Страница 12 из 63
В чуме клубился удушливый дым, костер полыхал ярко, обжигающе. Тело Волка было распростерто на груде сшитых из разноцветных лоскутов подушек, душа вибрировала в районе макушки, ее словно бы вытягивал наружу мощный пылесос.
Голый по пояс шаман, потрясая бубном, кружился вокруг пламени, нечленораздельно бормотал, подвывая. Завертевшись на месте, как юла, он рухнул на пол и стал биться в каком-то подобии эпилептического припадка. Сквозь оскаленные зубы проступила зеленоватая пена. Чуть погодя он резко вскочил на ноги и, выхватив нож, одним взмахом широкого лезвия вспорол себе живот и принялся вытягивать кишки. Волчья душа тут же, со скрипом протиснувшись сквозь узкую щель, образовавшуюся в черепе, покинула тело. И поплыла, растворенная в чаду и жаре.
Она в ходе этой варварской процедуры проходила переплавку, приобретая демонскую цельность и монолитность вместо мутантской осколочной фрагментарности. Телепортированный из камеры подземного бункера прямо в чум, Волк благодаря свершаемому шаманом зловещему обряду должен был обрести свойства, необходимые для того, чтобы принять участие в некоем действе — ужасающем по форме, катастрофическом по последствиям.
Проплясав некоторое время увитый собственными кишками, шаман стал потихоньку запихивать их обратно. Преображенная душа Волка тоже полезла на место. Шаман взмахом руки возвратил своему животу цельность, а Волка начало дико плющить. Раньше трансформация в зверя и обратно протекала не то чтобы безболезненно, скорее бессознательно. Теперь, в новом своем качестве, сознание сохраняло непрерывность и неизменность.
Серый зверь, вырвавшись из чума, оказался в загоне, где металось около сотни обезумевших от ужаса оленей. Запах смерти втекал в их дрожащие ноздри и гнал прочь, в белый простор тундры, но деревянные жерди отбрасывали назад, навстречу беспощадным клыкам.
Резня длилась недолго, но волк, пьяный кровью, всю ночь прыгал по трупам и валялся в алом, горячем снегу. «Ты — жертвенный нож», — однажды он уже слышал этот властный запредельный голос. Теперь он ревел в его мозгу, перекатываясь эхом по всему организму, превращенному в неутомимое и неотразимое орудие истребления.
Нельзя сказать, что Лаврентий Палыч был начисто лишен таких человеческих чувств, как сострадание и участие. Он в глубине души немного сожалел, что пришлось-таки Кузнецова ликвидировать. По сердцу был ему лихой, беспощадный разведчик. Однако теперь, когда Берия намеревался сделать ставку на углубленный научно-магический подход, предполагавший приоритетное использование боевых киборгов и мутантов, такие даровитые одиночки оказывались по большому счету без надобности.
Кроме того, имелись подозрения, что Николай был осведомлен о содержимом роковой черной тетрадки, стоившей в свое время жизни его наставнику в ремесле чекистском мартинисту Бокию.
Там, под потрепанной, потрескавшейся обложкой, таилась информационная бомба, которая враз могла к чертовой бабушке разнести краткий курс истории ВКП(б) — краеугольный камень всего величавого здания Советской империи. Этим тайным оружием владеть Лаврентий Палыч намеревался единолично. Ведь обладание им открывало захватывающие перспективы тонкого шантажа высшего партийного руководства СССР. И не только…
Версия о шпионаже Ленина в пользу Германии была детским лепетом по сравнению с тайной этих строк заветных. В них была досконально изложена подлинная история Октября. Прописано четко, с адресами и явками о том, какое такое горючее позволило вспыхнуть восстанию красному негасимым, яростным пламенем.
Характерно, кстати, что ни историки советской поры (это вполне объяснимо), ни постперестроечная научная поросль никогда не задавались вопросом: откуда в революционном Петрограде, а позже в Москве взялся кокаин в совершенно неимоверных для тех лет количествах? С опиумом, например, дело ясное. Алые маки издревле тянули к солнцу свои запретные головки на бескрайних, сопредельных России азиатских просторах. Но кока-то там не растет. Она в Латинской Америке кустится. На эту лежащую на поверхности загадочную тему существовало и существует жесточайшее табу, наложенное не без психотронных влияний. Поскольку правда ставит слишком многое с ног на голову.
