелось забраться под одеяло с головой и ни о чем не думать. Но она обещала Крестену отправиться с ним на ужин, к тому же это свидание она могла использовать и в личных целях: в ресторане наверняка встретятся знакомые лица, полезно проследить за их реакцией. Под подозрением она или нет? Мучаясь сомнениями, Лиза тщательно выбрала платье — длинное, из черного бархата, на тонких лямках. Оно очень шло к ее матовой коже и светлым волосам. Дополнением служили черные перчатки выше локтя и колье из сапфиров, которое Лиза взяла на прокат в ювелирном магазине на один вечер. Своих украшений у нее не было. Нарядившись, едва удерживалась от того, чтобы не стоять у окна. Устала гадать — приедет или не приедет Крестен. А стрелки на часах, которые иногда просто бежали по кругу, в тот раз двигались раздражающе медленно.
Присев в кресло, Лиза снова принялась размышлять о гестаповской провокации, но резкий гудок автомобиля под окном заставил ее встрепенуться. Она подошла к окну и отодвинула занавеску — на улице у подъезда стоял черный «мерседес», который накануне привез ее домой. Но за рулем сидел кто-то другой. Сердце Лизы сжалось — а вдруг она не разобралась в тонкой игре гестапо, и Руди Крестен вовсе не из дивизии «Дас Райх», а тоже из гестапо, как тот отвратительный штурмбанфюрер, воспоминание о котором до сих пор ужасало ее? С чего вдруг она поверила ему на слово? Да и как она может верить кому-то, при ее-то положении? Лиза вдруг ощутила себя на грани провала.
Но ужас скоро рассеялся: лейтенант Руди Крестен вышел из машины, — он сидел рядом с шофером, — и помахал Лизе рукой. Он был в парадной черной форме, на кителе виднелся новенький Железный крест. Как-то сразу успокоившись, Лиза жестом приветствовала его и показала, что сейчас спускается. Быстро подошла к дивану, на котором лежали меховая накидка и шляпа с вуалью, уже хотела надеть их — и снова опустилась на диван. Тревожное предчувствие обожгло ее, почти как свет лампы в глаза на допросе в гестапо. Медленно повернувшись к зеркалу, она взглянула на себя, разглядывая, точно видела в последний раз. И снова ощутила горячее желание бросить все и вернуться домой в Ленинград. Но куда? Немецкие информаторы сообщали, что город подвергался яростным бомбардировкам, а в начале сентября войска вермахта сомкнули вокруг него кольцо блокады. Ничего нет, никого больше нет. Она одна — одна за всех. И если струсит, не выдержит до конца — ее ждет смерть. В гестапо или в НКВД — никакой разницы. В гестапо расстреляют за то, что она выполняла задание, в НКВД — за то, что не выполнила. А заодно за отца, за деда — за все сразу. Но даже в случае успеха никто не даст гарантии, что ее не расстреляют, просто за что-нибудь. Так что назад пути нет, надо идти вперед. Как бы ни было противно и тяжело.
Лиза встала. Одев манто и шляпу, она спустилась вниз.
— Добрый вечер, фрейлян, — Руди предложил ей руку. — Я рад, что вы не забыли своего обещания. Предпочитаете поехать на машине или пройдемся пешком? — осведомился он заботливо. — Здесь недалеко, а Фриц поедет за нами, — он указал взглядом на молоденького солдата, сидящего за рулем. — Это мой денщик, — уточнил Крестен.
— Наверное, лучше пешком, — неуверенно согласилась Лиза. Ей не хотелось садиться в машину. На улице, среди людей, она чувствовала себя как-то спокойнее и раскованней.
— Как скажете, фрейлян, — Руди галантно склонил голову и неторопливо повел Лизу к ресторану. В отличие от нее, он чувствовал себя вполне вольготно. «Мерседес», шурша шинами по опавшей листве, медленно двинулся за ними. — Вы до войны жили в Таллинне? — спросил Руди после короткой паузы.
Лиза вздрогнула. Но, взяв себя в руки, ответила ровно:
— Нет, в Ленинграде.
— В Петербурге? — переспросил он, усмехнувшись. — Я изучаю Россию по военным картам, на наших картах нет такого города Ленинград, есть Петербург.
