Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 96 из 113



Но более всего привлекала Барченко в марксистском учении его социальная программа — ликвидация имущественных («экономических») классов и их замена классами на профессиональной основе (т. е. профессиональными социальными группами), а также борьба с накопительством. Проведение в жизнь этой программы, по мнению А.В. Барченко, должно было привести к существенному оздоровлению государства и общества. Помочь большевикам в этом могли бы «владеющие тайной Дюнхор», поскольку они имеют «многотысячелетний опыт воспитания естественных профессиональных классов».

«Марксизм… стремится в форме профессионального отбора построить человечество так, чтобы воспитались классы не экономические, т. е. имущественные, основанные на различном количестве собственности, но классы профессиональные, т. е. образовавшиеся путем воспитания естественных трудовых способностей и навыков человека.

Всякий, посвященный в тайну Дюнхор, должен по совести признать, что только такие классы могут обеспечить действительную взаимную помощь друг другу, что только такие классы могут сделаться со временем настоящими органами — здоровыми живыми частями тела государства и человечества. И только такое разделение общества способно превратить человечество нашей планеты в живущее здоровой жизнью отражение Будды, в котором все части тела взаимно обслуживают и укрепляют друг друга, а не борются друг с другом, как теперь, на гибель всего тела».[327]

Эти мысли Барченко — кажущиеся особенно злободневными в сегодняшней капиталистической России — были во многом созвучны идеям Н.К. Рериха, изложенным в программной книге «Община», изданной в 1927 г. в Улан-Баторе одновременно с «Основами буддизма». (Авторами этой последней книги также являлись Н.К. и Е.И. Рерихи, а не Жамцарано, как считал Цыбиков.) «Община» содержала своего рода заповеди будущего будцо-коммунистического общества, как его понимали Рерихи и руководившие ими «махатмы». Правда, чтобы построить такое общество, следовало сперва очистить буддизм от искажений и наслоений более позднего времени, возродить его первоначальный «общинный» дух — то, что в 1920-е годы пытался сделать Агван Доржиев посредством обновленческого движения в ламаистской церкви. «Не забудем, Что учение Будды должно быть очищено, — поучали читателей «Общины» Рерихи. — Будда — человек, носитель новой жизни, презревший собственность, оценивший труд и восставший против внешних отличий, утвердивший первую общину мира, завещавший век Майтрейи».[328]

Интересно, что, находясь в Улан-Баторе, Н.В. Королев приобрел «Общину» Рерихов для Барченко. Правда, он не рискнул послать книгу в Москву по обычной почте, а предпочел более надежный канал для отправки — через диппочту, на адрес Г.И. Бокия.[329]

Эпилог

Шамбала перед судом ЧК

Конец 1920-х для Барченко был временем крушения многих надежд и планов. Рухнула идея созыва съезда «посвященных в Дюнхор», прекратились занятия с «партоккульткружком» Бокия и разъезды по стране с целью координации работы различных ветвей хранителей Древней науки. Последняя поездка ученого вместе с женой в Уфу, по-видимому, для встречи с представителями какого-то мусульманского ордена, состоялась летом 1930 г. Единственная радость — дети, появившиеся на свет во время этих путешествий, — в 1927 г. в Юрьевце родилась дочь Светлана, а через 3 года в Уфе сын Святозар.

9 июля 1927 г., в то время как Барченко с женой и ученицами находились в Юрьевце, ОГПУ арестовало в Ленинграде К. К. Владимирова. Суть выдвинутых против Константина Константиновича обвинений сводилась к тому, что, вращаясь в 1926–1927 гг. среди ленинградских литераторов и художников, он рассказывал им о прежней своей службе в ЧК и тем самым «разглашал не подлежащие оглашению сведения». В ходе следствия выяснилась любопытная подробность — после ухода из «органов» Владимиров продолжал тайно сотрудничать с учреждением на Гороховой.

