Чистильщик

– Я ж не хотел! – закричал он.– Я не…

Васильев надавил на спусковой крючок, автомат забился в руках, «быка» с пистолетом отбросило шага на три. Васильев крутнулся на месте. Его первый противник ворочался в снегу, пуская кровавые пузыри. В особнячке грохнуло, вниз посыпались стекла.

– Сейф,– удовлетворенно констатировал Терминатор, каким-то образом оказавшийся рядом.

По дорожке шагал Монплезир: в одной руке винтовка, в другой – чехол и Петренковы зипун с шапкой.

Из особнячка выскочили Юра и Петренко. Юра тащил длинную черную сумку.

– Уходим! – рявкнул Петренко, подхватил пистолет чернявого крепыша и влепил бывшему владельцу пулю в затылок. Затем проделал то же с тремя валявшимися на земле охранниками. На взгляд Васильева, этого можно было и не делать: какой смысл добивать покойников. Однако смысл был. Петренко подошел к лысому, неподвижно лежащему лицом вниз, тщательно прицелился и прострелил ему правую руку. Тот даже не дернулся. Петренко прицелился еще тщательнее и выстрелил клиенту в голову. Красная от морозца лысина тут же заалела кровью.

Васильев даже удивиться не успел: Гоша пихнул его в спину.

– Уходим, твою мать! Бегом!

И Васильев, перехватив автомат поудобнее, припустил за остальными. Бежать долго не пришлось. Навстречу выкатился микроавтобус. Старенький «мерседес». За рулем сидел Силыч.

Команда погрузилась, и микроавтобус, развернувшись, покатил в сторону Всеволожского шоссе.

– Раненых нет? – спросил Силыч.

– Нет,– ответил за всех Петренко.

Монплезир извлек флакон со спиртом, зеркало, упаковку ваты и принялся смывать с физиономии черные полосы. Остальные последовали его примеру.

– Петренко, ты зачем клиента пристрелил? – вполголоса спросил Васильев.

– Разве ж это «пристрелил»? – удивился Петренко.– Так, чуток покарябал. Для конспирации. Но ты не печалься, Валерик, при таком аппетите, как у него, долго не живут. Не мы, так дружки его постараются. Давай сюда машинку.

Собрав все оружие, он загрузил его в тайник, оборудованный под полом микроавтобуса.

– Это шоб ГАИ не обидеть ненароком,– пояснил он.– Ты давай умывайся, скоро пост.

– А потом куда? – спросил Валерий.

– В баньку пойдем. После работы банька – в самый раз. Как профилактика гриппа.

Никакое ГАИ ими не заинтересовалось – в город въехали беспрепятственно. И сразу, как и говорил Петренко,– в частную баньку. Баньку арендовал Силыч. На полном обеспечении, с бассейном и буфетом. Правда, без лялек.

А на Васильева накатило. Как только выдохся в крови боевой адреналин, завозились в голове разные нехорошие мысли и воспоминания. Кровь и грохот. И смерть. Вспомнился чернявый, лупящий с колена вверх, ошарашенный «бык» с пистолетом: «Я не хотел!..»

«Я убил человека»,– мысленно произнес он.

Не то чтобы в груди что-то ворохнулось, но как будто бы потерял что-то такое… Важное.

– Валерик, чего смурной такой? – На скамейку плюхнулся распаренный красномясый Петренко.

– Да так,– пробормотал Васильев.– Раньше, понимаешь, не стрелял ни в кого…

– Ах вот оно что…– Петренко подхватил из ящика пару бутылок пива, свернул зубом пробки, сунул одну бутылку Валерию.– Ты, брат, не печалиться должен, а радоваться. Не дитя невинное, гадину пришил.

– Откуда ты знаешь, что гадину? Может, нормальный мужик, вроде нас?

– Это мы – нормальные? – Петренко захохотал.– Ну ты сказал! Слышь, Силыч, чё Валерка гутарит?

– Что? – Силыч опустился на скамью с другой стороны от Васильева, тоже взял бутылку, пробку снял аккуратно, открывашкой. Чем-то он напоминал Валерию его научного руководителя аспирантских времен. Правда, только в профиль.

– Говорит – мы нормальные! – И опять заухал басом, как филин-переросток.

– Он прав,– кивнул Силыч.– Мы – нормальное явление ненормального времени. А с чего это вы о норме заговорили?

Петренко объяснил.

– Понятно,– узкое лицо Силыча стало строгим.– Надо бы тебе с Егорычем потолковать. О пути воина.

– А я просто скажу,– заявил Петренко.– Если мужик со стволом ходит, должен быть готов его в ход пустить. А если ты сам готов кого хлопнуть, значит, кто-то и тебя мочкануть может. Кто не успел, тот опоздал, а кто успел, тот не виноват.

