Возвращение Титуса Кроу

Часть вторая

Из записных книжек де Мариньи

Меньше, чем через неделю Писли снова посетил меня, на этот раз за тем, чтобы пожелать мне удачи на будущее, и попрощаться. В Америке его ждали неотложные дела. Прежде, чем он собрался уходить, мы еще раз поговорили о Титусе Кроу, и в заключение профессор спросил меня, нет ли у меня каких-либо планов в отношении фонда Уилмарта. Хочу ли я вернуться в эту организацию? Если да, то для меня место всегда найдется. Я поблагодарил его, но отказался. Мне еще предстояло еще освоиться в «новом мире».

Лишь спустя шесть долгих недель, занятых, в основном, физиотерапией меня наконец выписали из лечебницы и я вновь стал свободным человеком. В самом деле, последний месяц в больнице показался мне чем-то вроде тюремного заключения, и я был очень рад, получив возможность снова вернуться в большой мир!

В течение долгих, тоскливых недель в лечебнице у меня появился постоянный посетитель — женщина — чье присутствие помогало бороться со скукой в ожидания момента, когда доктора решат наконец, что я здоров. Это была моя старая экономка, миссис Адамс, которая называла Титуса Кроу не иначе, как «страшной личностью», потому что — по ее мнению — именно Кроу втягивал меня в различные авантюры. Лечебница, как я со временем определил, находилась на окраине Эйсбери. Миссис Адамс, узнав, где я нахожусь, приезжала ко мне из Лондона ежедневно только затем, чтобы провести со мной хотя бы час. Она продолжала присматривать за моим домом, посещала его дважды в неделю в течение долгих десяти лет моего отсутствия. Сама она об этом говорила так: «Я знала, что вы вернетесь раньше или позже, сэр Инри». И вот теперь я вернулся, хотя все еще пользовался при ходьбе тростью.

К счастью перед моим исчезновением десять лет назад, я почти прекратил торговать античностью. Я забросил дела вскоре после того, как присоединился к фонду. Очень немногие нуждались во мне или пострадали из-за моего отсутствия. Теперь же я собирался возродить интерес к жизни, окунувшись в мир старых книг, посуды и мебели, но прежде всего мне хотелось провести несколько дней ничего не делая — просто чтобы снова привыкнуть снова к атмосфере моего старого дома.

Хотя сам по себе дом остался таким, как прежде, район вокруг, как оказалось, изменился чрезвычайно. «Прогресс» — так это называется — не ждет никого — даже путешественника во времени. Бродя по городу, который я раньше считал своим, я чувствовал себя чужестранцем. Новые здания, аллеи, вывески. Хорошо запомнившийся старый кинотеатр сменил огромный супермаркет. Даже лица стали другими. Магазины, в которые я когда-то заходил, перешли к новым владельцам или вовсе исчезли — их снесли. Подземка осталась той же, и в то же время стала совсем другой, но это не очень беспокоило меня: она всегда казалась мне непостижимым подземным организмом. Честно сказать, я ею не пользовался с тех времен, когда впервые узнал о существовании подземных тварей, и несмотря на все заверения Писли, не собирался ею пользоваться и дальше.

В первые недели после выхода из лечебницы я не отваживался уходить далеко от дома, исключая одну очень важную прогулку на Леонардс-Уок Хис, которую я совершил в конце ноября. Когда-то здесь стоял Блаун Хаус, странный дом Титуса Кроу. Единственное, что тут теперь осталось — заросшие развалины. Кирпичи от старого дымохода валялись на гнилых досках пола. Дикие ползучие растения медленно, но уверенно завоевали сад. Вдоль дорожки густо разрослась крапива. Через пять-шесть лет здесь, пожалуй, не останется никаких следов человеческого жилья…

Я стоял среди руин, в болезненной ностальгии вдыхая воздух и вспоминая дни, проведенные с Титусом Кроу в изучении таинств и эзотерических дискуссиях — так вот здесь я впервые наяву погрузился в странные грезы, которые в последующие недели стали повторяться все чаще и чаще…

Неожиданно мир закрутился у меня перед глазами и серое ноябрьское небо вдруг почернело, я поспешно опустился на гнилые доски пола, и облокотился спиной об основание разрушенного камина. Я сел, как только у меня возникло ощущение движения, головокружительные перевороты, словно я падал с какой-то скалы в черноту колодца, уходящего прямо к центру земли. Казалось, я лечу целые столетия. Потом я начал думать, что это болезненное падение не кончится никогда. Меня тошнило. От стремительного скольжения в бездну сжимались внутренности и цепенел разум. Вот, когда я почувствовал приближение конца этого кошмарного падения, мои чувства стали приходить в норму. Эти ощущения были для меня не новы. Я испытывал нечто похожее и прежде, но только в снах.

