Бендиго Шефтер

Слова Генри Страттона терзали меня — в них было много правды. Как только южнее нас пройдет железная дорога, всей нашей торговле конец. Охота и золотодобыча еще останутся, но городу этого мало. Почва вокруг нас бедна, а лето коротко.

Зачем мы вообще затеяли этот город? Он был нам нужен. Как пристанище, как дом и как нечто, во что можно верить. Город может сделаться для человека чем-то большим, чем просто город, большим, чем место жительства и заработка. Он может стать настоящей школой. Чтобы строить и сохранять, нужна дисциплина. Дисциплина каждого из нас и дисциплина всех вместе. Смертью любому городу, любой цивилизации грозят распущенность, своеволие и этическая беспринципность. А у нас — вот они, здесь — их принесли залетные искатели легкой наживы. Но Каин, Джон Сэмпсон, Файллин все еще продолжали строить, так же, как и многие из тех, кого я просто не успел узнать. По-своему созидают даже Нили и Том Крофт.

Мозесу Финнерли, Паппину и Троттеру кажется, что они хитры и мудры, что до скончания века они смогут все так же перелетать из города в город, высасывая соки из плодов труда других людей, присасываясь как настоящие пиявки. Но они состарятся, утратят силы — и куда им тогда податься? Доживут ли они до старости? Со временем для таких людей тюрьма и смерть начинают казаться милостью, ибо накапливается горечь и приходит понимание — увы, слишком поздно, — что годы потрачены бессмысленно, впустую…

Однако, что бы там ни было, хорошо снова оказаться дома после долгого путешествия. За это время не только я изменился, изменилась и Лорна. Она всегда была хороша собой, а теперь расцвела спокойной, мирной красотой, и у меня еще больше болело о ней сердце. Я догадывался о ее мечтах, мечтах, которые вряд ли могут осуществиться в нашем городке. Они годятся для жизни, которая шире и богаче, чем здесь, для жизни в обустроенном, упорядоченном обществе. Ей нужен был муж, дети, церковь по воскресеньям. Она любила деревья, цветы и всегда напевала, когда работала. Из нее могла бы получиться одна из тех добродетельных женщин, которые находят свое призвание в семье: воспитывают сильных сыновей, всю жизнь гордятся своим домом и своей страной.

— Джон, как ты думаешь, что произойдет там, внизу? — спросила Хелен у Сэмпсона. — Я имею в виду, когда мы пойдем голосовать?

— Ничего. Они слишком в себе уверены. И убеждены, что мы их боимся.

Верил ли Джон Сэмпсон в то, о чем говорил? Или только успокаивал Хелен и Лорну?

А пока, от нечего делать, мы стали вспоминать нашу прежнюю жизнь, нашу дорогу на Запад, наши старые планы. Том Крофт сидел и слушал, и вдруг словно давняя, полузабытая мечта шевельнулась в его сердце.

— Может, нам стоит двинуться дальше? — сказал он. — Здесь такая бедная почва. Что там западнее, Бен?

Я стал рассказывать о прериях, о долгих милях без капли воды, о тревожных ночах и об индейцах, но и, конечно, о Гранд-Ронд, и о зеленых сочных лугах Орегона.

— Там хорошие места, Том. Тебе там было бы получше, чем здесь.

— Тогда что же мы тут торчим, что делаем все это время? — спросил он.

— Лично я повзрослел, — сказал я. — Мне кажется, что мы все немного повзрослели. Вот у тебя, допустим, есть мечта, но ты сам еще не готов, чтобы начать ее осуществлять. Нужно повзрослеть, чтобы с ней встретиться. Я все об этом думал по ночам или в пути: и когда мы двигались сюда, и сейчас — со стадом. Вначале я думал только о судьбе нашего поселка, а потом постепенно стал себя спрашивать — а вдруг этот поселок для нас всего лишь первая ступень, такое место, где нам просто надлежит пожить некоторое время, чтобы подрасти.

— Ну, — сказал Джон Сэмпсон, — я и так был большим мальчиком. Но тут и я изменился. Кажется, никогда для меня жизнь не станет теперь такой же простой, как прежде.

Мы пили кофе, поглядывая вниз, на улицу и на людей.

— Кажется, нам пора в город, — сказал я. — Сюда идет Рут Макен.

Они с Будом оделись по-воскресному. На Джоне был его старый черный костюм, Каин натянул новый комбинезон, начистил сапоги и надел шляпу. В шляпе я его давно не видел, ведь он работал с непокрытой головой, а работал он всегда.

