Страница 25 из 96
20 января 1942 г. в уютном берлинском предместье Ванзе Гейдрих созвал совещание представителей различных министерств и ведомств СС и СД для окончательного решения европейской еврейской проблемы, которая коснется 11 миллионов евреев. При этом Гейдрих сообщал 15 собравшимся высшим офицерам, что на исконной территории рейха осталось всего 131 800 евреев (из 250 тысяч человек, проживавших в 1939 г.), однако в СССР, по его словам, насчитывается 5 миллионов человек, на Украине — 3 миллиона, в Польском губернаторстве — 2,25 миллиона, во Франции — 750 тысяч и в Англии — 300 тысяч. Из сказанного Гейдрихом со всей очевидностью следовало, что все 11 миллионов евреев должны быть уничтожены. Затем он разъяснил, как надлежит выполнить эту «масштабную» задачу:
«Отныне в ходе осуществления «окончательного решения» по операции «Ночь и туман» евреев необходимо поставлять на Восток… для использования в качестве рабочей силы. Организованные в крупные рабочие отряды, раздельно по полам, работоспособные евреи доставляются в эти районы для использования на строительстве дорог. В процессе работы значительная часть несомненно сгинет естественным образом. Оставшиеся, то есть те, кто способен выдержать все это, поскольку они, безусловно, будут представлять самую стойкую часть, должны подвергаться соответствующей обработке».
Другими словами, евреев из европейских стран следовало доставлять на оккупированный Восток и уморить изнурительным трудом. Оставшиеся в живых попросту подлежали ликвидации.
А как быть с миллионами евреев, проживавших на Востоке? Статс-секретарь доктор Йозеф Бюлер, представитель генерал-губернатора Польши, уже имел на этот счет готовое предложение. В Польше проживает почти 2,5 миллиона евреев, представляющих большую опасность. Все они «либо носители болезней, либо спекулянты на «черном рынке», а главное — непригодны для работы». Каких-либо проблем с транспортировкой этих душ не существует. Они уже на месте. «У меня лишь одна просьба, — сказал доктор Бюлер в заключение, — решить еврейскую проблему на моей территории как можно скорее».
Еще более старательно работали эсэсовцы у газовых камер в лагерях уничтожения. Все тридцать с лишним главных нацистских концлагерей были по существу лагерями смерти, где погибли от пыток и голода 7125 тысяч из 7820 тысяч заключенных.
В конце 1942 г., когда потребность в подневольной рабочей силе возросла, Гиммлер приказал сократить темпы умерщвления в концлагерях. Ввиду нехватки рабочей силы он выразил недовольство представленным в его управление докладом, в котором сообщалось, что из 136 700 заключенных, доставленных в концлагеря за период с июня по ноябрь 1942 г., умерло 70 610 человек, было казнено — 9267, а «перемещены», то есть направлены в газовые камеры, 27 846 человек. Таким образом, рабочей силы оставалось не так уж много. Такая картина наблюдалась в лагерях смерти, где был достигнут наибольший «успех» в выполнении «окончательного решения».
Крупнейшим и наиболее известным был лагерь в Освенциме, пропускная способность которого (четыре огромные газовые камеры и прилегающие к ним крематории) намного превосходила другие лагеря — в Треблинке, Бедзвеце, Собибуре и Хелмно, располагавшихся на территории Польши. Имелись и другие, менее обширные лагеря смерти под Ригой, Зильно, Минском, Каунасом и Львовом, однако от остальных они отличались тем, что здесь главным образом расстреливали, а не удушали газом.
В течение некоторого времени между главарями СД существовало соперничество в поисках наиболее быстродействующего газа для истребления евреев. Быстрота действий была важным фактором, особенно в Освенциме, где к концу войны был установлен страшный «рекорд» — 6 тысяч жертв в день. В этом лагере начальником был в течение некоторого времени Рудольф Хесс, который на процессе в Нюрнберге дал под присягой следующие показания:
«Окончательное решение еврейского вопроса означало поголовное истребление евреев в Европе. В июне 1941 года я получил приказ установить в Аушвице оборудование для истребления людей. К этому времени в Польском генерал-губернаторстве уже действовали три лагеря истребления: Белаец, Треблинка и Вользек…
Я прибыл в Треблинку, чтобы изучить на месте, как осуществлялось истребление заключенных. Начальник лагеря сообщил мне, что за полгода он ликвидировал 80 тысяч человек. Его основной обязанностью была ликвидация всех евреев из Варшавского гетто. Задача эта не могла быть решена вплоть до 1943 года ввиду большого числа заключенных, а впоследствии — из-за вооруженного сопротивления.