— Я тоже с большим трудом выговариваю его новое название, — призналась Лиза вполне искренне. — Никак не могу привыкнуть.
— А как же вы оказались здесь? — последовал следующий вопрос.
Лиза приготовилась повторить заученную еще в партизанском лагере легенду, выдержавшую проверку, но вдруг ощутила, что комок встал у нее в горле, и она не может вымолвить ни слова. С лейтенантом из дивизии «Дас Райх» у нее не получалось разговаривать столь же непринужденно, как с прочими.
— Знаете ли, так получилось, война все спутала, — быстро проговорила Лиза, и это было правдой. — Впрочем, мы пришли, — она вздохнула с облегчением, когда впереди показалась сверкающая огнями вывеска ресторана «Лана».
Едва войдя в холл, Лиза сразу заметила устремленные к ним взгляды. Большинство завсегдатаев, собравшихся к привычному часу, рассматривали с любопытством, но не девушку, а ее спутника. Появление в ресторане Лизы было событием вполне привычным — она бывала здесь довольно часто с сотрудниками абвер-команды. А вот Руди Крестена не знали, из чего Лиза сделала вывод, что он пришел сюда в первый раз — но почему? Ведь офицеры дивизий, которые располагались в окрестностях Таллинна не брезговали увеселениями в городе. Из дивизии «Дас Райх» здесь побывали многие.
— Так как же вы оказались в Таллинне? — спросил Крестен неожиданно и вполне настойчиво.
Он помог Лизе снять манто, предложив стул, усадил ее за столик, заказал шампанское.
«Почему он спрашивает меня все время об этом? — Лиза думала с настороженностью, близкой к панике, — из простого любопытства? — Она изо всех сил старалась, чтобы ее настроение никак не отразилось на лице. Или Крестен преследует какую-то иную цель? Вдруг он подослан? Но кем? Шефом гестапо, Замером? Этакий случайно заскочивший в Таллинн служака, отмеченный наградами, весьма симпатичный на вид, вроде бы не имеющий никаких связей со здешними бонзами разведки. Побыл, прогулялся — и уехал снова на фронт. А попутно расспросил некую особу о ее тайных помыслах и секретах и доложил, куда следует». Ведь человеку сугубо военному, не имеющему отношения к спецслужбам, полагают они, девушка раскроется быстрее или расслабится и проговорится.
Лизе казалось, что она разгадала замысел Крестена и его покровителей. Собравшись с духом, она как можно спокойнее, принялась пересказывать ему все, что уже не единожды докладывала сначала своему непосредственному шефу, потом его шефу, потом шефу шефа. К ее удивлению, Крестен слушал внимательно, ни разу не перебив.
Принесли шампанское — типичный способ сбить ее с мысли. Но Крестен не обратил на это обстоятельство ровным счетом никакого внимания, чем вызвал недоумение. То ли он вовсе не собирался устраивать Лизе очередную проверку, то ли действовал методами, которые были ей неизвестны. При этом лейтенант почти неотрывно смотрел ей в лицо, и Лиза чувствовала себя неуютно под его проницательным взглядом. Впервые с тех пор, как она оказалась в Таллинне, Лиза вдруг почувствовала, что ее версия — неубедительна. И суть заключалась не в том, что факты, изложенные в ней, сомнительны — они-то как раз были проработаны должным образом. Но сама легенда как-то не «шла» ей, как бывает не идет женщине прекрасно сшитое платье из дорогого материала. Словно с чужого плеча. Она, Лиза Голицына, она не могла так поступать. Не могла — и все. По чести говоря, если уж «кроить» но ней — так Лиза сейчас должна находиться где-нибудь иод Ленинградом или под Москвой, перевязывать раненых красноармейцев в санбате или переводить на допросах какому-нибудь советскому командиру. Вся ее разведывательная деятельность — сплошная фальшь. Никогда Лиза не ощущала этого столь явственно, как теперь, под взглядом малознакомого ей немецкого офицера, сидящего напротив. И он тоже все понимал — в том не было сомнений. Он ей не верил. Еще немного — и он разоблачит ее. Испугавшись, Лиза прервала рассказ.
— Поймите, лейтенант, — произнесла она, теребя руками салфетку, — все, что я пережила, живо во мне. И мне трудно вспоминать, тем более, вслух.