Страница 42 из 59
Немцы досконально знали нашу психологию и часто, покидая оборонительные рубежи в каком-нибудь населенном пункте, оставляли нетронутую цистерну спирта на железнодорожных путях или целехонький завод винокуренный. А через пару часов отбивали этот пункт снова. У нас уже воевать было некому. Все были «в стельку». Примеры. Любого фронтовика спросите. Чего стоит только первое взятие Шауляя. Но дикий случай произошел на станции Попельня. Взяли станцию, а там цистерна спирта. Начали отмечать боевой успех. Через несколько часов на станцию прибыл эшелон немецких танков. Спокойно разгрузились и выбили нас оттуда. Наши танки «Т-34» стояли без экипажей. Танкисты изрядно приняли «на грудь». А пьяных командиров, решивших, «залив глаза», погеройствовать за чужой счет, хватало. Это я знаю не из книги Симонова, самого так начальники погнали на штурм высотки. Эту высоту полком было невозможно взять, а погнали мою единственную роту. Как водится, с обещаниями: «Не возьмешь высоту — расстреляем!» Видел я и как пьяный генерал застрелил командира батареи за то, что тот осмелился возразить, получив тупой гибельный приказ.
Мой комбат Иващук тоже погиб, будучи пьяным. Выехал на белом коне на передний край и начал немцев матом крыть. Немцы кинули пару мин, Иващука легко ранило. Был бы трезвым, может, развернулся бы и ускакал в тыл, но он продолжал что-то немцам кричать, угрожая в сторону их окопов кулаком. Следующей миной его накрыло. Нелепая смерть…
Г.К. — Почему люди Вашего поколения, хоть и звучит это странно, называют годы войны лучшим временем своей жизни?
Е.Г. — Для многих людей моего поколения война была лучшим временем нашей жизни. Война, с ее неимоверной, нечеловеческой тяжестью, с ее испытаниями на разрыв и излом, с ее крайним напряжением физических и моральных сил — и все-таки — война. И дело не только в тоске по ушедшей молодости. На войне нас заменить было нельзя. И некому. Ощущение сопричастности с великими, трагическими и героическими событиями составляло гордость нашей жизни. Я знал, что нужен. Здесь. Сейчас. В эту минуту. И никто другой.
Интервью:
Григорий Койфман. Дуэль. 2005. 11 октября. № 41 (439);
25 октября. № 43 (441); 1 ноября. № 44 (442);
8 ноября. № 45 (443); 22 ноября. № 47 (445).
Гордиенко А
Каждый его орден — память о роте
…Григорий Григорьевич Высоцкий, пожалуй, единственный из фронтовиков Иркутской области был награжден орденами Красного Знамени, Богдана Хмельницкого и Александра Невского. Командовал он на фронте штрафной ротой.
Лейтенант Григорий Высоцкий прибыл в действующую армию из Омского пехотного училища, где он окончил краткосрочные курсы и продолжал службу командиром учебного взвода этих курсов, а с последним выпуском последовал на фронт. Он явился в штаб 70-й армии 1-го Белорусского фронта.
Офицеры штаба, не скрывая улыбки, буквально следят, с какими усилиями двухметроворостый лейтенант, почти пополам согнувшись, пробирается в узкую и невысокую дверь землянки.
— Богатырь, — нараспев обратился полковник к нему, продолжая листать личное дело Высоцкого. — Значит, сибиряк! Из Иркутской области, с Байкала.
— Так вот, вы назначаетесь командиром отдельной штрафной роты.
Высоцкий уже слышал о таких ротах, но о том, что ему придется принять такую самую, и думу не думал.
Вспоминая об этом эпизоде, Григорий Григорьевич вот что рассказал мне:
Каждый его орден — память о роте.
Принял я эту роту. Приказ надо выполнять. Это было в начале осени 1944 года. А в октябре первый бой. В междуречье Вислы, Буга и Нарева части 38-й стрелковой дивизии пошли на захват плацдарма. С ходу рота вошла в прорыв первой линии обороны немцев. Одна контратака фашистов следовала за другой. Земля дрожала от взрывов. Слева и справа перли танки и самоходки, бомбила авиация, гремела артиллерия, строчили автоматчики и бухали минометы. Редкие часы затишья сменялись более жестокими атаками противника.
