Оккультисты Лубянки

Кроме Владимирова отправиться в Шамбалу изъявили желание и члены коммуны-братства Барченко — обе его жены Наталья и Ольга, Юлия Струтинская, Лидия Шишелова-Маркова и Тамиил (А.А. Кондиайн). Летом 1925 г. все они начали готовиться к предстоящей экспедиции. В записках Э.М. Кондиайн читаем:

«Мы стали в манеже на Конногвардейском бульваре учиться верховой езде. С неделю ходили раскорякой. Шились перекидные сумы для вьюков. Вышивалось белое знамя с Универсальной Схемой. Учили монгольский. Читали будцийский катехизис».

Книга, о которой идет речь, — это переведенный А.М. Позднеевым с монгольского трактат «Тонилхуйн чимэк» (украшение спасения), содержащий космологические и религиознофилософские воззрения буддистов.[273] Э.М. Кондиайн в одной из-тетрадей записывает определения двух ключевых буддийских понятий, почерпнутые из этого сочинения: «Что такое сансара? Сансара — это рождение в муках и постоянное заблуждение. Что такое нирвана? Нирвана — избавление от всякого страдания и познание (приобретение) истины». Из Ленинграда тем же летом все вместе — Барченко со своей женской «свитой» и Кондиайны — переехали на дачу в подмосковный городок Верею, где продолжили подготовку. В основном занимались верховой ездой и учили восточные языки — монгольский, урду и, по-видимому, тибетский. (Монгольский — по русско-монгольскому разговорнику, составленному Б.Я. Владимирцовым, а тибетский скорее всего по учебнику Г.Ц. Цыбикова.)[274]

Сведения о готовящейся экспедиции быстро распространились среди многочисленных питерских знакомых Владимирова. Один из них, скульптор В.Н. Беляев (также большой почитатель Сент-Ива д’Альвейдра), даже обратился к нему с просьбой:

«Константин Константинович! Зашел к Вам с тем, чтобы узнать, не можете ли Вы меня устроить в дальнюю поездку. Дела сложились скверно. Бюсты не идут. Весь рынок обслужен. Голодаю. Прошу Вас, если есть возможность, то и еще двух человек — женщин. Мой адрес: Новоисакиевская, 22, кв. 7».[275]

Содействовать планам Барченко вызвались и двое его новых московских знакомых — некто доктор М.Г. Вечеслов и В.И. Забрежнев, о которых стоит рассказать подробнее. Оба они в прошлом принадлежали к ложе «Великий Восток Франции»; Вечеслов к тому же был близок с Астромовым-Кириченко и вообще с масонско-оккультными кругами в обеих столицах. Но главное — Вечеслов хорошо знал Афганистан, где побывал в начале 1920-х с советской дипмиссией, и, по-видимому; именно это обстоятельство привлекло к нему Барченко. В середине 1924 г. Вечеслов вновь стал собираться в эту страну. Накануне отъезда он обратился с довольно неожиданным предложением в Академию истории материальной культуры: «Ввиду возможности приобретения очень дешево ряда ценных монет и различных предметов древности во время передвижения научной экспедиции в Афганистане по различным городам, — писал он в секцию нумизматики и глиптики Академии, — я прошу, если будет признано мое предложение желательным, открыть мне через наше представительство в Кабуле кредит в размере хотя бы до 500 рублей. Если решение будет положительным, то прошу уведомить меня об этом телеграфно в Герат и переслать то постановление в Кабул».[276] Удивительно, но любезное предложение «д-ра Вечеслова» — не востоковеда и вообще не специалиста «по древностям» (до революции он был практикующим врачом в С.-Петербургском уезде) — не вызвало ни малейших сомнений у руководства РАИМК. Уже через два дня (14 июля) заведующий секции нумизматики заявил на очередном заседании правления Академии «о желательности поручить д-ру Вечеслову приобретение в Афганистане предметов древности», после чего правлением было принято соответствующее постановление. А затем, 24 июля 1924 г., председатель РАИМК академии Н.Я. Марр направил письмо в советское полпредство в Кабуле (которое в то время возглавлял старый большевик Л.Н. Старк) с просьбой выделить Вечеслову необходимые средства на закупку древних памятников. При этом он отмечал, что «могущие быть приобретенными памятники после их исследования в Академии поступят в центральные государственные музеи».[277] Что стояло за предложением Вечеслова — необходимость получить официальное прикрытие какой-то нелегальной деятельности (скорее всего по линии ОГПУ) в Афганистане или же, зная о контактах Барченко с РАИМК весной 1924 г., Вечеслов хотел помочь ему в поисках следов «доисторической культуры»? Впрочем, возможно и то и другое. В начале 1925 г. (уже после отъезда Вечеслова в Кабул) к Барченко заявился некий бойкий молодой человек, «интересующийся доисторической культурой», который, как выяснилось, был близко знаком с Вечесловым. Доктор Вечеслов, сообщил он A.B. Барченко, — человек «чрезвычайно популярный, влиятельный в сферах»; ныне он находится в Кабуле, где занимает «чрезвычайно ответственный пост» и как знаток «доисторической науки» может многое сделать «для проведения в жизнь желаний A.B. Барченко» (см. Приложения: Сводка 1).

