Психомех

Кених подождал, пока шофер наполовину вылезет из машины, затем схватил его, вытащил наружу, раскрутил и швырнул в тех двоих из коридора, которые теперь стояли в проходе открытой двери. Любопытство на липах этих людей переросло в изумление. Человек-обезьяна с размаху врезался в них, и все трое упали в темноту прохода. Взвизгнув шинами, “мерседес” повернул за угол, набирая скорость на опустевшей улице. Кених, занявший место водителя, крутанул руль, и автомобиль свернул на другую улицу. Теперь они были далеко.

— Итак, — обратился полковник к ирландцу, — видишь, нам удалось? А теперь ты любезно покажешь нам дорогу к нашему отелю. — И добавил:

— Слушай, ирландец, а как тебя зовут?

— Коннери, сэр, — э.., полковник! — ответил тот.

— Да? — полковник улыбнулся тонкой улыбкой. — Как Шона Коннери? И кем ты себя мнишь? Агентом 007 ?

— Извините, сэр, — ирландец судорожно сглотнул, чувствуя, как ему под сердце упирается его же собственный пистолет. Он знал его разрушительную силу.

— Агентом 007 ? — повторил полковник. — Мистером Джеймсом Бондом?

— Нет, сэр. Я всего лишь делаю то, что мне прикажут.

— Но это, наверное, кровавая работа, а, Джеймс?

— Кевин, сэр, простите, полковник. А на самом деле...

— На самом деле, Кевин, ты тупой ирландский придурок, потому что сказал мне свое имя. А что если я сообщу его полиции?

— Они уже знают его, сэр. И в любом случае я бы радовался и тому, чтобы просто выйти из этой машины живым.

— Разумно. Но ты там что-то говорил?

— Я? А, да — на самом деле я всего лишь что-то вроде мальчика на побегушках. Из нас двоих Майкл крутой, то есть был...

— Но у меня, как видишь, свои крутые.

— Да, конечно, сэр, полковник. Но я всего лишь делал только то, что мне приказывали...

— Заткни свою жирную ирландскую пасть и радуйся, что жив, Кевин Коннери, — произнес полковник. Все добродушие мгновенно улетучилось из его голоса. Его лицо стало сердитым, побледнело и выглядело ужасным.

Коннери не мог больше сдерживать дрожь.

— Я... — начал он. — Я... — Ирландец глотнул воздуха, его глаза широко раскрылись.

— Я разрешу тебе жить, — сказал полковник, — хотя, надо сказать, я не такой человек слова — человек чести — как ты. — Его голос был полон презрения. — Значит, ты — связной, так? Отлично, ты останешься жить, чтобы доставить мое послание. Можешь сказать своим хозяевам, что они победили. Я не буду здесь строить фабрику. Это их устроит?

— Конечно, сэр. Будьте уверены, э.., полковник.

— Но скажи, что это не из-за их угроз, нет. Не потому, что они могут как-то надавить на меня. Видишь ли, Кевин Коннери, я нанимал рабочих — я и сейчас время от времени нанимаю рабочих — людей, кто знает, что такое терроризм, не понаслышке. Так вот вы победили по одной единственной причине: я не хотел бы нанимать людей, кто дышит одним воздухом с вами, кто вырос на той же почве и в ваших краях. Неважно, какие у них религиозные или политические убеждения, я не дал бы им работу. Я не дал бы им работу ни на один день.

— Сэр, — судорожно вздохнул Коннери, когда пистолет еще сильнее воткнулся в его покрытые жиром ребра, — полковник, я...

— Передай своим хозяевам все, что я тебе сказал, — резко оборвал его Шредер. — Сегодня же вечером я уеду из, Ирландии. Любой из вас, кто последует за мной или попытается отомстить мне за пределами Ирландии, не вернется обратно на свой возлюбленный Изумрудный остров. Кстати, не забудь передать им это.

Сейчас они медленно ехали по тихой улочке в “безопасной” части города. Кених остановил машину около бакалейной лавки, вышел, открыл заднюю дверцу и за волосы вытащил Коннери. Ирландец завизжал, как поросенок, а несколько прохожих на мгновение остановившихся посмотреть, что происходит, поспешно продолжили свой путь. Кених схватил толстяка обеими руками и закружил его, как прежде человека-обезьяну. Наконец, он поднял ирландца и тут же отпустил. Тот полетел как камень из пращи, и завопил, пробив головой витрину лавки.