Это был плацдарм, с которого советские войска форсировали Вислу по направлению к Варшаве. Приведу один эпизод, характеризующий комроты Высоцкого. Ночью он посылает две группы автоматчиков в обход флангов немецкого участка обороны. И когда они одновременно открывают огонь, он с оставшимися солдатами, пользуясь замешательством противника, поднимается в атаку и буквально сметает врага.
Сериями подобных контратак плацдарм был удержан. И когда на смену пришли дивизии 49-й армии, рота Высоцкого вышла из боя. По его словам, только четверо остались живыми: связист, еще два солдата и он, командир роты. Лейтенант Высоцкий был тогда награжден орденом Александра Невского.
Вот что такое штрафная рота, — тяжело вздыхая, говорит Григорий Григорьевич. — Конечно, осужденные военным трибуналом солдаты и разжалованные офицеры, бывшие заключенные искупали личную вину перед государством своей кровью, многие за проявленное мужество награждались орденами и медалями, становились в строй воинских частей.
Так было и в последующих боях на севере Польши. Генерал-полковник Попов, командующий армией, лично награждал отличившихся солдат вновь сформированной штрафной роты Высоцкого. Они первыми вышли на улицы города Хойтице, пробив немецкую оборону. А старший лейтенант Высоцкий был награжден орденом Богдана Хмельницкого третьей степени. Отличились бойцы его роты и в боях за город Сопот, между Данцигом и Гдыней. Эти два морских порта Польши на Балтийском море как города-крепости ненадолго задержали натиск наступающей нашей армии, но бои были тяжелыми. Контратакам немцев умело противостояла и рота Высоцкого. Ее офицеры и солдаты одну за другой отражали контратаки врага. Здесь он и был ранен в правую ногу, и на этом 27 марта 1945 года для Григория Высоцкого война закончилась. Приказом командующего 2-м Белорусским фронтом за свой последний бой по освобождению Гдыни капитан Высоцкий награжден орденом Красного Знамени…
Восточно-Сибирская правда. № 24248. 2002. 20 июня.
Некрасова М
ИСКУПИТЬ КРОВЬЮ
Ветеран Великой Отечественной войны полковник в отставке Иван Илларионович Рощин воевал с августа сорок первого до Победы. Служил в артиллерийском полку, был агитатором. Мы знаем его еще и как военного журналиста, сначала корреспондента армейской и дивизионной газет на фронте, а в мирное время — специального корреспондента газеты «Труд».
На фронте история творилась, можно сказать, на глазах, и очень хотелось сохранить ее, донести до будущих поколений именно в деталях, которые, как известно, неизбежно стирает в памяти безжалостное время.
И вот в те времена, когда было рукой подать «кому до ордена, ну, а кому до «вышки», отчаянный политрук Рощин носил в противогазной сумке общую тетрадь, куда записывал наиболее значительные и чем-то поразившие его события тех далеких фронтовых дней.
Однажды его поймал на этом контрразведчик:
— Что там у тебя? Ну-ка покажи!
Молодой офицер просил оставить тетрадь у него:
— В плен не сдамся, а если и найдут записки у мертвого, то фрицам от них точно никакой пользы!
— Ладно, воюй, — почему-то смягчился «блюститель порядка». — Но тетрадь все-таки сожги!
Но что-то заставило Рощина ослушаться. А со временем он даже завел вторую тетрадь. Эти записи уже в мирное время легли в основу очерковых книг Ивана Рощина о героях Великой Отечественной войны.
Сегодня мы попросили Ивана Илларионовича вспомнить период войны, когда Родина и партия направили его, молодого офицера, служить в штрафную роту, где на него были возложены обязанности агитатора.
— Вы провинились перед Родиной, и ваша главная задача — искупить вину кровью!
В память тех, Кто прошел Великую Отечественную, навсегда врезались слова знаменитого сталинского приказа № 227. Не говоря уже о людях, которых приказ коснулся непосредственно. Ни шагу назад! И других мыслей просто не возникает. И вина твоя перед Родиной такова, что смыть ее можно только кровью…