Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 39

— Я знаю, но эту работу я должен сделать сам. — Борден поднялся. — Пошли, Бака, вернемся обратно. Увидимся завтра, Лэнг. Либо послезавтра. Охоту на индеек для меня придержи. Закончу с этим, и тогда уж мы с тобой постреляем.

В тюрьме он проводил Баку до камеры, но дверь оставил распахнутой.

— Спать тут можно, как и во всяком другом месте, мы оба дрыхли в хоромах похуже. Вряд ли я тебя завтра увижу, но смотри во все глаза.

— Буду. — Бака положил руку на решетчатую дверь и подвигал ее взад-вперед. — Доверять так доверять, верно?

— Я доверяю, кому следует, Бака.

— Думаешь, тот головорез поползет за тобой? — Бака изучал взглядом его лицо. — Не побоится?

— У него нет выхода, — бесстрастно произнес Чантри. — Подумай сам. Он уже перепуган до чертиков. Наворочал трупов, и вот теперь я объявляю во всеуслышание, что у меня имеется ключ ко всем убийствам. Я понимаю так: у него пороху не хватит ставить на то, что я ничего не знаю.

В грязных делишках подводит вот что: никогда не знаешь, кто на тебя смотрит. Сам ты никого не видишь и не слышишь, на все сто уверен, что никого в округе нет, а кто-то запросто может там оказаться, а обычно и оказывается. В тени у дороги вылеживается босяк, кто-то подошел к неосвещенному окну задвинуть занавеску или возвращается, ищет, что потерял. Может статься, что это ковбой, решивший вздремнуть под деревцем, или женщина, рвущая цветы… Тыщу лет гадай, Не угадаешь, кто под руку подвернется.

Я считаю так: этому преступнику позарез надо знать все досконально. Думаю, он поедет за мной посмотреть, куда это я нацелился, и составить себе представление о том, что я откопал. А после, когда я соберусь в обратный путь, он меня шлепнет. Постарается, во всяком случае.

— Ну, ты не трусливого десятка, надо признать. — Бака уселся на нары и принялся стягивать сапоги. — Сосну теперь малость.

Несколькими минутами позже Чантри сидел на краю собственной постели и был весьма далек от подобной уверенности. Освободившись от обуви, он глядел в темноту, в пустое окно.

Мора… все упирается в этот городок. Времени бы побольше, он бы туда съездил. Но времени-то у него как раз и нет. Впереди — столкновение, на которое он сам сегодня напросился.

Чантри разделся и залез в постель. Снова раздумывал, кем может оказаться убийца, намечал, куда поедет завтра. И, как ни печально, со всеми своими думами забыл самое существенное.

Упустил из виду Буна Сильву.

В первый раз за несколько дней Чантри почувствовал себя свободным… Городским человеком он так и не стал, пусть Бесс и не нравилось жить на ранчо. Ей бы еще больше пришлась по вкусу жизнь в больших городах на Востоке. Но для него жизнь — это открытый простор, испещренные полынью равнины, где пасется скот и веют нестихающие ветры. Ехал он, не спеша, смакуя ласку ветра и озирая бескрайнее пространство.

Он любил эти пустые земли, где людей встречалось немного или не было совсем. Хоть и помнил сейчас, что над ним нависла опасность. Кто-то хочет его убить; может быть, едет за ним следом; может быть, он где-то здесь.

В окружающей местности он не обманывался: знал ее очень хорошо. Часть его пути пройдет изрезанными участками; многие отрезки лежат на гладкой или слабо волнистой земле. Но и там достаточно оврагов, складок между холмами, где всадник проберется невидимкой, мест, где удобно устроить засаду.

Чантри резко изменил направление. Инстинкт дикого зверя, ведь охотник теперь сам стал мишенью. Он погнал лошадь вверх по крутому склону, повернул назад, поперек этого склона, и выехал на гребень холма. Оглядев противоположный косогор, перевалил и лишь тогда, убравшись с открытого места, осмотрелся основательно.

Ничего… однако? Не пыль ли это? Нечто неопределенное как будто висит в воздухе, но пыль ли это, или просто цветное пятно? Скала чуть посветлее, бледный оттенок почвы могли создать впечатление пыльного облака.

