Почерк зверя

Нагая эльфа гибко потянулась и встала.

— Здесь рядом ручей. Давай наперегонки!

Ким стрелой взлетел на ноги и бросился бежать, хохоча во все горло. Он был счастлив.

К костру они вышли одновременно с разных сторон — Алиссара, ни на миг не выпускающая руку Коальхэна, и Дианари, откровенно обнимающая Киммериона за талию.

Все вместе позавтракали — Рагдар нашел каких-то фруктов, а Вега, решивший из уважения к богине воздержаться от охоты, нарезал ломтиками копченое мясо из дорожных запасов. Янатари вскипятила воду и заварила травяной чай.

Когда все поели, Дианари поднялась.

— Пора прощаться, — тихо сказала она. Обернулась к Киммериону, посмотрела ему в глаза — и поцеловала.

Горечи от разлуки почему-то никто не испытывал. Может, благодаря тому, что слишком хорошо было ночью и утром, чтобы омрачать это чувство болью прощания, а может, об этом позаботилась богиня…

Наконец, Коальхэн оторвался от Алиссары и отошел за спину Лиаласы. Саннаиль последовал за сыном.

— Я не говорю «прощайте» — мы еще встретимся с вами, — негромко проговорила Дианари. — Поэтому — до свидания. Удачи… и храни вас звезды!

Трое эльфов растаяли в воздухе.

Алиссара поднялась на ноги.

— Вега, пожалуйста, возьми это, — она протянула даргелу конверт. — Передай Александру. Я многое осознала за последний месяц. Ему стоит об этом знать. Удачи вам. Я не прощаюсь — просто на всякий случай.

Она подозвала уже оседланного коня и спустя минуту скрылась за деревьями.

Через полчаса Вега, Киммерион и Рагдар тоже покинули поляну и вскоре выехали на тракт, ведущий мимо Хайклифа в Мидиград.

Глава XVI

БОЛЬШЕЕ ДОБРО

Если бы кто-нибудь спросил ее, куда она идет, как давно, откуда и с какой целью, странница, наверное, просто улыбнулась бы и непонимающе пожала плечами. Она не думала ни о чем — просто шла вперед, временами ложась на траву, мох или камни и часами глядя в беззвездное небо.

Пейзаж вокруг не радовал разнообразием — одинаковые поля сменялись одинаковыми лиственными или хвойными лесами, леса — степями и горными плато при полном отсутствии гор, прямые реки — озерами в форме правильного эллипса, а симметрично извивающиеся дороги — такими же симметрично расположенными холмами идеальной формы и одной высоты.

Не нуждаясь ни в пище, ни в воде, ни во сне, странница просто шла вперед — может, день, может, год, может, век, а может, всего мгновение. Иногда ложилась — но не ради отдыха, и не для того, чтобы любоваться небом, а просто так, как и шла вперед. Она даже не знала, есть ли на ней одежда — просто не задумывалась над этим, как и ни над чем другим.

Внезапно она остановилась. Что-то вокруг изменилось — неуловимо, как дуновение слабейшего ветерка в знойный полдень. Что-то, чему странница уже не знала — или забыла — название. Что-то, что некогда было очень важным — а теперь, как и все остальное, потеряло всякое значение.

И только спустя вечность неосознанных попыток почувствовать, она поняла — в этом псевдомире появилось нечто живое. Дорога, по которой она брела, неожиданно вильнула, а дальше пошла прямо, не совершая аналогичного изгиба в противоположную сторону. Холм слева оказался ниже холма справа, а перед одним из этих холмов виднелся третий — при том, что с другой стороны он по-прежнему был один. Кромка леса вдалеке изогнулась, лишившись идеально округлой формы. Подул легкий ветерок, а на небе появились рваные облака разной формы и размера.

Она почти смогла удивиться произошедшей с миром метаморфозе. Почти…

Ночь выдалась непривычно длинной — а может, лишь показалась такой. Просто в тот момент, когда она ждала рассвета, солнце не встало из-за горизонта и небо ни на йоту не посветлело — хотя время уже пришло.

Дорога, петляя, поднялась на пригорок и затейливой змейкой заструилась в низину. Добравшись до самого верха, странница остановилась, ее взгляд был прикован к невозможной здесь картине.

У подножия холма, футах в двухстах от дороги, горел костер. У костра сидел человек.