Что бы это ни было — сон, развивающийся психоз или что-то еще — но я наконец пришел в себя. Если в предыдущий момент я, казалось, летел, вращаясь, в черные глубины, то теперь мои чувства до предела обострились. Я чувствовал запах странных ветров, которые ревели между мирами, разнося ароматы темных планет. Я чувствовал вокруг себя пустоту бесконечного вакуума, его холод. Я видел неведомые созвездия и безымянные туманности, вытянувшиеся на целые световые годы в непостижимых глубинах пространства. Наконец, я заметил ту загадочную, похожую на гроб штуку, которую сразу же узнал, и снова, как во сне, я услышал голос моего потерявшегося друга.

Теперь он не требовал, чтобы я следовал за ним, а только, как и в предыдущем случае, взывал в пустоту:

— Где вы, де Мариньи? Где вы?

— Здесь, Титус! — закричал я, непроизвольно отвечая и не слыша своего голоса в реве ветра, несущегося между мирами. — Здесь! — снова прокричал я и огромные часы немного качнулись, нерешительно повернувшись ко мне в своем стремительном полете.

И тут я вновь услышал голос Титуса Кроу, но в этот раз он был полон удивления и радости:

— Де Мариньи! Где? Где вы?

Мне следовало сразу же ответить — но тут, вываливаясь из черноты, качнувшей странное судно Титуса Кроу, светясь зеленым и красным огнем разложения, мгновенно заполняя все поле зрения и вытянув слизистые щупальца, появилось нечто… кошмарное порождение воспаленного мозга!

Ктулху! Я узнал его сразу. Кто тут мог ошибиться?

Я узнал его по щупальцам, которые, тянулись от гротескной физиономии; по разъяренному выражению лица; по хвосту, уходящему в дальние углы пустоты, по большим изогнутым крыльям, поддерживающим омерзительное тело. Ктулху вытянул жуткие щупальца, чтобы обхватить крошечный гробик корабля!

— Берегись! — наконец смог выкрикнуть я, вытянув вперед руки…

…Затем я снова почувствовал сжимающее внутренности давление от падения, словно летел вниз с какой-то неизмеримой высоты.

Холодный дневной свет ударил мне в глаза. Сырость гнилой доски проникла сквозь одежду, спину ломило, так как я слишком долго просидел прижавшись спиной к крошащимся кирпичам камина. Устав от пережитого, которое вряд ли можно считать физическим действом, я наконец заставил себя подняться на ноги и покинул руины Блаун Хауса. Но избавиться от жуткого видения Ктулху — огромной мерзкой массы на фоне зловещих звезд и туманностей, преследовавшего часы Титуса Кроу — я так и не смог. И я зашагал домой, подавленный не только видом низкого серого ноябрьского неба, но и мыслями о судьбе моего друга, тяжким камнем навалившимися на мои плечи.

Несколько недель спустя ужасные видения стали повторяться очень часто. Они появлялись без малейшего предупреждения, и были почти непереносимыми. Я уже собирался отправится к психиатру, чтобы обсудить с ним эту проблему. Затем, всего за десять дней до рождества, я получил удивительное послание.

Проспав в то утро дольше обычного, я обнаружил в утренней почте вместе с газетой письмо:

«Маршфилд

Дорогой мистер де Мариньи,

Будьте, пожалуйста, дома 16-го пополудни. Я приеду в Лондон около 3-х часов дня, чтобы навестить вас. Встречать меня не надо — я знаю, как найти вас. Я могу приехать на машине. И, пожалуйста, не говорите об этом никому из членов фонда. Как вы знаете, я в такой же степени член этой организации, в какой были и вы десять лет назад (упоминаю об этом только для того, чтобы заверить вас, что мой визит ни в коем случае не направлен ни против наших общих интересов, ни против интересов фонда), но я хочу поговорить с вами о Титусе Кроу. У меня есть причины думать, что он был бы не против подобного предупреждения.

До встречи, искренне

Элеонор Квелли.

PS. Не ищите меня в телефонной книге. У меня нет телефона. Я испытываю отвращение к таким вещам.

Э. К.»