Чантри поехал обратно. Отклонился к юго-западу, потом описал полукруг к северо-востоку. Несколько раз останавливался, чтобы прислушаться. К следующей вершине приблизился из-за кустов, сквозь Которые мог смотреть, не показываясь сам.

Ничего.

Спокойствие не приходило. Шестое чувство предостерегает? Предвидение? Или всего лишь уверенность, сознание, что его могут преследовать?

Дом Эда Пирсона уже недалеко, осталось несколько миль. Преследователь может решить, что Чантри направляется туда. Поэтому лучше дать круг и подъехать с севера. Чантри круто повернул вспять, погрузился в редкую древесную поросль и описал круг. Дольше едешь, зато целее будешь.

Эд поселился в углу, образованном холмами, — нечто вроде большой ямы. Обзавелся там грубо сколоченной хижиной, загоном и сарайчиком, одной стороной которого служил обрыв. Кроме уборной, поставленной шагах в тридцати от хижины, там больше ничего не было.



Шахтный туннель вел от хижины под холм, не очень глубоко. Перед туннелем по склону осыпался отвал белесой рыхлой породы, лежало несколько досок: настил для одноколесной тачки, перевозящей руду и пустую породу.

Нашел ли что Эд Пирсон, было под вопросом. Большинство аборигенов начинали хихикать, когда речь заходила об Эдовой «шахте», и все соглашались между собой, что шахтовладелец жил, скорее, говядиной, добываемой на соседних ранчо, и небольшим клочком земли, который он обработал поблизости от своего участка.

Зная, что за человек тут живет, Борден Чантри подъезжал осторожно.

Над трубой поднимался жидкий дымок, в загоне стояла пара лошадей и ослик. Одна из лошадей заржала, когда Борден — винчестер в руке, глаза все подмечают — появился на тропе.

Опасный момент. Опасное место. Враг легко мог догадаться, куда направляется маршал, и определить его. Но он не слышал ни единого звука, пока из дверей не вышла вислоухая гончая цвета сырой печенки, которая тявкнула без энтузиазма. Затем подошла к гостю, повизгивая и виляя хвостом.

— Привет, парень, — сказал собаке Борден, потом, повысив голос, позвал: — Эд! Тут Борден Чантри!

Ни ответа, ни привета.

Чантри настороженно двинулся к дому. Подъехав, посмотрел в сторону шахты.

Ничего.

Чантри быстро оглядел окружающие холмы, ничего интересного не обнаружил. Шагом поднялся по небольшому уклону вплотную к дверям и, не выпуская ружья из рук, слез с лошади.

Старый пес энергично заскулил, потрусил к двери и остановился там, поджидая гостя.

— Что-нибудь не в порядке, парень?

Борден застрял на пороге, не в силах совладать с беспокойством. Медленно ощупал взором округу. Местность украшали ржавая тачка, валяющаяся на боку, всевозможные куски коррозирующего железа. Настоящая свалка утиля. Пирсон был мастер на все руки и неизменно утаскивал к себе все, что никому не надо, резонно полагая: когда-нибудь да пригодится.

Серый каменистый грунт плавно снижался к рытвине, служащей дождевым стоком. Никого не видно. Но Чантри не оставляло чувство, что за ним следят.

Подошел к двери. Открыта настежь.

— Эд?

Положив на створку ладонь, он толкнул ее, отворяя дверь пошире. Заржавленные петли тихо скрипнули.

Пол внутри оказался на удивление чист — недавно выметен. На столе стояла бензольная лампа. Она еще горела, но фитиль был привернут, оловянная тарелка, голубая эмалированная чашка, тут же лежали ложка, вилка и нож. В камине догорал огонь — уже одни угли, рядом тихонько пыхтел кофейник.

Тут же валялась кочерга. Шагнув через порог, Чантри увидел пустую койку с разворошенными стегаными одеялами и поеденной молью бизоньей шкурой.

На гвоздях, вбитых в стену, висела разная одежда, между прочими тряпками — старый комбинезон, пара поношенных сапог, послужившие свое куртки.

С колышка у изголовья, чтобы можно было схватить его спросонья, свисал пояс с револьвером.

Чантри оглядел комнату. Пила и топор на полу, ящик свечей, какие мог бы употреблять горняк, всякие мелочи… Коробка для хлеба; бочонок, вероятно с мукой; кое-какая бакалея, полно консервных банок. Недавно купленные припасы, ясно.