Затем грузный немец сел обратно в “мерседес” и поехал прочь до того, как толпа успела собраться и слиться в едином голосе протеста.

Они остановились в отеле “Европа” и жили там всю неделю, пока обсуждались условия постройки фабрики. Переговоры, которые теперь стали частью истории, заканчивались. Урмгард куда-то вышла и отсутствовала целых три часа, когда раздался телефонный звонок с угрозами ее жизни и требованиями. Ее жизнь не значила для него так уж много, но есть люди, которым угрожать нельзя. Полковник выдвинул свои требования, и они были приняты. Он срочно позвонил в Гамбург, затем вместе с Кенихом отправился на встречу с людьми, захватившими его жену.

В их отсутствие Герда, няня, присматривала за маленьким Генрихом. Ей было приказано безвыходно оставаться с мальчиком в отеле все время, пока хозяин будет отсутствовать.

Затем состоялась условленная встреча на какой-то дороге, как раз неподалеку от католического сектора; бородатые люди, подсевшие в “мерседес” и доставшие пистолеты; мучительный маршрут, который запутал бы любого, кто не был уроженцем Белфаста, и, наконец, место назначения — пивнушка в районе Старого парка.

Но теперь все позади, с этим покончено.

Хотя...

Когда Кених повернул большой автомобиль на Грейт Виктория Стрит, полковник выпрямился на заднем сидении. Нет, не покончено: как террористы недооценили его, так и он недооценил их. Они не все были одной породы.

Полицейские заграждения отрезали дорогу в отель, блокируя его со всех сторон. Повсюду стояли военные с автоматами в руках. Здесь же, на улице, военная полиция обыскивала людей. Их красные головные уборы кровавыми пятнами мелькали сквозь мелкий моросящий дождик, падавший с неба, которое вдруг сразу стало угрюмым. Кених опустил стекло и предъявил констеблю у барьера свое удостоверение личности.

— Что происходит? Что это? Что здесь случилось? — наклонившись вперед, спросил Шредер.

— Двое мужчин были схвачены при выходе из отеля. У них было оружие, и они отстреливались. Один убит, а другой умирает. Сейчас его допрашивают.

— Вы знаете, кто я? — спросил Шредер.

— Да, сэр. Я знаю.

— Мне надо пройти и забрать оттуда жену и ребенка. Они в опасности. Это именно за ними приходили, за моими женой и ребенком!

Констебль был в нерешительности. Шредер протянул руку и подал ему пачку банкнот.

— Знаете, сэр, — колебался констебль, — я не могу принять...

— Тогда отдай деньги тому, кто не такой дурак! — выдал Кених прямо в лицо констеблю. — Только дай нам проехать!

Полицейский осмотрелся вокруг и, видя, что никто за ним не наблюдает, отошел с дороги, отодвинул барьер и велел им проезжать.

Кених подвел “мерседес” к входу в отель, и полковник выскочил наружу. На ступеньках перед входом, спиной к открытой двери стоял военный полицейский. Внутри здания был виден еще один красноголовый. Его прищуренные глаза внимательно, ничего не пропуская, разглядывали многолюдный холл, В двадцати ярдах от входа, мигая синими огнями, ждала машина “скорой помощи”. Толпа военных разделилась, уступая дорогу носилкам, которые несли к задней дверце. Мостовая была красной от крови. Чуть дальше по дороге лежало скрюченное человеческое тело, накрытое одеялом. Из-под одеяла торчала нога без ботинка. И тоже была кровь. Много крови.

Шредер и Кених взбежали по ступенькам отеля, но дальше путь им преградил полицейский. Это был молодой капрал. На вид ему было лет двадцать.

— Извините, сэр, — произнес он резким, но спокойным голосом. — В отеле, возможно, бомба. Ведется проверка. Вы не можете войти туда.

— Бомба? — голос Шредера взлетел вверх. — Бомба? Там мой ребенок! — он ничего не упомянул о своей жене.

— Не волнуйтесь, сэр, — сказал капрал, — уже идет эвакуация и...

— Вы не понимаете, — сказал Кених, выступая вперед. — Этот джентльмен — господин Томас Шредер. Эта бомба, если она вообще существует, предназначена для него и для его семьи! А его жена будет оставаться там до тех пор, пока он не придет за ней. Вы должны...