Крофт встал и взял свою шляпу.

— Мери нас нагонит.

Встал и Нили. Прежде он все больше молчал, а теперь сказал:

— Если бы там был Уэбб. На него вся надежда.

— И на Этана, — сказал я.

— А меня вы забыли? — спросил Дрейк Морелл. — Здорово, что ты вернулся, Бендиго. Как поживаешь?

Он казался встревоженным и напряженным. Мне понадобилось некоторое время, чтобы разглядеть это, но я разглядел. Он поймал мой взгляд и дернул плечами.

— Не всегда все складывается благополучно, Бен. Иногда случаются… разные вещи. А иногда сам позволяешь им случиться.

— Пошли.

Голосование проходило в конюшне Файллина. Мы отправились туда все вместе. Получилась внушительная группа.

С крыльца салуна в три ступеньки высотой на нас смотрел человек, который, скорее всего, и был Папаша Дженн, а чуть ниже стояли Мозес Финнерли и Паппин. Несколько парней прохаживались вокруг. Не нравились они мне, слишком уж они были беззаботные.

— Каин, осторожно, — сказал я. — Нас ждут.

— Командуй, Бен, — сказал Морелл. — Я с тобой,

— Хелен, — тихо приказал я, — ты и остальные женщины — держитесь сзади и правее, чтобы не попасть под огонь. Понятно?

— Да, Бен.

— Я — ближе, — сказала Рут Макен. — У меня револьвер.

— Здравствуйте, господа, — расплылся в улыбке преподобный Финнерли. — Как приятно видеть вас всех вместе. Давненько такого не случалось.

— Мы очень серьезно относимся к выборам, мистер Финнерли, — сказал Джон.

— Да, да, конечно. Но, увы! Вы немного опоздали, мы уже закрыли урны.

— Можно их снова открыть, — тихо сказал Джон. — Мы хотим проголосовать.

— Какая жалость, — возник откуда-то Троттер с револьвером в руке. — Голосование закончилось. Избрали меня. — Он улыбнулся.

— Вы уже посчитали бюллетени, Олли? — ласково спросил я.

— Ну, не то чтобы, — улыбался он. — Но мы сосчитаем.

— Ладно, сосчитаем вместе, — сказал я. — После того как проголосуем мы.

Стали подтягиваться, натянуто улыбаясь, праздные парни. Они были уверены, что мы у них в кармане.

— Ребята, вы все знаете мистера Морелла, — сказал я. — В этом деле он на моей стороне.

На крыльце салуна появился Уэбб с припухшим от пьянства лицом. Тем не менее это был все тот же Уэбб, и он был вооружен.

Он глядел на меня и иронично улыбался.

— Я говорил им, Бен, — произнес он загадочную фразу, — говорил, а они меня не послушались.

— Дрейк, — сказал я, — когда начнется заварушка, убей Паппина. Всади в него пуль пять, а, Дрейк? Каин, Джон, Нили и Том, распределите между собой этих. — Я махнул в сторону парней из салуна.

— А я? — спросил Троттер. — Меня почему забыли?

Я засмеялся.

— Тебя, Олли, я никому не отдам. Ты и преподобный — мои.

И тут я выхватил револьвер.

Этого они не ожидали. Никто здесь не умел выхватывать оружие стремительно и незаметно, как в детских сказках. Но у меня это получается. Нужно только отвлечь внимание. А я не прекращал разговор. Теперь моя пушка глядела прямо на преподобного.

Этот старый греховодник — а я полагал, что он именно таков, — конечно, не мог положиться на Господа. Его лицо прямо на глазах сделалось серым.

Уэбб хихикнул:

— Видали? Бена не переплюнешь. Что мне делать, Бен? Похоже, все козыри у тебя.

— Бери любого, Уэбб. Я не сомневался, что, если станет горячо, ты будешь тут как тут. Так ведь было всегда.

— Да, это правда. Ладно, вот он я. Ну, парни, и чем же мы займемся?

До сих пор Папаша Дженн не сделал ни единого движения и не проронил ни слова, но тут он заговорил:

— Мне кажется, нам нужно заняться голосованием. Вы ведь этого хотели, мистер Шафтер?

— Да, — ответил я.

— И не делайте резких движений, парни, — сказал Папаша Дженн, — а то тот джентльмен, что стоит в дверях сеновала, может вас неправильно понять.