Дочь алхимика

Каждый раз когда мысли возвращались к прошлому, она видела другую, изменившуюся Ауру, даже внешне. Сейчас она носила черные волосы короче, только до плеч, а когда появлялась на людях, полностью скрывала их под широкополой черной шляпой. При виде её одежды цвета ночи многие думали, что она носит траур, и, может, в этом предположении скрывалось намного больше правды, чем сознавала сама Аура.

Не все сцены прошлого преследовали её, не каждая минута жестокости, не каждое слово, не каждое лицо. Многое стерлось. Многое потеряло свою остроту. Она все еще чувствовала боль утрат, и порой отчаяние, как и тогда, овладевало ею. Но вместе с тем, некоторые грани чувств стали ей чуждыми. Она говорила себе, скорее ради самоутешения, что это были воспоминания девочки, а не той женщины, которой она была сейчас.

Но она знала, насколько неубедительными были подобные объяснения. Конечно, она уже давно не ребенок, и за последние семь лет многое изменилось.

Ей было двадцать пять лет, но она несла в себе знания столетий.

Раздался звук, похожий на звон бьющейся посуды, — зазвучала решетчатая дверь, когда надзиратель открыл её и толкнул внутрь. Это движение было настолько незаметным, что казалось, она отворилась сама собой, и это составляло предмет самой большой гордости надзирателя за все годы службы. По крайней мере, он уверял Ауру в том, что это так, когда вел её в глубину каменных гротов тюрьмы.

Они шли по широкому коридору в стенах которого на расстоянии нескольких метров друг от друга были металлические двери. Посредине каждой двери на уровне глаз находилась металлическая решетка величиной с голову. Когда глаза Ауры привыкли к сумраку, она стала замечать дикие глаза за каждой из них.

— Здесь только одиночные камеры, — объяснил надзиратель и снял с пояса полированную дубинку.

Когда за одной дверью крики стали громче, он быстро подскочил к ней и с силой стал бить по решетке. Шум был оглушительным, и Аура молила Бога, чтобы надзиратель поскорее прекратил этот кошмар. Она не обращала внимания на непристойные выкрики заключенных, но от резкого стука дубинки о железо у неё все сжималось внутри.

Она внезапно почувствовала себя неудобно в длинном, до пола, черном платье и накидке с высоко поднятым капюшоном. И вовсе не потому, что подобная накидка считалась на сегодняшний день почти антиквариатом (еще большим, чем та, которую она украла у несчастной Козимы), нет, ее смущало то, что в этом прибежище мужского насилия она так отчетливо подчеркивала её женственность. Потому что женственность, очевидно, истолковывалась здесь как слабость. Даже во взгляде надзирателя горела искра превосходства, когда бы она ни взглянула на него, хотя он все же сохранял приличествующую любезность и был деликатен с нею (ровно настолько, насколько позволяла сумма, которую Аура сунула ему на входе).

Стены были выполнены из красного кирпича, на полу — грубый настил. В коридоре стояли лужи, и Ауру смутило то, что ей пришлось приподнимать подол своего платья, чтобы оно не скользило по этой грязной жиже. Она невольно спросила себя, не умышленно ли избрал надзиратель этот путь. Хотя, по правде говоря, ей было все равно.

— Если хотите, можете поговорить с вашим другом в камере, — предложил надзиратель. — При закрытых дверях, если пожелаете. — Он двусмысленно улыбнулся — на иную улыбку здесь можно было и не рассчитывать.

— Сколько? — ледяным тоном спросила она.

Он назвал сумму и сразу же протянул руку. С подчеркнутым равнодушием Аура вытащила пачку банкнот из своего кармана и отсчитала необходимую сумму. Надзиратель довольно улыбнулся, и деньги тут же исчезли в его униформе.

— Вам никто не помешает, — пообещал он.

Аура не верила ни единому его слову.

— А вы не рискуете? — спросила она, пока они спускались по железной лестнице.

Ступени вели на балюстраду, которая тянулась по обе стороны коридора. Здесь было примерно столько же одиночных камер, как и на первом этаже.

— Рискую? — Надзиратель весело покачал головой. — Это не я, а вы идете в камеру убийцы.

