Страница 22 из 53
Она не стала тратить время на разговоры и через минуту вернулась с винтовкой и сумками. В них оставалось еще пятьдесят патронов.
Энн действовала быстро и умело. Она родилась богатой девушкой, но поскольку выросла на ранчо, то знала, что делать. Вскоре горел огонь, варился кофе, а мне было велено снять мокрую одежду.
— А что я надену? — усмехнувшись, спросил я.
Энн сдернула одеяло с койки Фуэнтеса.
— Накройтесь вот этим, — распорядилась она, — и если вы стесняетесь, то я нет.
Снять рубашку оказалось не так-то просто — она промокла насквозь и прилипла к спине. Энн помогла мне.
— Да, — критически заметила она, — у вас замечательные плечи. Откуда такие мускулы?
— От сражений с быками и размахивания топором, — ответил я. — Приходилось работать.
К счастью, ей удалось осмотреть мое бедро, довольствуясь лишь тем, что я расстегнул ремень и немного приспустил штаны, задубевшие от крови. Рана выглядела скверно — отвратительный здоровенный кровоподтек вокруг головки бедренной кости, а в саму рану можно засунуть палец.
— Вам пора возвращаться домой, — сказал я, когда она перевязала меня. — Майор будет беспокоиться.
— Он уже давно перестал беспокоиться обо мне. Я умею ездить верхом и стрелять. Он не спорит со мной с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать.
И тем не менее мне не нравилось, что она находилась здесь. Люди начнут болтать — с поводом или без него, — а репутация женщины имела первостепенное значение. От споров нет никакой пользы. Энн была упрямой девушкой, у которой на все имелось свое собственное мнение, и я предвидел, что майору не миновать проблем.
Конечно, она умела ездить верхом и стрелять, и в этой огромной, бескрайней стране жизнь женщины стоила дороже, чем всех остальных.
Пока Энн готовила нам поесть из того, что ей удалось найти, я расслабился на койке, завернувшись в одеяло Фуэнтеса, и обсуждал с ней сложившуюся ситуацию.
— Здесь нет никого, на кого бы я мог подумать, что он хочет убить меня, — рассуждал я, — если только это не тот, кто перегонял ворованный скот. Он, как мне кажется, заметил, что я его выслеживал.
— Возможно, — согласилась она, но как-то неуверенно.
— Вы считаете, что это Бэлч и Сэддлер крадут скот?
Она помедлила, потом покачала головой:
— Не знаю. И папа тоже. Мы потеряли… мы потеряли достаточно много скота, но не столько, сколько вы. Бэлч уверяет, что у них тоже пропал молодняк. Тогда в этом нет никакого смысла.
Повернувшись, Энн посмотрела на меня.
— Тут о вас идут разговоры, Майло. Я решила, что лучше сказать вам. Люди говорят, что у простого ковбоя не бывает таких денег, какие вы потратили на благотворительном вечере.
Я пожал плечами.
— Я кое-что скопил, воюя на стороне Уэллса Фарго, потом набил карман, обнаружив месторождение на севере Нью-Мексико.
— Большинство ковбоев растратили бы их.
Я снова пожал плечами.
— Вполне возможно. Я не так уж много пью. При мне револьвер, и многим известно, что я разъезжаю вооруженным. Кроме того, я держал под прицелом разбойничью тропу из Канады в Мексику. Человеку, который ездит по таким местам, нужно быть осторожным.
— И этим вы собираетесь заниматься до конца своих дней? Просто ездить туда-сюда по стране?
Улыбнувшись, я покачал головой:
— Да нет. Когда-нибудь успокоюсь и займусь разведением скота. Барнабас говорит, что я рожден для этого — любить скот, сельскую жизнь и все такое прочее. — Мы помолчали. — Барнабас вам бы понравился. Он путешествует по Европе и читает книги. А также много размышляет. Мечтает завести племенной скот из Европы и скрестить его с нашими лонгхорнами. Если его послушать, то дни лонгхорнов сочтены. Они хороши для таких вот скудных пастбищ, однако слишком много двигаются и не набирают достаточного веса. Хотя мне попадались чрезвычайно упитанные особи даже здесь.
Было необыкновенно приятно — сидеть и разговаривать с Энн, однако где-то во время беседы я задремал. Потеряв много крови, я чувствовал себя разбитым и усталым, сказывался и тяжелый путь по грязи с искалеченной ногой.
