Страница 20 из 82
Одновременно сотрудники НКВД получили временную защиту от партийной критики. Так, уже в мае 1937 г. главный механик завода № 172 имени Молотова С. А. Кушаковский был удален с городской конференции, а затем исключен из ВКП(б) «за антипартийное выступление на городской конференции», а именно за критику методов работы начальника горотдела НКВД Колчина[163].
Во время массовой операции коренным образом изменилась направленность информационного обмена: вместо рапортов партийному начальству из районных и городских отделов внутренних дел сплошным потоком идут сообщения из райкомов об исключенных партийцах, скрывавших свое истинное лицо, в том числе и кулацкое происхождение. Об этом же информируют органы и промышленные предприятия, пересылающие им длинные списки уволенных в связи с дурным социальным происхождением или прежней службой в белых армиях. Вот только коэффициент полезного действия таковых обращений кажется низким. Райотделы НКВД слабо реагировали на партийные сигналы. Складывается впечатление, что отделы НКВД, оперативные штабы и группы просто не обращали внимания на докучливых помощников, отрывающих их от исполнения особо важного задания. Сотрудники НКВД даже с собственной «…агентурой работать перестали»[164]. Тут стало не до отдельных доброхотов или целых партийных учреждений[165].
Хотя последние и старались вовсю:
«Горком только и спрашивал: как у вас дела с выкорчевыванием, сколько поступило заявлений от членов партии и т. п.»[166].
Учреждения, бывшие в течение десятилетий остовом власти, — городские и районные партийные комитеты — в массовом сознании приобрели зловещие черты вражеских гнезд, в которых заклятые враги народа, окруженные подхалимами, из года в год вынашивали зловещие планы, готовили диверсии, занимались шпионажем и вредительством. Столь же пораженными выглядели областные и районные советы, дирекции предприятий и даже союзные наркоматы. «Свердловский обком превратился из штаба революционного в штаб контрреволюционный, — разъяснял рядовым сотрудникам НКВД ответственный докладчик, — отсюда видно, что секретарь обкома Кабаков оказался враг народа, он посылал свои вредительские кадры по всей Свердловской области. Кабаков послал в пермскую партийную организацию эсера, врага народа Голышева и Золотарева — и других. Они расставили здесь свои кадры и творили гнусные дела на ответственных государственных и партийных постах»[167].
После всех этих разоблачений для сотрудников НКВД партийные комитеты перестали быть авторитетными учреждениями. Они утратили свои контрольные функции и над парторганизациями, действовавшими или бездействовавшими в системе органов наркомвнудела.
«Вот возьмите, первичная партийная организация Чусовского горотдела НКВД имеет в своем составе около 40 чел. Об этой организации сложилось представление, что она „тайна гарема“, […] что там люди авторитетные. Придет представитель горкома и считает, что туда вообще опасно заходить, как бы не засесть», — критиковал робких партийцев делегат городской конференции от НКВД Баранов[168]. Члены президиума не реагировали. В Ворошиловском райотделе с сентября 1937 г. по июль 1938 г. вообще «…никаких собраний партийных не было»[169].
В течение полутора-двух лет на местах имел место властный вакуум. На смену прежним руководителям приходили выдвиженцы, лишенные какого бы то ни было авторитета; люди, случайно выдернутые из задних рядов прежнего партийного актива. Часто они предъявляли партийной публике в качестве главной заслуги тот факт, что «бывшее вражеское бюро РК» держало их, что называется, в черном теле, не подпуская к ответственным постам.
«Они не считали меня за человека, а обзывали, как им вздумается, — вспоминал прежние обиды секретарь Косинского райкома, — например: в 1934 году враг народа Благонравов [первый секретарь Коми-пермяцкого окружкома ВКП(б). — О. Л.] — назвал меня на радиоперекличке собачьим дерьмом, — и, несмотря на жалобы в обком, никаких мер принято не было»[170].
В июле 1937 г. на собрании в одном из технических подразделений Пермского горотдела НКВД говорили, мол,
«для нас членов партии пока не известно, кто же является секретарем горкома и райкома партии в Перми. Вскрыто так много врагов народа — как в промышленности, так и в партийных и хозяйственных организациях»[171].
