Государь

Но забыли, злодеи, что не у них одних есть дистанционное оружие.

Духарев за две минуты выпустил три дюжины стрел. Натягивал на треть, силы берег. И так хватало — почти в упор, в бездоспешных. Его холопы тоже сеяли смерть, но уже в толпе.

Кажется, боевой дух у противника поубавился. Вот так-то! Настроились, вишь, метать по живым мишеням, а мишени взяли и дали сдачи!

— Развай! — взревел Духарев в полную мощь, чтоб все слышали. — Стрелами — бей!

У кого-то снаряженные луки в налучах уже были за спиной. Кому-то пришлось покинуть строй, однако никто не сробел. Щиты наземь, мечи — в ножны. Дистанция — двадцать метров. Прямой выстрел. Вразнобой защелкали тетивы. Сначала били на выбор — самых агрессивных, метателей. Потом — всех подряд.

Похоже, луков у нападающих не было. Решили, что охотничьими стрелами бронных не обидеть. В общем, правильно решили. Хотя можно и по ногам бить, и в незащищенную часть лица целить. При плотном обстреле не устояли бы…

Но не устояли смерды. Испугались. Бросились врассыпную, оставляя на грязном снегу дергающиеся тела… Неужели — всё?

Да, всё. На этот раз отбились. Уличи разбежались. Все. Даже те, кто не дрался, а грабил, тоже дали деру.

Духарев без сил опустился на поднесенное кем-то седло. Устал адски.

Гридни еще поупражнялись в стрельбе, подшибая мародеров, уволакивающих духаревское и общее добро. Потом поле битвы опустело. Пришло время посчитать потери.

Потери были ужасны. На ногах осталось всего двадцать шесть дружинников. Восемнадцать раненых. Остальные мертвы. Тех, кто упал, добили опоенные психи. Из холопов пострадали четверо. И одну девушку убили случайным дротиком.

Что хорошо — уличи не тронули жратву. Нашлась у них добыча получше.

Глава шестая. Игра на добивание

Раненых уложили на сани. Это были те, кто получил серьезные раны. Сладислава сказала, что при должном уходе большинство выживет. Только как его получить, этот должный уход?

— Это уж твоя забота, муж, — сказала Сладислава, извлекая щепку из скулы Сергея и густо накладывая мазь. — Я сделала, что могла.

Держалась она изумительно. Уверенно и бесстрашно. Одним лишь видом внушая раненым надежду.

Духарев тоже держал лицо, но понимал — дела их — кислые.

Да, уличи потеряли кучу народа: примерно четверть личного состава. Но это ничего не меняло. Да, сбежали. Но непременно вернутся и добьют. Их колдуны сварят еще бочку бешеного молочка или чем там они опаивали людей, и опять придется схватится с сотней доморощенных берсерков. А за ними — еще тысяча. Добивать.

Но раньше, к некоторому удивлению Духарева, явился Лисянин. Один. С веткой в руке.

— А где твои дружки, Калас со Щитобоем? — поинтересовался воевода.

— Они не могут прийти! — заявил военный лидер Медведей.

Понимай как хочешь. Либо — мертвы, либо — ленятся, либо это личная инициатива Лисянина.

— Я пришел предложить тебе уйти, — без всяких околичностей заявил вождь. — Забирай своих — и убирайся.

Предложение слишком шикарное, чтобы в него поверить. Но Духарев сделал вид, что принял его за чистую монету.

— Нам нужны лошади, — сказал он. — Самое меньшее — голов двадцать.

— Зачем?

— В сани запрячь.

— Десять, — возразил Лисянин. — Пяти саней вам хватит.

— Хорошо, — не стал спорить Духарев. — Пусть будет десять. Когда?

— Завтра утром.

— А почему не сейчас?

— Завтра! — отрезал вождь. — Ты согласен?

— Да.

И Лисянин ушел.

Клятвы о том, что уличи не причинят им вреда, Духарев требовать не стал. Выбора у него всё равно не было. Утопающий хватается за соломинку…

Соломинка не спасла. Сволочь Лисянин обманул. Надеялся, что его враги утратят бдительность.

Тоже ошибся. Духарев доверял ему не больше, чем подколодной змеюке. Тем более, с вечера в лесу слишком бодро тюкали топоры. Слишком долго и часто для простой заготовки топлива.

