Государь

— Встань, Мелентий! — велел он и освободил содержимое свертка — роскошную лисью шубу. И тут же накинул послу на плечи.

— Чуть велика, — заметил он, оглядев результат, — но больше не меньше. Носи, мандатор, дарю!

Посол порозовел.

— Это очень дорогой подарок, светлейший муж, — пробормотал он. — У нас, в империи, — целое состояние…

— Здесь — тоже, — усмехнулся Духарев, который, естественно, знал, сколько стоят меха в Византии, если продавать их на свободном рынке, а не по фиксированным ценам на подворье близ монастыря Святого Мамы близ Константинополя, отведенного русам по договору. — Считай это дружеским подарком.

Мелентий поклонился и произнес торжественно:

— Ты мог бы считать меня своим верным другом, светлейший муж, только за то, что спас нам жизнь. Такая великая щедрость излишня! — и попытался снять подарок. Но Духарев не позволил.

— Нет уж! — заявил он. — У нас дареного не возвращают.

— Зато у вас принято отдариваться, — сказал Мелентий. — А мне — нечем.

— Поедешь со мной на ловитвы! — заявил Духарев. — Это и будет твоей отдаркой. Уверяю: в такой шубе ты ни за что не замерзнешь, а с моими воинами к нам ни один разбойник не сунется. Ни степной, ни лесной.

Тут он малость ошибся, но выяснилось это только через пару недель.

Глава пятая, в которой мирное путешествие заканчивается кровавой сечей

Выехали через два дня. Сладислава тоже захотела повидать сына, и ей надо было закончить домашние дела, отдать нужные распоряжения… За старшего в доме оставался Рёрех, но он так, для общего пригляду. Слада больше доверяла ключнице Марфе, немолодой уже вдове-христианке с Подола, у которой несколько лет назад сварожичи сожгли дом. Хорошо, ее и детей не тронули. Слада Марфу сначала просто приютила, взявши в рядные холопки, а потом, увидев, что баба толковая, стала приучать к руководству дворней.

«Ей бы к старательности еще и властности немного», — жаловалась Сладислава мужу.

В общем, роль главы рода — Рёреху. Дворню — Марфе, а торговые дела — приказчику Кузьме, тому, что владел и ромейским, и латинским письмом, да и сам был не дурак, в торговле ловок. Оставили на всякий случай десяток дружинных и отбыли.

Выехали комфортно: с восемью санями, везшими зимние шатры на всех, припасы, подарки и Сладиславу. Было в санях и лишнее место: ежели занедужит кто или просто устанет. До Улича путь не то чтобы далек, но и не близок.

Погода стояла солнечная, умеренно морозная. Зимник вдоль Днепра был накатан, сани скользили легко, дружина шла тоже свободно, не сторожась.

Посланник ромейский взбодрился. Хоть и был укутан в шубу до глаз, но глаза были — веселые.

На ночь ставили шатры, варили кулеш со свежатиной, добытой духаревскими гриднями. А то и рыбой баловались: вои пробивали полыньи и ставили на ночь сети, которые поутру редко были пустыми. Чтобы прокормить почти сто человек: гридь да челядь — еды требуется немало. Да еще лошадкам корм нужен.

Сено брали у поселян: где за деньги, а где и так, если Духарев не успевал уследить. Гридь смотрела на смердов как на овец. Кто ж овцам за шерсть платит?

Сложнее стало, когда пришлось свернуть с большой дороги на малую, что вела в уличские земли. Теперь всадники шли уже не вольно, а попарно, а сани кое-где приходилось гуртом перетаскивать через могучие коренья. Лес здесь был частый и густой. Не такие великаны, как на севере, но деревья тоже немаленькие. Встречались и дубы. Иные — с мелкими приношениями. Дуб — дерево священное.

Хорошо хоть погода радовала. Ни снегопада, ни метели, ни вьюги. Посыплет иногда мелким пухом с неба, и всё.

Но однажды ночью Духареву приснился дурной сон. Лесная заснеженная поляна, полная луна, огромная, яркая, а на испятнанном черным снегу — побитые гридни. Его гридни. Почему-то без броней и одетые не по-зимнему…

Тут Сергей и проснулся. Сел, осторожно выпроставшись из-под медвежьего одеяла, огляделся.