Между тем тайна неразрывно связана с создателем Красной Армии Троцким. Кокаин прибыл в Россию в марте 1917-го из США (там будущий организатор революционных побед вступил во взаимовыгодный, долгосрочный контакт с мексиканскими наркобаронами) на том же пароходе, что и Лев Давидович со своими боевиками. И тут же на волшебный порошок подсела большая часть большевистских лидеров. Ильич, прибывший в страну позже, застал прежних товарищей по сибирским ссылкам охваченными явно неестественным энтузиазмом.
Сам он был от природы заводной, ему стимуляторы не требовались, поэтому к увлечению соратников он отнесся диалектически. То есть если на пользу делу революции идет это повальное нюхачество, то и пускай себе.
А оно, конечно, реально способствовало разрастанию классовой борьбы. Ведь большевистские ораторы, воодушевленные волшебным снадобьем, могли призывать рабочий люд к восстанию часами напролет, вопреки законам физиологии ничуть не уставая.
В дальнейшем белый порошок без преувеличения сыграл решающую роль в Гражданской войне. Красные командиры, способные бодрствовать сутки напролет, раз за разом обыгрывали белых, у которых кокаин тоже был в ходу, но не использовался так масштабно и целенаправленно. Благодаря связям Троцкого с мексиканской наркомафией поставки даже в самые непростые годы осуществлялись в Страну Советов исправно.
Сталин сразу же прозорливо понял, что одно дело всемирную революцию разжигать, а совсем другое — Империю строить. В этом предприятии наркоманы законченные, в которых очень быстро превратилось большинство представителей ленинской гвардии, не подмога. Поэтому чистка партии была тотальной. И никакого противоречия в неуклюжих с виду определениях — «троцкисто-бухаринцы», «право-левый блок» и им подобных — не было. Расправа вершилась над наркоманами, которых полно было во всех фракциях.
Сам же змей-искуситель Троцкий сбежал, разумеется, в Мексику, куда же еще? Где и попал в эпицентр наркомафиозных разборок. Агенты НКВД просто умело направляли представителей соответствующих картелей, собственных диверсантов даже не пришлось задействовать. А уж решающий удар нанес и вовсе тяжелый наркоман. Чего стоил хотя бы выбор орудия преступления — ледоруба. В расшифровке этой скандальной подоплеки Октябрьской революции не были заинтересованы отнюдь не только большевики, но и представители масонского закулисья, к которому товарищ Троцкий принадлежал с ранней юности.
Так и родился заговор молчания. Угрозами его порушить Берия иной раз добивался большего, чем даже целыми сериями тайных операций.
Майор подал рапорт об отставке. Молчание Дзержинского не позволяло ему более занимать свое место. Это подчеркнутое игнорирование Феликсом Эдмундовичем верного чекиста тот расценивал как знак недоверия. И сделал единственно возможный вывод…
Высокое начальство давно считало Казакова опасным, слабо контролируемым дебилом, а сослуживцы просто побаивались его спонтанных и в последнее время все менее адекватных реакций. Поэтому практически все сотрудники подразделения даже не трудились скрывать радость, охватившую их в связи с его добровольным уходом.
Печален был только лейтенант Козлов. Он майором втайне от товарищей восхищался и даже где-то, в чем-то стремился делать жизнь с него. Лейтенант заглянул в кабинет к Казакову проститься, но, не зная, как это в подобных случаях делается, некоторое время неловко молчал, а затем поведал ему о последнем по линии их отдела происшествии. В московской подземке завелся монстр. Накануне вечером из тоннеля на «Кропоткинской» появилось одичалое крокодилообразное существо (при передвижении оно, однако, использовало две задние конечности) и на правильном русском языке, без междометий и мата, поинтересовалось у граждан, ожидавших поезда, что это за станция.