Когда я снова очнулся, в хижине было тихо, и только в очаге потрескивали угли. Энн спала на койке Фуэнтеса.
Приподнявшись на локте, я увидел Фуэнтеса, который сидел на полу, на своем дорожном одеяле. Он улыбнулся и приложил палец к губам.
Тони поднялся и вышел, скоро до меня донеслось, как он умывается во дворе. Машинально он выплеснул воду из таза туда, где обычно она прибивала пыль, хотя нынешним утром, после дождя, никакой пыли не было и в помине. Потом вернулся и, двигаясь совершенно бесшумно, если не считать позвякивания здоровенных испанских шпор, приготовил кофе, расшевелил огонь в очаге и подбросил дров.
Стараясь не потревожить раненое бедро, я сел.
Энн положила мой винчестер на постель рядом со мной, револьвер примостился тут же. Она забыла запереть дверь на засов — видимо, потому, что не собиралась спать.
Неожиданно она проснулась и пристально посмотрела на Фуэнтеса. А когда тот слегка поклонился, улыбнулась:
— Должно быть, я заснула. Какой позор. Сюда мог войти кто угодно.
— Вы устали, сеньорита. Вам нужно было поспать. Однако майор станет беспокоиться.
— Да, — согласилась она, — впервые я отсутствовала целую ночь.
Энн выглядела восхитительно; в течение минуты она умылась, привела в порядок волосы и взяла у Фуэнтеса приготовленный им завтрак.
— Я ездил предупредить Хинга, — объяснил он. — Когда сказал, что ты пропал, он разозлился. И забеспокоился. Я отправился на поиски, но твои следы смыло дождем.
Мы поели и поговорили, потом Энн уехала. Моя лихорадка, похоже, прошла за ночь, хотя я все еще чувствовал себя измотанным. Меня пробрала дрожь, когда я представил, как мы оба спим, а там, снаружи, бродит тот, кто хочет убить меня. Хотя вряд ли Энн заснула задолго до появления Фуэнтеса.
Приехал Джо Хинг.
— Поправляйся, — сказал он мне после того, как выслушал мой рассказ. — Ты нам нужен. Нам еще предстоит объездить западное пастбище — это там, где, по словам Бэлча, мы не имеем права собирать скот.
— Дайте мне три-четыре дня, — попросил я.
— Бери больше, — ответил он, — ты сильно ослаб. — Он вдруг резко сменил тему: — Оба раза в тебя стреляли, когда ты находился на юго-восток отсюда?
Получив мой утвердительный кивок, он снял шляпу и задумчиво почесал затылок.
— Послушай, в общих чертах кое-что можно определить. Это никак не могли быть Бэлч и Сэддлер… может быть, Роджер? Джори Бентон уезжал на север, Накис Вансен — тоже. — Джо помолчал. — Он считает, что если действовать подальше от людских глаз, то нельзя даже предположить, кто в тебя стрелял. Но ты глянь, все, кого мы знаем, имели работу. Они должны были находиться на своих местах. Определяем тех, кто трудился там, где им и полагалось, и получаем полный баланс. — Хинг продолжал: — Я могу поручиться за большинство работников Бэлча. Мне известно, где гоняли скот наши люди и большая часть людей майора.
— А Харли? — спросил я.
— Он? Он не станет ни в кого стрелять. У него для этого нет причины. К тому же Харли бывает только у нас да у себя дома. Когда тебя подстрелили, Харли был у себя дома, а это довольно далеко.
— Он хорошо относится к Бэлчу? Я спрашиваю только потому, что не знаю его.
— К Бэлчу? — переспросил Хинг. — Ну уж, черт побери, нет! Недавно они поссорились из-за лошади. Но Харли — он сам по себе. Не хочет ни с кем поддерживать отношения. Делает свою работу, зарабатывает свои деньги и занимается своим хозяйством.
Если придерживаться логики, то подозревать было некого, кроме неизвестного похитителя скота. И тогда получалось, что он или они пришли сюда Бог весть откуда, засели среди холмов и крадут скот, когда поблизости никого нет. Но железная логика меня и беспокоила больше всего.
Хинг и Фуэнтес уехали, а я опять лег в постель. Им предстоял трудный день, а я пока не в состоянии ездить верхом.
Я видел солнечный свет, пробивавшийся сквозь открытую дверь, и пчел, жужжавших вокруг дома. Откуда-то доносились трели пересмешника.