Страница 55 из 93
— Неподалеку от Каэр-Морда? — тут же насторожился Артур.
— Не знаю. Сомневаюсь. Нортумбрия большая, а Гахерис никак не может знать о приезде Ламорака.
— Разве что прослышал насчет Друстана и кое о чем догадывается, либо Агравейн сообщил ему придворные слухи, — возразил Артур. — Хорошо же. Остается только одно: вернуть твоих братцев в Камелот, где за ними возможно наблюдать и где их возможно до известной степени сдерживать. Я пошлю гонца к Гавейну с весомым предупреждением и призову его на юг. Со временем, если иного выхода не будет и если Ламорак согласится, я позволю Гавейну вызвать его на поединок — здесь и публично. Уж этого-то, верно, достанет, чтобы остудить дурную кровь! Как Гавейн примет Гахериса, это его дело; здесь я вмешиваться не вправе.
— Вы вернете Гахериса?
— Если он в Нортумбрии, а Ламорак едет в Каэр-Морд, то придется.
— Потому что лучше следить за летящей стрелой, нежели ожидать удара непонятно откуда?
На мгновение Мордред подумал было, что допустил ошибку. Король быстро вскинул глаза на сына, словно намереваясь задать вопрос. Возможно, в беседе с ним Нимуэ использовала тот же образ применительно к самому Мордреду. Но Артур ни о чем допытываться не стал. Сказал только:
— Возлагаю это дело на тебя, Мордред. Ты говоришь, что Агравейн сносится с братом. Я объявлю во всеуслышание, что Гахерис прощен, и пошлю Агравейна привезти его назад. И устрою так, чтобы ты поехал с ним. Это все, что я могу сделать: близнецам я не доверяю, но, иначе как отправив тебя, выказать свое недоверие я не вправе. Не посылать же мне, в самом деле, войско, чтобы обеспечить их возвращение? Думаешь, он примирится с твоим обществом?
— Думаю, да. Я что-нибудь измыслю.
— Ты понимаешь, что я навязываю тебе роль соглядатая? Велю шпионить за собственными родичами? Ты как, стерпишь?
— Вы когда-нибудь видели кукушонка в гнезде? — отрывисто спросил Мордред.
— Нет.
— Дома их на болотах полным-полно. Едва вылупившись, кукушата выпихивают сородичей из гнезда и остаются… — Мордред собирался добавить «единовластными правителями», но вовремя прикусил язык. Он даже не осознал толком, что на ум ему пришли именно эти слова. И неловко докончил: — Я только хотел сказать, что законов природы не нарушаю, милорд.
Король улыбнулся.
— Я первый заявлю, что мой сын окажется не в пример лучше Лотовых. Так что последи для меня за Агравейном, Мордред, и привези их обоих сюда. А тогда, может статься, со временем мечи Оркнеев снова вернутся в ножны, — чуть устало докончил король.
Вскорости после этого, ясным днем в начале октября, Агравейн последовал за Мордредом, когда тот шел через рыночную площадь Камелота, и нагнал брата у фонтана.
— Король дал мне дозволение отбыть на север. Но одному ехать не велит. А ты единственный среди рыцарей, кого он готов отпустить. Поедешь со мной?
Мордред остановился и изобразил удивление.
— На острова? Нет, пожалуй.
— Не на острова, еще не хватало, в октябре-то! Нет. — Агравейн понизил голос, хотя рядом никого не было, кроме двух малышей, подставляющих ладошки под струю воды. — Король сказал мне, что помилует Гахериса. Позволит ему вернуться ко двору. Спросил меня, куда послать гонца, но я ответил, что связан словом и нарушить его не вправе. Так что Артур говорит, я могу сам за ним съездить, если ты составишь мне компанию. — Агравейн ухмыльнулся, издевки не скрывая. — Похоже, король тебе доверяет.
Мордред пропустил насмешку мимо ушей.
— То добрые вести. Хорошо же, я поеду с тобой, и охотно. Когда?
— Как можно скорее.
— А куда?
Агравейн рассмеялся.
— На месте и узнаешь. Говорю тебе, я связан словом.
— Так вы все это время общались?
— Конечно. Неужто не ожидал?
— Но как? Письмами обменивались?
— Да какие ж тут письма? Ведь писца-то при нем нет, прочесть-написать некому. Нет, время от времени я получал весточку через торговцев, вроде вон того купца, что ставит прилавок с тканями. Так что собирайся, братец, мы выезжаем поутру.