Начальник лагеря использовал угарный газ, его метод показался мне малоэффективным. Поэтому, когда я оборудовал здание для истребления в Аушвице, то приспособил для использования газ «Циклон В», который представлял собой кристаллическую синильную кислоту. Мы сбрасывали ее в газовую камеру через небольшое отверстие. Чтобы удушить всех, находившихся в камере, было достаточно от трех до пятнадцати минут в зависимости от климатических условий. Мы определяли что люди мертвы по прекращавшимся крикам. Потом выжидали примерно полчаса, прежде чем открыть двери камеры и выгрузить трупы. Затем солдаты отряда спецакций снимали кольца и другие драгоценности, вырывали изо рта умерших золотые коронки.
Другим усовершенствованием, сделанным нами, было строительство газовых камер с разовой пропускной способностью 2 тысячи человек, в то время как в десяти газовых камерах Треблинки можно было истреблять за один раз по 200 человек в каждой».
Хесс неустанно вносил усовершенствования в искусство массовых убийств.
«И еще одно усовершенствование, — говорил он, — дававшее нам преимущество перед Треблинкой, состояло в том, что жертвы Треблинки почти всегда знали, что их ждет смерть, в то время как в Аушвице мы стремились одурачить жертвы, внушая, что они будут подвергнуты дезинфекции, пройдут через «вошебойки». Конечно, они нередко распознавали наши подлинные намерения, и тогда вспыхивали бунты, возникали осложнения… От нас требовали проводить операции по уничтожению втайне, но отвратительная тошнотворная вонь от постоянно сжигаемых тел пропитала весь район, и жители окрестных селений, конечно, знали, что в Аушвице проводится массовое уничтожение людей».
Хесс разъяснял, что иногда отбирали несколько пленных — очевидно, из числа русских военнопленных — и убивали их посредством инъекций бензина. «Наши врачи, — добавил он, — имели приказ выписывать обычные свидетельства о смерти и указывать в них любую причину смерти».
Сами по себе газовые камеры и примыкающие к ним крематории, если смотреть на них вблизи, отнюдь не производили зловещего впечатления. Было невозможно определить, каково предназначение этих зданий в действительности. Вокруг них были хорошо ухоженные газоны и цветочные клумбы. Надписи при входе гласили: «Бани». Ничего не подозревавшие люди считали, что их просто ведут в баню, чтобы избавить от вшей — распространенного явления во всех лагерях. И все это сопровождалось приятной музыкой.
Это была легкая музыка. Оркестр из молодых симпатичных девушек, одетых в белые блузки и темно-синие юбки, был набран из узниц. Пока шел отбор кандидатов в газовые камеры, этот единственный в своем роде музыкальный ансамбль наигрывал бравурные мелодии из «Веселой вдовы» и «Сказок Гофмана». Похоронным маршем в Освенциме служили бодрые, веселые мелодии из венских и парижских оперетт. Под эту музыку, вспоминая счастливые и более беззаботные времена, мужчины, женщины и дети направлялись в «банные» корпуса, где им предлагалось раздеться, перед тем, как принять «душ». Иногда даже выдавали полотенца. Оказавшись в «душевой», они, пожалуй, впервые начинали подозревать, что здесь что-то не так. Помещение было набито людьми, как бочка селедкой, массивную дверь осторожно прикрывали, запирали на замок и герметизировали. Наверху стояли стражники, готовые в любой момент высыпать в вентиляционные трубы цианистый водород, или «Циклон В».
Все, что происходило внутри, палачи могли наблюдать через закрытые толстыми стеклами смотровые щели. Обнаженные узники тем временем поглядывали наверх в ожидании душа, которого не было. Прежде чем газ начинал активно действовать, проходило некоторое время. И тут люди понимали, что через отверстия в вентиляционных трубах поступает газ. Именно в этот момент обычно начиналась паника. Давя друг друга, люди стремились уйти подальше от труб, жались к огромной металлической двери, а затем начинали лезть друг на друга, создавая забрызганную кровью пирамиду, терзая и калеча друг друга.