Источник

Она пролила несколько слезинок, припомнив старые добрые времена — и перестала думать об этом.

С другой стороны. Джаз...

Джаз очень любил своего отца. Этот темноволосый приятный мужчина, разговаривавший с ним попеременно на двух языках, научил его с раннего детства уверенно держаться на лыжах и на коньках и так живо рассказывал о своей далекой родине, что сумел привить мальчику глубокий, живой интерес ко всему связанному с Россией — интерес, не угасший по сей, день. Он с жаром живописал о несправедливости существовавшей там политической системы, но этот предмет выходил за рамки понимания юного Джаза. Однако уже в возрасте девяти лет ему пришлось оценить важность и значимость этих слов отца. Отец, которого Джаз всегда любил, на возвращение которого всегда надеялся, был мертв, и убийцей была та самая Россия, которую Сергей Симонов так любил. С той поры интерес Джаза сконцентрировался не столько на величии родины его отца и его народа, сколько на творящемся там бесправии.

Джаз посещал частную школу с пятилетнего возраста, и основным предметом, потребовавшим репетитора и, естественно, повседневного участия отца, стал русский язык. К тому времени, как ему стукнуло двенадцать, стало ясно, что он обладает явным лингвистическим даром, и это подтвердил специально устроенный экзамен, где он получил сто баллов из ста возможных. Он поступил в университет и уже на первом году оказался лучшим студентом из всех изучавших русский. К двенадцати годам второе место в его учебе прочно заняла математика, предмет, к которому всегда тянулось его исключительно точное мышление. Всего годом позже его мать умерла от лейкемии. Он, не испытывая влечения к карьере ученого, удовлетворился работой переводчика в ряде промышленных компаний. После работы он посвящал все свое время зимним видам спорта, посещая все достойные внимания спортивные события в различных уголках земного шара — когда позволяли погодные условия и финансовое положение. У него было несколько подружек, но ни с одной из них серьезные отношения не сложились.

А потом, в возрасте двадцати трех лет, отдыхая на одном австрийском горном курорте, Джаз познакомился с майором британской армии, проходившим там лыжную подготовку. Его новый друг оказался разведчиком, служившим в соответствующей службе британских ВВС. Знакомство с ним стало поворотным пунктом в биографии молодого человека. Годом позже Джаз уже служил в Берлине унтер-офицером в той же самой организации. Однако Берлин и служба в Британском оккупационном корпусе не устраивали его. К этому времени его уже приметила Секретная Служба, которая в любом случае не желала, чтобы его лицо примелькалось — он был прекрасным кандидатом в агенты и ему пора было изучать основы этой специальности. Вскоре ему устроили демобилизацию, и следующие шесть лет своей жизни Майкл Дж. Симмонс вел напряженную, но приносящую удовлетворение жизнь.

Состояла она в основном из подготовки, учебы, тренировок. Он учился вести разведку, вести наблюдение и уходить от него, проводить операции в зимних условиях, выживать в тяжелейших обстоятельствах, обращаться с оружием (по-снайперски), проводить диверсии и драться врукопашную. Единственное, чего ему не могли Дать — опыта...

Джаз должен был вылететь в Москву в качестве “переводчика при дипломатическом корпусе” и там встретиться с неким Филом, агентом ЦРУ. Ему сменили исходную задачу (которая была, в любом случае, практически тренировочным упражнением), переориентировав на операцию “Пилюля”. Секретная Служба разрабатывала ее с тех пор, как в Советском Союзе начал разворачиваться Печорский Проект, и к настоящему времени “служба на местах” была уже организована и исправно работала. Джаз был подробнейшим образом проинструктирован и с документами на имя Генри Парсонса отправился в Москву как обыкновенный турист по билету второго класса; уже через час по прибытии в Россию он имел местный паспорт. Один из агентов разведки, давно работавший в СССР, получил паспорт Парсонса и по его документам вернулся в Лондон. “Один въехал, один выехал — счет равный! — как объяснял главный офицер-инструктор Джазу. — Это как при замене игроков в хоккее, только тут нельзя махать через борт с левой ноги."

Джаз не знал подробностей о работавшей в Москве разведывательной сети — на всякий случай ему не стали давать лишних сведений. Его местом назначения был Магнитогорск, откуда железной дорогой отправлялись крупногабаритные грузы для Печорского Проекта. Он не совсем понимал, почему при инструктаже ему не сообщили достаточного количества подробностей. Позже сложилось такое впечатление: даже если бы ему дали максимальное количество деталей, руководство в любом случае хотело бы знать больше.

Что же касается “сети на месте”, то о ней он знал абсолютно все! И во время подробных бесед Джаз рассказал все, что знал.

Еще в пятидесятые годы Хрущев “переселил” из-под Киева на восточные склоны Северного Урала довольно значительное число украинских крестьян еврейского происхождения. Возможно, он надеялся на то, что холод уничтожит их. Они получили землю и рабочие места. Им было положено заниматься лесоповалом и зимней охотой, выполняя эти задачи под надзором и в соответствии с указаниями “комсомольцев-добровольцев” старого закала, присланных с нефтяных месторождений Западной Сибири.

Назвать это концлагерем было нельзя, но поначалу разница не слишком ощущалась.

Но украинские диссиденты оказались интересным народцем: они выжили, они выполняли нормы, они выполняли требования начальства и потихоньку прижились в этом районе. Их успех, который по времени совпал с быстрым развитием гораздо более важных для страны нефтяных и газовых месторождений, сделал строгий контроль над этими поселениями излишним и даже ненужным. У надзирателей появились более важные задачи. Пустынный до этого регион на глазах оживал, поставляя необходимую для строительства древесину и ценные меха, то есть рационально используя природные богатства и обеспечивая население занятостью. В общем, можно сказать, что план Хрущева сработал, превратив когда-то беспокойных, политически ненадежных парий в добропорядочных советских граждан. Если бы все его начинания завершались так удачно! Во всяком случае, визиты надзорных инстанций становились все реже по мере того, как регион процветал.

И действительно, все, чего хотели эти евреи — это спокойной жизни и возможности следовать своим привычкам и обычаям. Климат мог измениться, но люди не менялись. В своих лесозаготовительных лагерях у подножья гор они жили более или менее удовлетворительно. По крайней мере, их не угнетали и у них всегда была возможность улучшить свою жизнь. Жить было трудно, но они были довольны такой жизнью. У них было сколько угодно леса для строительства и отопления. Тайга давала им неограниченное количество мяса, овощи они выращивали сами. А мелкое браконьерство давало им меха, с помощью которых они пополняли свое денежное содержание. В окрестных ручьях встречалось даже в небольших количествах золото, которое они искали и пытались промывать — иногда не без успеха; охота и рыбалка в этих краях были великолепны. Отсутствие надзора давало возможность справедливого распределения труда, так что каждый имел какую-то долю жизненных благ от всеобщего процветания. Даже холод работал в их пользу: именно из-за него начальство старалось показывать сюда нос как можно реже, Некоторые переселенцы были румынского происхождения, они сохранили семейные связи со “старой родиной”. Их политические взгляды, мягко говоря, не вполне совпадали с политикой матушки России. И не могли совпасть — до тех пор, пока существовали репрессии и ограничения, пока люди не могли трудиться и молиться в соответствии с личными убеждениями, пока существовали запреты на право выбора места жительства по собственному желанию. Они были евреями украинского происхождения, которые считали себя румынами, а при желании их можно было считать и русскими. А в общем и целом они были космополитами и желали принадлежать только себе. Дети их воспитывались в тех же верованиях и убеждениях.