«С 1920 г. по настоящее время как бывший сотрудник ВЧК — ГПУ [я] считал себя обязанным сообщать в ГПУ о всех известных мне счучаях преступлений экономического и политического характера. По мере поступления из разных источников материалов и сведений передавал таковые в виде донесений и рапортов отдельным товарищам в разные отделы ПП (Полномочного представительства ОГПУ в Ленинграде. — А А). В списках секретных сотрудников ГПУ я не состоял и никакими анкетами и подписями с ГПУ не связан».[330]

Некоторый свет на характер добровольного «идейного» сотрудничества Владимирова с ОГПУ проливают приобщенные к следственному делу документы — изъятые при обыске у него анонимные «донесения» о деятельности видных питерских и московских оккультистов, в числе которых встречается имя Барченко.[331] Это позволяет предположить, что Владимиров по заданию ОГПУ (а совсем не по собственной инициативе) руководил некой секретной агентурной сетью, занимавшейся сбором компромата на «масонские организации» в обеих столицах. Такое предположение отчасти подтверждается тем, что одно из донесений адресовано лично некоему Леонову — возможно, речь идет об А.Г. Леонове, члене Ленсовета, ведавшем вопросами религиозных культов. Проходивший свидетелем по делу Владимирова писатель Иероним Ясинский — это он в 1923 г. рекомендовал Барченко Луначарскому — сообщает, что Константин Константинович однажды в 1927 г. признался ему, что «заведует культами, по линии ГПУ». Анализ содержания «донесений» информаторов Владимирова показывает, что ОГПУ особенно интересовалось заграничными связями российских масонов. Вполне возможно, что собранная информация была использована для возбуждения так называемого «масонского дела» в Ленинграде в январе 1926 г.

Здесь следует отметить, что все оккультные («масонские») течения в Москве и Ленинграде К.К. Владимиров разделял на пять «группировок»:

1. Неомасоны — в основном представители научных кругов. (Это прежде всего сотрудники московской Главнауки — Павлович, Тер-Оганесов, Тарасов, Абрикосов, Лариков; д-ра Вечеслов, Халатов и др, В Ленинграде — Франк-Каменецкий, Марр, Ольденбург, Флитнер);

2. Клерикально-иезуитская группировка (Пинкевич, Данзас, Бруни, Лотин, священник Униатской церкви Леонид Федоров);

3. «Третичное розенкрейцерство» (Г.О. Мебес, И.М. Нестерева);

4. Антропософическая группировка (А. Белый, Иванов-Разумник);





5. «Карбонарийско-фашистская» группировка (Кириченко-Астромов, Радынский, Шандаровский, возглавляющие одновременно ложу «Астрея»).[332]

Удивительно, что о Барченко и Кондиайне Владимиров и его сподручные отзывались в своих «донесениях» весьма положительно, как о серьезных и патриотически настроенных ученых, противостоящих заигрываниям «масонов» от науки. Так, в анонимном «докладе», приложенном к следственному делу Владимирова, рассказывалось о попытке докторов Вечеслова и Соколова завербовать обоих ученых в свою масонскую организацию, имевшей место в 1924 г. С этой целью они явились на квартиру Кондиайна, но не застали там ни его, ни Барченко.

«Прождав 12 часов, они при возвращении тов. Барченко стали его уговаривать, выявляя определенно свои симпатии к Англии, говоря, что в СССР работать научным работникам немыслимо и что все те знания, которыми он обладает, нежелательно было бы передавать антикультурникам-большевикам, а лучше их передать английскому правительству, которое сумеет оценить их работу должным образом. Несмотря на противодействие Кондиайн и Барченко на протяжении 5-часового уговора, они абсолютно не достигли никаких результатов. Тогда они прибегли к системе угроз, указав, что их открытия и знания, проводимые через Главнауку, будут заторможены и на докладах не принимаемы, ибо бороться им против объединенного компактного антисоветского центра — немыслимо, так как во главе этого центра стоят такие заслуженные лица науки, как Ольденбург, Владимирцов, Котвич, Щербатской… Ввиду подобного оборота дел, он (Барченко) попросил день на размышление, на что они изъявили свое согласие.

327

НАРБ. Там же. Письмо A.B. Барченко Г.Ц. Цыбикову от 24 марта 1927 г. Л. 9-10.

328

Цит. по изд.: Община. Таллинн, 1991. С. 25.

329

Шишкин О. Битва за Гималаи (2-е изд.). С. 299.

330

Архив УФСБ по СПб. и Ленобласти. Д П-21098. Протокол допроса К.К. Владимирова от 13 июля 1927.

331

Там же. Сводка датирована 10 февраля 1925.

332

Там же. Доклад (приложен в отдельном конверте). Л. 4–5.