Психомех

Психомех был его и ничей больше. Его сон, его реальность. И в тот же день, когда Вятт пришел к нему и стал яростно возражать против его действий, он изложил психиатру свой план: он намеревается быть новым пациентом Психомеха и сам поедет на Психомехе по этим причудливым коридорам сознания к будущему, ждущему его впереди, каким бы оно ни было. Он ожидал возражения, но...

... Ни малейшего.

И все это время в его мозгу какая-то искорка разгоралась все ярче и ярче, и снова и снова он будет видеть перед своими слепыми глазами эти горящие буквы и слова из гороскопа Адама Шенка:

«Машина — РГ/ТШ — Свет»

Следующие два месяца Гаррисона были посвящены в основном обдумыванию, приготовлению и планированию, но все это омрачалось каким-то чувством неминуемого — чего-то! Приятное возбуждение, неизвестное ему ранее, — смертельный трепет. Теперь он, определенно, немного боялся Психомеха, но все же должен был ехать. И пока Джимми Крэйг проверял и перепроверял работу машины, час за часом, день за днем запуская вхолостую жужжащего потрескивающего зверя, Гаррисон сидел в кабинете своего дома и размышлял над странными поворотами жизни, которые привели его на этот перекресток.

Но, наконец, Джимми Крэйг закончил свои проверки и доложил, что Психомех готов, и с этого момента Гаррисон действовал стремительно.

Прежде всего, он договорился с Вяттом о дне (это должно было начаться в воскресенье шестого июля) и выписал психиатру чек на четверть миллиона фунтов. Частично он сделал это, чтобы показать свою честность и поддержать их первоначальное соглашение, а частично — чтобы обеспечить собственную безопасность. Пока он будет на машине, его жизнь все время будет в руках Вятта. Вторую четверть миллиона психиатр получит тогда, когда в здравом сознании и теле — или, как Гаррисон предпочитал думать об этом, здоровый телом и психически, — он слезет с Психомеха.

Что касается коммерческого применения, будет видно позже. Сейчас возбуждение Гаррисона было таково, что он не мог думать дальше этой “поездки”. Всеобщее будущее должно подождать; его собственное непосредственное будущее ждать не могло.

И, конечно, надо было еще позаботиться о Сюзи. Уже какое-то время он беспокоился о собаке. Выглядело так, как будто она прочитала это изменение в нем, его внезапное возбуждение, словно знала, что нечто странное и огромное присутствует в недалеком будущем, — что-то, чего она боялась.

Это выражалось совершенно нехарактерной для нее резкостью нрава, и не только по отношению к Терри и Кениху, но даже к самому Гаррисону, что раньше было исключено. Особенно агрессивной она становилась, когда называли имя Джимми Крэйга, словно чувствовала, какую важную роль он играет, а когда на сцене появлялся Вятт, к счастью, это бывало крайне редко, тогда Сюзи просто приходилось сдерживать! Она открыто ненавидела психиатра и три раза уже налетала на него — только неоднократно повторенные приказы самого Гаррисона отогнали ее и спасли этого человека от жестоких укусов. Так же было и с ее глубоко скрытой ненавистью к Терри, — в эти дни она не однажды рычала на свою хозяйку, скаля зубы.

Что касается ее отношений с Кенихом, то, глядя в ее кроткие глаза и через них проникая в душу, он ощущал, будто смотрит в зеркало. В их влажных глубинах он видел отраженными все свои сомнения и мрачные предчувствия и догадывался, что Сюзи выносит его только потому, что чувствует его сопереживание.

Однако, частично из-за странности поведения Сюзи — раздражительных выпадов, недоброжелательного отношения, которое делало ее опасной, — Гаррисон принял решение отдать ее в питомник на время эксперимента с Психомехом. Вятт сказал ему, что это займет несколько дней, может быть, неделю, и за это время Гаррисон сможет проводить по пять-шесть часов в день на машине. Очень хорошо, раз Сюзи нельзя больше доверять, ей придется целую неделю посидеть взаперти. Ясно, что ее нельзя оставить одну с Терри, по крайней мере, когда рядом нет Вилли Кениха...

Это было в первый раз, когда Кених услышал, что его не будет рядом во время эксперимента. Когда Гаррисон сказал ему об этом, он крайне удивился. Более того, он стал очень озабочен и обеспокоен.