— А далеко ли ехать? Изволь сказать хоть это.
— Порядком.
Малыши тем временем вернулись к игре: мяч откатился прямо к ногам Мордреда. Тот подцепил его носком, подкинул вверх, поймал, перебросил детям. Отряхнул руки и улыбнулся.
— Хорошо. Я поехать не прочь. Славно будет снова прокатиться на север. Ты так и не скажешь, куда лежит наш путь?
— Покажу, когда доберемся, — повторил Агравейн.
На исходе пасмурного, туманного вечера всадники наконец-то доехали до небольшой полуразвалившейся башни на болотах Нортумбрии.
Глушь и запустение. Даже необитаемые топи самого большого из Оркнейских островов, где тут и там темнели озера, а особый отсвет напоминал о вездесущем море, казались живыми и яркими в сравнении с этим пейзажем.
По обе стороны раскинулись холмистые заболоченные пустоши, в туманных сумерках вереск отливал темным пурпуром. Небо затянули тучи, ни единого солнечного блика не пробивалось сквозь плотную пелену. Воздух застыл недвижно: ни ветерка, ни свежего дыхания моря. Тут и там холмы рассекали ручейки либо мелкие речушки, русло которых обозначили заросли ольхи и блеклых камышей. Неподалеку от одной такой речки, в лощине, и обнаружилась башня. Под ногами хлюпала вода, переход через топь отмечал ряд валунов. Башня, плотно затянутая плющом, в окружении мшистых обрубков фруктовых деревьев и самбука, казалось, некогда была довольно уютным обиталищем, а в солнечные дни оставалась таковым и до сих пор. Но мглистым осенним вечером место это наводило на мрачные мысли. В одном из окон мерцал слабый свет.
Гости привязали лошадей к терновнику и постучали в дверь. Открыл сам Гахерис.
С тех пор как он покинул двор, прошло каких-то несколько месяцев, однако по виду его казалось, будто в цивилизованном обществе Гахерис отродясь не бывал. Его морковно-рыжая борода изрядно отросла, нечесаные волосы в беспорядке падали на плечи. Кожаная куртка засалилась и потемнела от грязи. Но при виде гостей лицо его просияло от удовольствия, и обнял он Мордреда тепло, как никогда.
— Привет вам! Вот уж не надеялся, что ты, Агравейн, выберешься от двора навестить меня! Да еще с Мордредом! А король знает? Впрочем, ты слово сдержишь, мне можно и не спрашивать. Сколько воды утекло! Ну же, заходите, отдыхайте. Держу пари, вам есть чего порассказать, так что добро пожаловать, ступайте в дом!
Гахерис ввел их в тесную комнатушку в изгибе башенной стены, где в очаге горел торф и мерцала лампа. У огня примостилась молодая женщина с шитьем в руках. Она подняла глаза — смущенная и испуганная нежданным вторжением. Лицо ее, удлиненное, бледное, в обрамлении мягких темных волос, было не лишено приятности. Всю ее одежду составляло жалкое платье из красновато-бурой домотканой материи; грубые складки не скрывали явных признаков беременности.
— Это мои братья, — сообщил Гахерис. — Дай им поесть-попить, а потом займись лошадьми.
О том, чтобы представить женщину гостям, Гахерис и не подумал. Она встала, пробормотала что-то невразумительное, поспешно и неловко присела в реверансе. Затем, отложив шитье, тяжело побрела к чулану в противоположном конце комнаты и достала вино и снедь.
За едой, пока молодая женщина прислуживала, мужчины разговаривали на общие темы: о смуте во франкских королевствах, о бедственном положении Бретани, о посольстве к саксам, о разъездах Артуровых странствующих рыцарей и о придворных сплетнях, тех, что не касались короля и королевы. Широко раскрытые глаза хозяйки, то и дело мешкавшей у стола, служили достаточным предостережением против такого рода разговоров.
Наконец Гахерис резко напомнил ей о лошадях, и молодая женщина ушла.
Едва за нею звякнула щеколда, Агравейн, что так и рвался к делу, точно сосворенная гончая, коротко сообщил:
— Добрые вести, брат.
Гахерис отставил кубок. С брезгливым отвращением Мордред отметил, что под ногтями у него черная грязь. Изгнанник подался вперед.
— Да говори же! Гавейн хочет меня видеть? Он понял, что выбора у меня не было? Или… — Гахерис искоса глянул на брата, и глаза его ярко вспыхнули. — Он отыскал Ламорака и думает объединить силы?