Уличи напали под утро. Когда звезды только-только начали гаснуть.

Как и раньше, навалились всей массой. Только вместо щитов волокли с собой заостренные древесные стволы. Решили, значит, тараном строй разбивать. Как крепостные ворота.

Поредевшее воиство Сергея окружило сани. Не строй, а чахлая цепочка.

Рука Духарева, потянувшаяся к колчану, случайно наткнулась на рог.

Повинуясь наитию, он поднес его к губам.

Протяжный, чуть гнусавый звук поплыл над просыпающимся лесом. Такой слышен за несколько километров. Вот только слушать — некому.

Затея с бревнами не удалась. Первый же залп вывел из строя достаточно «несунов», чтобы «тараны» попадали. Впрочем, и смысла в них уже не было. Вместо монолитного щитового строя уличам противостояла разрозненная цепь безмерно уставших, не верящих в победу воинов. Но всё же — воинов. Так что биться они будут до конца.

Луки вернулись в налучи. Пришло время мечей. Небо над лесом посветлело.

Духарев и еще трое дружинников, получивших ранения в ноги, устроились с луками на санях. Раненых закрыли щитами. Не зря. Уличи вспомнили, что у них тоже есть луки. Правда, стреляли редко и аккуратно. Опасались попасть в своих. Но всё равно попадали. Духарев слышал, как поют вражеские стрелы. Пару раз ему даже влепили в грудь, но он даже не пошатнулся. Двойной панцирь из охотничьего лука охотничьим наконечником не пробить. Сергей работал как машина. Наложил стрелу, выстрелил, наложил стрелу… Бил туда, где уличи наседали активнее.

В победу он не верил. Спасти могло только чудо. Губы непроизвольно бормотали молитву… А руки рывком натягивали лук, в треть силы, до носа, и посылали очередную смерть.

Цепочка гридней редела. Их осталось дюжины полторы. И на каждого наседали по три-четыре врага. Если бы не трупы под ногами, последним защитникам пришлось бы еще труднее…

Лохматый смерд с топором в лапе, рыча, полез на сани. Духарев пнул его ногой в лоб.

«Ну вот и всё!»

В колчане осталась последняя стрела. Она досталась какому-то мужику, мгновение назад воткнувшему рогатину в бок дружинника.

Сергей обнажил клинки и спрыгнул вниз. Едва не поскользнулся на мягком — на мертвеца угодил, — но удержал равновесие. И успел отвести удар вил. Ну надо же, вилы! Чертовски обидно будет погибнуть не от благородного меча, а от сельскохозяйственного орудия.

Владелец вил завопил от боли и ужаса, оставшись без руки. Топор на длинной рукояти, типичный инструмент лесоруба, свистнул, целя в бок… Мощный удар. Но Сергей не дерево. Шажок в сторону, дровосека занесло, чуток развернуло… И укол в шею довершил дело. Брызнувшая кровь оросила лицо еще одного смерда. Тот заорал, зажмурился. И завопил уже совсем по-другому, когда сабля Сергея выпустила ему кишки.

И тут, когда всем уже было ясно: конец, — вдруг, перекрывая лязг и дикие вопли раненых и бьющихся, над поляной мощно, разъяренным туром, зарычал боевой рог.

«Не верю», — подумал Духарев.

Но рог взревел еще раз…

Битва не остановилась. Уличи продолжали наседать. Смерды, они не умели вычленять из шума нужные звуки. А вот Духарев — умел. И отчетливо услышал характерный, глухой и тяжкий топот наступающей конницы.

— Помощь идет! — заревел он во всю мочь. — Держись, гридь!

И заработал железом с удвоенной силой, не жалея себя, не экономя, потому что появилась надежда…

Минута — и с высоты своего почти двухметрового роста он увидел, как заволновалась и потекла плотная толпа уличей. И еще он увидел, как четкий клин бронной конницы врезался в эту толпу, рубя, топча, калеча…

Осадившие жалкую кучку дружинников смерды ослабили натиск, завертели головами, пытаясь понять, что происходит… Но не успели. Конские оскаленные морды повисли над головами самых ярых, замелькали клинки. Секунда — и всё.

— Батька! Живой!

Духарев не сразу узнал Артёма. В бороде. Но — узнал. Засмеялся счастливо.