Некроскоп

Итак, с Влади все ясно, и все-таки... может, лучше было бы, чтобы он остался здесь? Драгошани много думал об этом. В чем настоящая причина бегства Влади? Испугался ли он Драгошани, или было что-то еще, от чего он попытался скрыться?

Предчувствовал ли он, что приближается нечто ужасное, видел ли то, что произойдет в самом ближайшем будущем?

Глава 16

Все случилось так, как Гарри и предполагал. За дверью Мёбиуса он обнаружил Первородную Тьму, черноту, которая существовала еще до возникновения Вселенной.

Это было не просто отсутствие света — это было отсутствие чего бы то ни было, всего. Он будто находился в центре черной дыры, но черная дыра обладает невероятным притяжением, а здесь оно не существовало вовсе. С одной стороны, это можно было назвать метафизическим существованием, но с другой стороны, здесь вообще ничего не существовало. Это было просто “место”, но то место, где ни один Бог не произнес своих знаменитых, взывающих к жизни слов: “Да будет свет!"

Он был нигде и одновременно везде, внутри и снаружи. Отсюда можно было направиться куда угодно и в то же время никуда, навсегда. И это было бы действительно навсегда, навечно, ибо в лишенной времени среде ничто не старело и не изменялось, кроме как под воздействием усилия воли. А потому Гарри Киф был здесь чужеродным телом, соринкой в глазу бесконечности Мёбиуса, следовательно, она неизбежно попытается отвергнуть его. Уже сейчас он ощущал воздействие нематериальных сил, выталкивающих его, пытающихся заставить переместиться из нереального обратно в реальное. Но он не должен поддаваться.

Он мог вызвать в воображении множество дверей, миллионы и миллионы их вели во все времена и все места обитания. Но он знал, что проникновение в большинство из этих времен и мест грозит смертью. Ему незачем проникать, подобно Мёбиусу, в далекие галактики, в глубокий космос. Гарри был не только плодом сознания, он был и плодом материи. Он не испытывал желания замерзнуть, поджариться, растаять или взорваться.

Вот почему правильный выбор двери был сейчас важнейшей проблемой.

Гарри не имел понятия, переместился ли он на ярд или на световой год, после того как прыгнул в надгробный камень Мёбиуса, находился он здесь минуту или месяц, до того момента как впервые ощутил попытки воздействия каких-то других сил, но не тех, которые прежде старались вытолкнуть его из гиперпространственно-временного измерения. Это были даже не толчки, а, скорее, мягкое давление, словно неведомые силы хотели направить его куда-то. Он уже ощущал нечто подобное, когда плыл подо льдом по следу своей матери, прежде чем вынырнуть на поверхность из полыньи под нависающим над рекой берегом. Гарри, однако, не чувствовал со стороны сил никакой угрозы.

Он последовал за ними, вместе с ними, чувствуя, как они становятся все активнее. Он доверился им, как слепой доверяется дружелюбному голосу, всецело на него полагаясь. Или он был похож на летящего на огонь мотылька? Нет, интуитивно Гарри чувствовал, что там, куда он направляется, угрозы нет. Набирая силу, поток нес его по параллельному пространственно-временному пути. Он вдруг увидел свет в конце тоннеля и усилием воли направил движение в необходимом направлении.

— Хорошо, — прозвучал в голове у Гарри далекий голос. — Очень хорошо. Иди ко мне, Гарри Киф, иди...

Голос был женским, но совершенно лишенным теплоты. Он был таким же тонким и колючим, как ветер на Лейпцигском кладбище, и не менее древним.

— Кто вы? — спросил Гарри.

— Друг, — яснее и ближе послышался ответ. Напрягая волю, Гарри продолжал двигаться в сторону звучавшего голоса. Он заставлял себя... следовать по указанному пути. И вот наконец перед ним дверь Мёбиуса. Достигнув ее, он остановился.

— А как мне узнать, действительно ли вы друг? Как узнать, можно ли вам довериться?

— Я тоже однажды задавала подобный вопрос, — почти в самое ухо проговорил голос. — Потому что тоже не знала путь к истине. Но я поверила.