Аура презрительно сморщила нос.

— Это мой брат.

— Ваш брат убил полдюжины молоденьких девочек. Похитил и зарезал. Здесь таких как он не очень-то жалуют.

Они остановились перед дверью камеры, которая была помечена красным крестом величиной с ладонь. Аура напрасно старалась поймать незаметный взгляд через решетку. Внутри помещения царила темнота.

— Что означает крест? — спросила она. Надзиратель скривился.

— Желающие почаще видеть священника.

— Религиозные часы? — изумленно спросила она.

Надзиратель кивнул и подошел к решетке.

— Эй, приятель, к тебе посетитель! Стань к стене, если ты хочешь, чтобы я открыл.

В темноте камеры не было заметно никакого движения.

Надзиратель презрительно хмыкнул, затем повернул ключ в замке.

— Прошу вас, — сказал он, входите.

Она мгновение колебалась.

— Почему там внутри не горит свет?

— Ваш брат разбил лампу.

Во тьме что-то зашевелилось, в другом конце камеры у стены.

— Свет, это то, что носят в сердце, а не цепляют на потолок, — сказал кто-то. Слова может и прозвучали цинично, но произнесены они были спокойно, даже кротко.

Аура поймала себя на том, что она вздрогнула, когда узнала голос Кристофера. Этот испуг длился не дольше мгновения, и она не передумала, хотя тень сомнения все же закралась в ее сердце. Должны ведь быть и другие пути.

«Нет, — напомнила она себе, — это было твое собственное решение. Теперь главное — сделать все с максимальной пользой».

С высоко поднятой головой она прошла мимо надзирателя в темноту. На пороге она еще раз обернулась к нему.

— У вас случайно не найдется свечи для меня?

— В общем-то, да, — сказал он растягивая слова. — У заключенных есть возможность приобрести несколько штук раз в неделю, но продажа была вчера. Но, конечно, при определенных обстоятельствах, можно было бы сделать…

Она прервала его на полуслове, сунув ему в руку еще одну бумажку, и он тут же засуетился по пути к выходу.

— Свечу принесут немедленно, — пообещал он и закрыл за ней дверь на замок. По затихающему дребезжанию связки ключей Аура определила, что надзиратель удаляется.

Перед ней не было ничего, кроме темноты. В камере не было окон, а единственный источник света — решетку в двери — Аура закрыла своей спиной. Она заметила это и отошла на полшага в сторону; но свет все равно доходил лишь до средины помещения. Вторая половина находилась в полной темноте.

— Приятно видеть тебя, — сухо заметила она.

Шорох одежды.

— После семи лет могу предположить, что ты не очень горела желанием повидаться.

— На то были свои причины, — уклончиво ответила она.

— А, — протянул он, — конечно же, серьезные причины. Ты же с самого начала невзлюбила меня, не так ли? Ты всегда не доверяла мне.

— И не ошиблась, как мы оба знаем.

Кристофер сухо закашлял в темноте.

— Это уже в далеком прошлом.

«Ну, где же свеча, — нетерпеливо подумала она. — Она хотела, наконец-то, взглянуть ему в лицо».

— Я не могла прийти раньше, — твердо сказала она.

Она ничего не была ему должна, и, уж конечно, никаких извинений.

Кристофер тихо засмеялся.

— Если ты пришла, чтобы тайно передать мне напильник, то вынужден буду тебя разочаровать. Как видишь, здесь это совершенно ни к чему.

Его горечь была справедливой, но Аура все же не испытывала ни малейшего сочувствия. Он заслужил каждый день в этой дыре, каждый проклятый день. Он не имел никакого отношения к убийствам девочек, Аура прекрасно это знала, но то, что он сделал с её матерью само по себе было уже достаточным преступлением, а об убийстве Фридриха и говорить не приходится. Словно прочтя её мысли Кристофер спросил:

— Как чувствует себя мать?

— Неважно. За все эти годы она почти не покидала свою комнату. В последний раз это было на переломе веков.

— Четыре года назад, — задумчиво прошептал он. — Мне очень жаль, Аура. Ты можешь мне не верить, но мне искренне жаль.