И сразу же напрашивается параллель с первой — главной, кулацкой операцией, проводимой органами ГПУ по партийным директивам в 1929–1933 гг. в ходе массовой коллективизации. Та же мишень — кулаки. Та же цель — ликвидация кулачества. В первом случае как класса. Во втором — как банды антисоветских элементов. Те же чрезвычайные репрессивные меры, противоречащие действующему советскому законодательству. Общая идейная оболочка: резкое обострение классовой борьбы, оправдывающее возвращение к террористическим практикам гражданской войны.
Сходство двух операций замечали и их участники. Один из следователей Пермского отдела УНКВД так объяснял впоследствии трибуналу применение им «особых методов»:
«Я считал сначала незаконными эти действия, но потом думал, что это мероприятия временного характера, и что это делается, как делалось в период 1929–1930 гг. во время ликвидации кулачества как класса»[172].
Подобие не означает тождество. Раскулачивание было публичной политической кампанией, осуществляемой под руководством партийных комитетов. Центральная и местная пресса день за днем размещала на своих страницах сводки с нового фронта классовой борьбы. Сельский актив был полноправным участником событий. Органы ОГПУ играли в них сугубо служебную роль. В 1937–1938 гг. кулацкая операция была организована как ведомственная, тщательно засекреченная акция Наркомвнудела. Ею занимались специальные оперативные группы, не отчитывающиеся за свою деятельность перед местными партийными инстанциями. Более того, кулацкая операция сопровождалась беспощадной чисткой партийных, советских и хозяйственных учреждений в городе и в деревне. По расчетам, произведенным М. А. Ивановой,
«в 1937–1938 годах [в Прикамье. — О. Л.] был почти полностью обновлен состав районного кадрового звена. Это видно на примере районных органов управления сельским хозяйством. По данным 19 районов, к началу 1939 вновь назначенными были все заведующие земельными отделами, уполномоченные комитета заготовок, управляющие конторами „Заготзерно“, сменилось 47 директоров МТС и МТМ, вместе с их заместителями, 14 директоров совхозов. Суммарно по этим районам было заменено 168 руководителей, а лиц, работавших до 1936 года, осталось только 7»[173].
Органы НКВД, взявшие на себя всю ответственность за проведение кулацкой операции на местах, резко усилили свое влияние во всех властных аппаратах — хозяйственных, партийных и советских. На какое-то время территориальные отделы НКВД взяли в свои руки ключевые властные полномочия, тем самым нарушив сложившуюся в прежние годы партийную систему управления. Символическим актом, выражавшим новое соотношение сил, можно считать избрание начальника РО НКВД И. Н. Поваляева первым секретарем Кунгурского райкома ВКП(б) в мае 1938 г. — по совместительству[174].
163
Прения по этой теме заслуживают внимания. Сначала Кушаковский обвинил члена горкома ВКП(б) Колчина, что тот ведет себя не по-партийному:
«Ты меня заставлял подписать то, что я не знаю. Кто тебе дал на это право, чтоб записать своей рукой за подписью Кушаковского? Где такие советские законы. А когда я отказался, ты стал стращать меня, что отдашь под суд. Кто тебе дал на это право?».
Затем президиум конференции разъяснил, что такое право у т. Колчина есть. А вот критиковать его значит «…клеветать на органы». И Кушаковского следует немедленно лишить мандата.
Степочкин:
«…Предоставлять трибуну для того, чтобы клеветать на наши органы НКВД, никому не предоставлено право».
В зале зашумели.
Булышев:
«Я считаю, что в выступлении т. Кушаковского идет речь не обо всем НКВД, а о т. Колчине как коммунисте».
Объявили перерыв, после которого секретарь горкома Высочиненко авторитетно разъяснил:
«Выступление т. Кушаковского является исключительно антипартийным выступлением. […] Партия посадила Колчина на работу начальника горотдела НКВД — и здесь речь идет о производственной работе Колчина. Органы НКВД в борьбе с врагом показали себя гордым стражем политики партии, и только враждебные элементы, только враги партии клеветали на органы НКВД. […] Тов. Диев: Мое предложение — т. Кушаковского как делегата данной конференции исключить и все материалы о нем передать в НКВД».