Что касается В.И. Забрежнева, то он скорее всего сблизился с Барченко на почве общего интереса к парапсихологии. В прошлом сотрудник НКИДа и ОГПУ, а ныне аспирант Института экспериментальной психологии в Москве, Забрежнев имел обширные связи в различных наркоматах и ведомствах, которые он попытался задействовать для продвижения планов Барченко.

Так, Забрежневу удалось организовать встречу ученого с Г.В. Чичериным, что было вызвано необходимостью получения Барченко как руководителем научной экспедиции санкции НКИДа для поездки за рубеж.

Жизненный путь В.И. Забрежнева до встречи с Барченко был весьма бурным, полным риска и авантюры. Видный деятель анархизма и участник 1-й русской революции, он бежал в 1906 г. из Бутырской тюремной больницы, переодевшись в форму следователя, и скрылся за границей. Проживал — до весны 1917 г. — преимущественно в Париже, где работал фотографом, секретарем в редакции финансовой газеты, чернорабочим на заводе и шофером такси. Вернувшись в Россию, вошел в доверие и стал личным секретарем министра продовольствия Временного правительства А.В. Пешехонова, редактировал анархистскую газету «Голос труда» (1918), но затем перешел на сторону большевиков. В 1919 г., являясь сотрудником иностранного отдела РОСТА, был отправлен руководством ВКП(б) (лично В.И. Лениным) с рядом спецзаданий в Германию и Францию. Дважды арестовывался полицией этих стран за коммунистическую пропаганду. По возвращении в Москву заведовал отделом печати НКИДа (1921–1922), руководил научно-техническим отделом ОГПУ (1922–1923); затем в течение двух лет учился на медицинском факультете 1-го Московского университета и в аспирантуре Института экспериментальной психологии. В 1926–1927 гг. находился в составе советской торгово-дипломатической миссии в Западном Китае (Урумчи), после чего отправился в Копенгаген, где проработал год экономистом в советском полпредстве в Дании. В начале 1930-х В.И. Забрежнев занимал ряд ответственных постов в Ленинграде — и. о. директора Эрмитажа, заместителя директора Института мозга и Института им. Лесгафта. Последний отрезок жизни — с 1932 г. вплоть до ареста в августе 1938 г. — работал цензором иностранного сектора Леноблглавлита.

В.И. Забрежнев также оставил о себе память как изобретатель и ученый. Его изобретения были отчасти запатентованы, отчасти депонированы в 1914–1917 гг. в Парижском коммерческом трибунале (автоматический счетчик строк для пишущих машинок, газовый спасательный пояс, экстрактор для перьев и др.). В 1920-е гг. активно занимался исследованиями в области гипнологии, ставил собственные эксперименты. Автор статей: «Теория и практика психического воздействия» (1922), «Спорные вопросы гипнологии» (1925), «Задачи современной гипнологии» (1926). Экспериментальный материал Забрежнева был частично использован известным советским психологом, одним из основателей нейропсихологии А.Р. Лурия в книге «Природа человеческих конфликтов»[278] (В СССР эта книга никогда не публиковалась; впервые издана на английском в США в 1932 г.; переиздавалась там же дважды — в 1960-м и 1976 г.)

273

Буддийский катехизис. СПб., 1902.

274

Цыбиков Г.Ц. Пособие для изучения тибетского языка. Упражнения в разговорном и литературном языке и грамматические заметки. Ч. 1. Разгойорная речь. Владивосток, 1908.

275

РО РНБ. Ф. 150. Д. 29. Письмо В.Н. Беляева К.К. Владимирову, 23 июля 1925 г.

276

Архив ГАИМК Ф. 2. Оп. 1(1924). Д. 83. Л. 1. Письмо М.Г. Вечеслова датировано 12 июля 1924 г.

277

Там же. Л. 2. Письмо акад. П.Л. Марра в полпредство СССР в Кабуле от 24 июля 1924 г.

278

Сведения о В.И. Забрежневе взяты из его регбланка члена ВКПб 1936 г. (хранится в РГАСПИ) и из следственного дела П-14115 (архив УФСБ по СПб. и Ленобласти).