— Не буду рядом? — в недоумении повторил он слова Гаррисона. — Ты хочешь, чтобы меня не было рядом, когда ты поедешь на этой чертовой машине? Будь уверен, я буду там с тобой хотя бы для того, чтобы гарантировать, что все идет так, как надо, и...

— Нет! — тон Гаррисона был резким. — Нет, ты будешь так далеко от того места, как это возможно. Находиться рядом со мной, наверное, будет небезопасным.

— Небезопасным? Я не улавливаю твою мысль.

— Небезопасным для тебя и для Сюзи. Вот почему я поместил ее в питомник.

— Ты ставишь меня в тупик, Ричард, — Кених тяжелым взглядом посмотрел на него, покачал головой и беспомощно пожал плечами.

— В моем первом сне, — объяснил Гаррисон, — я видел бомбу. И вот результат. — Он поднял очки и показал слепые, однообразно алые глаза. — В моем втором сне я видел еще одну бомбу, но на этот раз она была нацелена на тебя!

— Но это Англия, Ричард, не Северная Ирландия, и я, черт возьми, сам в состоянии позаботиться о себе! — теперь Кених рассердился. — К тому же, ты сам сказал, что твои экстрасенсорные чувства часто пространны и ошибочны. Допустим, твой первый сон был частично пророческий, но как ты можешь быть так уверен, что второй не был просто.., ну, обычным сном, кошмаром? И в любом случае, разве Сюзи не спасла тебя во втором сне, разве она не стащила тебя с Машины как раз тогда, когда бомба взорвалась?

— Все так, — ответил Гаррисон. — Она пыталась спасти меня, стащить меня с Машины. Но этого нельзя допускать. Я должен ехать дальше через озеро в Черный замок. Я должен найти Черную Комнату. Я должен узнать, что в ней. Ну как ты не понимаешь?

— Значит, — Кених медленно кивнул, — ты понимаешь это так, что первый сон был частичным предвидением, в то время как второй — чистым предупреждением.

— Не совсем. Они оба были и предвидением, и предупреждением. Если бы я последовал первому предупреждению, я не был бы сейчас слепым. Вот почему я должен принять во внимание второе предупреждение. Послушай, вторая бомба могла быть просто символом, я не знаю. Символом любой опасности для тебя, понимаешь? Я не хочу, чтобы ты подвергался какой-либо опасности. И не только потому, что ты мой человек. Там, во сне, то, что ты оказался в опасности, мешало моему поиску. Это не должно случиться. Мне ничто не должно помешать. Вот почему я отсылаю тебя.

— Мой Бог! — взорвался Кених, топая взад и вперед по кабинету, где они разговаривали, и удивляя Гаррисона такой не характерной для него вспышкой. — И все это из-за какого-то чертова сна?

— Больше чем сна, Вилли! — настаивал Гаррисон. — Разве ты не видишь, он работает даже сейчас? Подумай! Ты помнишь, я рассказывал, что ты крикнул мне в том сне? “Слезай с Машины, Ричард”, — крикнул ты. Ты пытался остановить меня. Так же и Сюзи. Да и сейчас совершенно очевидно, — вы двое пытаетесь остановить меня и теперь.

— Но...

— К черту все “но”! Я должен ехать. Я должен знать. А как же мое соглашение с твоим возлюбленным полковником?

— Твое соглашение? — челюсть немца отвисла. — Я.., забыл!

— О, нет, Вилли, — Гаррисон покачал головой. — Ты не забыл! Просто годы изменили твои взгляды, только и всего. Чтобы ты, да и забыл? Кто угодно, только не ты. Дерьмо, ты думаешь, что он уже во мне! Ты так думаешь, да? Нет, его там нет, и я не уверен, что хочу, чтобы он там был! Но можешь не беспокоиться, я не собираюсь тянуть с ним. По крайней мере, я дам ему шанс сделать это, если у него хватит сил. Но есть кое-что еще, что я должен выяснить прежде.

— Соглашение, — тихо повторил Кених, кивая головой, — конечно.

— Итак, ты понимаешь, что другого пути нет, — поняв, что победил, Гаррисон расслабился. — Я еду. И ты, и Сюзи — вы двое должны уйти с моего пути.

— Да, — медленно ответил немец, — думаю, теперь я понимаю.