Стенограмма V городской партийной конференции. Г. Молотово. 5–6 мая 1937 г. // ГОПАПО. Ф. 620. Оп. 17. Д. 49. Л. 216–253.
164
Рапорт сержанта госбезопасности Окулова С. Н. особоуполномоченному УНКВД по Пермской области лейтенанту государственной безопасности Мешкову. Б.д. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 7004. Л. 72.
165
«С момента принятия РО НКВД меня завалили разными материалами, указывающими на вражеские действия отдельных работников и коммунистов, — жаловался на партийном активе Щучье-Озерского района Шестаков. — Многие из проверяемых мною этих материалов факты не подтверждаются…».
166
Из протокола XVII городской партийной конференции. Г. Чусовой. 15.05.1938 г. // ГОПАПО. Ф. 1241. On. 1. Д. 272. Л. 5.
167
Протокол № 3 партийного собрания парторганизации отделения связи Пермского Горотдела НКВД. 3.07.1937 г. // ГОПАПО. Ф. 78. On. 1. Д. 110. Л. 31–32. Следует заметить, что секретарь горкома ВКП(б) Голышев совсем недавно был для сотрудников пермского горотдела большим начальником: делал доклады на объединенном партсобрании органов НКВД, критиковал, учил бдительности, ставил задачи. Выступающие после него ответственные сотрудники отзывались о секретаре горкома в высшей степени почтительно: «тов. Голышев в своем докладе сказал, что чекист должен распознавать врага, вооруженный политикой, а для этого нужно всемерное повышение своего теоретического кругозора, что на сегодняшний день, надо сказать, идет очень плохо, а отсюда в оперативной работе имеется ряд недостатков. Тов. Голышев говорил, что нужно заниматься и с беспартийной массой. […] Заслушав доклад тов. Голышева нам нужно крепко призадуматься, мы — как авангард — являемся недостаточно политически грамотными» и т. д. и т. п. Протокол общего гарнизонного собрания парторганизации органов НКВД, состоявшегося 16 августа 1936 г. // ГОПАПО. Ф. 78. On. 1. Д. 29. Л. 5. В феврале 1937 г. в парторганизации технических служб НКВД сурово критиковали лиц, которые «вместо глубокого вскрытия недостатков, занялись обвинением т. Голышева…» // ГОПАПО. Ф. 20. On. 1. Д. 243. Л. 39.
168
Из протокола XVI Чусовской городской конференции ВКП(б). 4.05.1937 г. // ГОПАПО. Ф. 1241. On. 1. Д. 264. Л. 8.
169
Выписка из протокола № 4 закрытого партсобрания партколлектива УГБ Ворошиловского РО НКВД с участием комсомольцев от 11.02.1939 г. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 16110. С. 82.
170
Протокол № 2 II пленума Коми-пермяцкого окружкома ВКП(б) 2.01.1938 г. // ГОПАПО. Ф. 200. On. 1. Д. 818. Л. 12.
171
Протокол № 3 партийного собрания парторганизации отделения связи Пермского Горотдела НКВД. 3.07.1937 г. // ГОПАПО. Ф. 78. On. 1. Д. 110. Л. 32.
172
Протокол (б/н) судебного заседания 21–23 августа 1939 г. в Военном Трибунале Московского военного округа войск НКВД // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 6857. Т. 6. Л. 164–165.
173
Иванова М. А. Сталинская «кадровая революция» 1937–1938 годов: региональный аспект (по материалам Прикамья) // I Астафьевские чтения (17–18 мая 2002 года). Пермь, 2003. С. 76.
174
См.: Протокол организационного заседания пленума Кунгурского райкома ВКП(б) от 21 мая 1938 г. // ГОПАПО. Ф. 970. Оп. 3. Д. 176. Л. 28. На дальнейшую карьеру Поваляева краткое пребывание на партийной должности повлияло мало. Уже в 1946 г. бюро обкома ВКП(б) рекомендует его «для работы в качестве помощника директора по найму и увольнению рабочей силы Березниковской ТЭЦ». Справка. Поваляев Иван Николаевич // ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 12. Д. 109. Л. 14.