– В чем-то он прав,– подтвердил Силыч.– В чем-то. Но мы, Валерий, не душегубы. Мы – русские люди, а значит,– православные, христиане. И убивать корысти ради или ради удали нам не пристало.

– Ну, начались разговоры…– недовольно протянул Петренко.

– Помолчи! – строго произнес Силыч.– Давай, Валерий, разберемся, что почем. И ради чего мы сегодня не одну душу на суд Божий отправили.

Тут Петренко хмыкнул, встал и, скинув простыню, плюхнулся в бассейн. На пол хлынула вода.

– Вот бегемот,– усмехнулся Силыч.– Ну ладно. Так ради чего? Деньги нам заплатили. И удаль мы тоже показали, иным…– он кивнул на плещущегося Петренко,– без этого и жизнь не жизнь. Но только ли ради этого? Нет, я не жду, что ты ответишь. Ты в этом мире себя еще не нашел, скорее, потерял. Но понял, что потерял, а это уже шаг вперед. Так?

– Да,– согласился Валерий.– Потому и к вам пришел, что понял. Наверно, мне повезло.

– Ты по году – кто?

– Собака,– ответил Васильев.

– Ага. Пес. А псу нужна стая. И поначалу-то все равно, куда стая бежит, куда вожак ведет, лишь бы плечо надежное чувствовать. И силу. Но проходит время, Валерий, и просто бежать в стае уже мало. Хочется знать, куда и за чем бег и на кого охота. Так?

– Хотелось бы,– ответил Валерий.

– Узнаешь,– кивнул Силыч.– Не сразу. Со временем. А пока поверь вожаку: никогда и никого я не заставлю пролить невинную кровь. И меня никто не заставит. Вот сегодня одна мразь решила чужими руками прихлопнуть другую. Такую же гадину. Мразь нашла меня. То есть не меня, конечно, а посредника. Одного из длинной цепочки, которая начинается мразью, а кончается нами. За убийство одной мрази другая мразь готова заплатить пятьдесят тысяч долларов. И половину уже заплатила, кстати. Я, Валерий, скажу честно: убил бы бесплатно. Обоих. И прихлебателей их тоже убил бы. Бесплатно. Но если я так сделаю, если сумею… То скорее всего, убьют и меня. Очень скоро. Потому что это против правил. Поэтому я убиваю одну мразь, а у второй беру деньги. А потом появится еще третья мразь и закажет мне вторую. И произойдет это очень скоро, потому что в сумке, которую мы унесли,– наркотиков на несколько миллионов долларов. А это такие деньги, за которые обязательно кто-то должен ответить. А хозяин этой дури – не мой заказчик, а та самая третья мразь. Но мой заказчик деньги за эту сумку просто так ни за что не отдаст, можешь не сомневаться. Может, у него и нет таких денег.

– Но ведь он догадается, кто взял? – предположил Васильев.

– Если и догадается, то болтать об этом не будет. Не в его интересах. Может, он и попробует выйти на нас, но это долго. И хлопотно. А хлопот у него и своих будет по горлышко. Вот если бы я решил выбросить эту наркоту на рынок, вычислить меня было бы проще. Но я этого не сделаю.

– Почему?

– По кочану! – сердито сказал Силыч.– Потому что на рынок эта дурь никогда не попадет. Потому что она уже в канализации плавает.

– Не жалко? – спросил Васильев.– Все-таки миллионы…

– Да хоть миллиарды! Ты, Валерий, пока что щенок. Способный, но не натасканный. Но сегодня ты убил своего первого врага. И это хорошо. А если бы ты припер из Азии мешок маковой соломки, ты бы никого не убил. Сразу. Но погубил бы больше людей, чем перестрелял Петренко. А он, поверь мне, разменял уже не один десяток. Понимаешь?

– Да не очень. По-моему, если кто-то на иглу сел, это его дело. Хочет травиться, пусть травится.

– Так,– произнес Силыч.– Недопонимаешь. Ладно. Расскажу историю. Свою историю.

К ним подошел Юра, хотел присесть рядом, но сообразил, что разговор серьезный, и присаживаться не стал.

– Была у меня дочь,– произнес Силыч.– А у дочери был друг, учились они вместе. Толковый парень, я его одобрял. И вот однажды парень этот домой возвращался. И не дошел. Ударили его сзади железкой по голове. Куртку сняли, кошелек забрали и ушли. А парень умер. А дочка моя, как узнала, из окна прыгнула. А у нас седьмой этаж. Так что насмерть. Вот такая история, Валерий.