В глубине сознания пробудилось забытое уже чувство любопытства. Она не ведала страха, просто не понимая, что чего-то надо бояться, да и вообще не осознавая существование такого понятия, как страх. Потому странница спокойно пошла вниз, сойдя с дороги и идя напрямую к костру.

Ему на вид было лет тридцать, может, чуть больше. Длинные каштановые волосы стянуты в перехваченный шнурком хвост, кое-где темные пряди прорежены сединой. Чуть раскосые умные глаза смотрят с какой-то затаенной печалью и почти неодобрением.

— Что же ты делаешь, котенок? — грустно проговорил он, окинув странницу долгим пронзительным взглядом.

— Я? Иду, — не удивилась та. — А что?

— Куда ты идешь? Зачем? Ты никогда не задавала себе такого вопроса? Кто ты и зачем ты? Для чего — ты? — Он поднял голову, вглядываясь в лицо собеседницы.

— Не задавала. А зачем? Я же просто иду. Позволишь посидеть у огня?

Он тяжело вздохнул.

— Садись.

— Поговори со мной, — вдруг попросила она, с интересом изучая человека.

— О чем?

— Не знаю. О чем-нибудь. Ты же все знаешь, не так ли?

— Не совсем так, но близко. Ты угадала или все же не потеряла способности видеть то, что есть на самом деле?

— О какой способности ты говоришь? Я не понимаю.

— Ты совсем ничего не помнишь, — он грустно покачал головой. — А я надеялся, ты серьезно обещала мне в свое время, что понимаешь, на что соглашаешься, и не отступишься, что бы ни случилось. Выходит, ты лгала мне?

— Я никогда не лгу! — возмутилась странница.

— А как еще назвать невыполнение обещаний?

— Разве я тебе что-то обещала?

— Да! Ты обещала мне, что будешь жить! — в его глазах мелькнуло что-то, отдаленно напоминающее помесь злости с досадой и обидой на самого себя. — Как ты думаешь, для чего ты существуешь? — проговорил он, чуть снизив тон.

— Не знаю. Ни для чего. Просто, чтобы идти. Ты странный и говоришь странные вещи… Кто ты? Зачем ты создан?

Он на миг опешил — явно не ждал, что она задаст те же вопросы.

— Я человек. Создан для того, чтобы творить. Как твое имя?

— У меня нет имени. Я просто странница. Я иду — вот и все.

— Не бывает «вот и все».

— Но я-то бываю? А я просто иду.

— У тебя непробиваемая логика, — тяжело вздохнул он.

— Может быть. А как тебя зовут?

Он ответил не сразу. Долго молчал, глядя в пламя костра, потом повернулся к ней.

— Меня зовут Раадан.

И мир вокруг взорвался мириадами осколков, не оставив ничего от идеально правильных лесов, холмов, полей, рек, озер, облаков…

Арна, глухо вскрикнув, упала на колени. Из ее глаз потоком хлынули слезы. Но спустя буквально несколько секунд сильные руки обхватили ее за плечи, вынуждая подняться на ноги, и сжали в объятиях.

— Ну что ты, маленькая… не плачь… — тихо шептал Раадан сотрясающейся в рыданиях девушке. Та вцепилась в него со всех сил, чуть не порвав рубашку, и, казалось, не было во всех мирах и вселенных той силы, что способна была разжать эти пальцы. — Не плачь, хорошая моя, не плачь… Все же в порядке, все хорошо… не плачь…

— Я не «хорошая»… Ты же знаешь, ты все знаешь… Я убийца… хуже того, я убила при помощи силы Искоренителя человека, который не подлежал такому уничтожению… Я не справилась… Я…

— Арна, — голос Творца прозвучал неожиданно звонко и холодно. Танаа вскинула голову, испуганно глядя ему в глаза — как и при их первой встрече, она почти что видела. — Я тебя прошу, успокойся. Слезы тебе сейчас не помогут, поверь мне. Соберись, отбрось эмоции и просто выслушай меня. Ты должна воспринять то, что я тебе скажу, холодным и трезвым рассудком, иначе нам с тобой не удастся преодолеть стоящие в твоем сознании блоки.

— Какие блоки?

— Сейчас я расскажу. Но сперва ты должна полностью отбросить все чувства. Тебе поможет только холодный разум и чистая, незамутненная эмоциями логика, — с нажимом проговорил Раадан, ни на миг не отводя взгляда. В его серых глазах Арна видела это холодное, расчетливое спокойствие.