Гарри усилием воли открыл дверь и вошел в нее. Он вдруг почувствовал, что все еще летит в своем первоначальном прыжке, примерно в трех дюймах над землей, потом упал и, раскинув руки, впился в землю пальцами. Звучавший в его голове голос издал легкий смешок.

— Ну вот, — произнес он. — Ты видишь? Друг...

Ошеломленный, чувствуя головокружение и слабость, Гарри медленно вытащил пальцы из мягкой сухой земли, приподнял голову и огляделся вокруг. В глаза ему ударил свет, от яркости красок окружающего мира он испытал почти физическую боль. Свет и тепло. Вот первое, что ощутил Гарри, — было очень тепло. Теплой была земля, на которой он лежал, необычайно теплыми были лучи солнца, согревавшие его шею и спину. Где же он очутился? И на Земле ли он?

Голова кружилась, но он медленно сел, постепенно начиная ощущать воздействие земного притяжения. Мир перед глазами перестал вертеться, и из груди Гарри вырвался громкий вздох облегчения.

Гарри мало путешествовал в своей жизни, в противном случае он непременно понял бы, что оказался где-то в Средиземноморье. Желтовато-коричневая перемешанная с песком земля, свойственная этому региону растительность, теплое даже в январе солнце, свидетельствующее о близости к экватору. В отдалении виднелась горная гряда с выступающими невысокими вершинами, чуть ближе — руины белоснежных стен и остатки каких-то каменных сооружений, а над головой...

Пара реактивных военных самолетов пронеслась в чистом ярко-голубом небе, словно две серебряные стрелы, и скрылась за горизонтом, оставив после себя белый след. Оглушивший поначалу шум моторов постепенно затих вдали.

Облегченно вздохнув, Гарри вновь повернулся в сторону развалин. Ближний Восток? Вполне возможно. Похоже на древнее поселение, ставшее жертвой природных катаклизмов. Куда же он все-таки попал?

— Аэндор, — раздался вдруг в его голове голос. — Таково было название в те времена. Здесь был мой дом.

Аэндор? Теперь все встало на свои места. Библейский Аэндор? Место, куда перед свой смертью на склонах Гелвуи пришел Саул в поисках... ворожеи? волшебницы?

— Да, именно так меня называли, — холодно фыркнула она, — Аэндорская волшебница. Но это было очень давно, и в то время много было разного рода колдунов и ведьм. У меня был великий дар, но теперь в мире появился еще более могущественный. Я услышала о нем, о могучем даре чародея в своем долгом сне, и зов был столь настойчив, что разбудил меня. Мертвые считают его своим другом, а среди живых немало таких, кто боится его. Да... И тогда я решила поговорить с этим чародеем, о котором в мире мертвых слагают легенды. И подумать только! Я позвала — и он пришел! Его имя — Гарри Киф...

Гарри вгляделся в землю, на которой сидел, потрогал ее руками, но на них осталась лишь сухая пыль.

— Вы... здесь? — спросил он.

— Я превратилась в прах мира, — ответила она. — Мой прах здесь.

Гарри кивнул головой — два тысячелетия большой срок.

— Почему вы помогли мне? — спросил он.

— А ты хотел бы, чтобы меня прокляли все мертвые мира? — тут же откликнулась она. — Почему я помогла тебе? Потому что они попросили меня об этом! Все! Слава летит впереди тебя, Гарри! “Спаси его, — умоляли они, — потому что мы любим его!"

Гарри снова кивнул.

— Моя мать просила вас об этом.

— Твоя мать, да, но далеко не она одна, — ответила волшебница. — Конечно, она твоя главная защитница, но мертвых много. Она молила меня за тебя, да, но вместе с нею тысячи других.

— Но я не знаком с тысячами мертвых, — удивленно сказал Гарри. — Я знаю их не более дюжины, ну от силы два десятка.

И снова волшебница сухо и невесело фыркнула.

— Но они знают тебя! А разве я могу не прислушаться к просьбам собратьев по подземному миру?

— Вы действительно хотите помочь мне?

— Да.

— Вы знаете, что мне предстоит сделать?

— Да, мне рассказали.

— Тогда окажите мне любую возможную помощь — если, конечно, это ваших силах. Хотя, не сочтите это неблагодарностью с моей стороны, я сомневаюсь в том, что вы способны многим помочь.