В шатре все спали: Слада, челядинка-служанка, ромей под дареной шубой…

Снаружи всё тихо было. Но воевода всё-таки выглянул… Нет, действительно тихо. Караульный у шатра, караульные по границам лагеря. Бдят. Глянул и на луну. Луна была похожа на ту, что во сне. Только не целая, а со щербиной на боку. Сергей попытался припомнить: в убыли она сейчас или в прибыли. Не вспомнил. Кажется, прибывает…

Воевода вернулся в шатер, осторожно, чтоб не разбудить жену, залез в тепло, под шкуру.

Ведовской дар теперь редко посещал Духарева, так что сон вряд ли был вещим. Или — был?

Утром, после того как тронулись, Сергей спросил у Развая:

— Скажи мне, сотник, луна нынче убывает или прибывает?

— Прибывает, — не раздумывая, ответил варяг. — Завтрашней ночью в полную силу войдет.

— Ага… — Духарев подумал немного и распорядился: — Дозоры усилить. Брони вздеть, но шубы поверх накинуть. Чтоб железом не светили. Пошлешь двоих с заводными к уличскому князю, пусть известят: «Отец в гости едет. Встречай». Надежных пошли. Таких, чтоб опасность нюхом чуяли!

— А ты, воевода, что? Чуешь? — насторожился Развай.

— Наверняка не знаю, но… лучше поберечься.

— Ой, не думаю я, батька, что на нас кто рискнет наехать! — беспечно заявил Развай. — Это ж какие наглые разбойники должны быть, чтоб на малую сотню гриди налететь?

— А ты не думай, — холодно произнес Духарев. — Ты делай.

— Сделаем, батька! — пообещал сотник и умчался отдавать распоряжения. Непохоже, что он принял опасения воеводы всерьез, но это — наплевать. Сделает всё как следует.

И сделал.

Даже на «обеденной» остановке, без всякого напоминания Духарева, Развай организовал дополнительную охрану. И дозор вперед отправил…

Ничего не случилось. Даже чужого взгляда Сергей за весь день не ощутил ни разу.

Хотя не факт, что не было. Когда вокруг столько народу, сосредоточиться трудно. А самому в дозор уехать как-то неавторитетно. Да и дружинников обижать недоверием не хотелось.

Вечером, когда встали лагерем (поляну выбрали побольше), Духарев распорядился ставить сани полукольцом, а лошадей привязать поблизости. А когда ложились спать, велел всем спать в бронях. Дружина не роптала. Есть опасность, нет опасности — воевода сказал, они сделали.

Луны на небе не было. Еще не взошла.

— Дозоры удвоить, — велел Духарев. — Костры потушить. Бдить. Луна когда взойдет?

— К третьей страже, — не раздумывая, ответил сотник.

— Третью стражу примешь сам. И меня разбудишь.

— Понял, батька.

Серьезность воеводы сделала свое дело: Развай проникся.

— Что, светлейший Сергий, нам кто-то угрожает? — поинтересовался Мелентий.

— Может — да, а может, и нет, — неопределенно ответил Духарев. — Неспокойно мне что-то. Лучше поберечься.

Уснул — как в черную дыру упал. Сразу и без сновидений. Проснулся от легкого прикосновения.

— Время, батька…

Снаружи было тихо, только лошади перетаптывались, да какая-то ночная птица протяжно ухала.

Луна только-только показалась над верхушками деревьев. Большая, дымчатая…

Духарев втянул носом воздух, прислушался… Ничего.

Может, зря всполошился?

— Лошадки волнуются, — вдруг сказал Развай. — Чуют кого-то. Может, волки?

— Может, и волки, — пробормотал Духарев. — Сотник! Поднимай гридь. Только пусть до времени в шатрах сидят, не показываются.

Теперь он был уверен: враг недалеко. Вопрос: что за враг? И сколько их?

Размышляя, Духарев накинул тетиву. Открыл крышку колчана…

Не было печали, так с ведьмой повенчали. Еще бы дня два — и были бы в Уличе. И леса эти… Теснота, видимость — пятьдесят метров. То ли дело — степь. Хотя в степи сейчас снегу — по пояс. А то и по грудь.

А что это там мелькнуло, беленькое на черном фоне?

Духарев вскинул лук. Звонко щелкнула тетива…

И — короткий вопль. Есть попадание!

Тотчас всё пространство на лесной опушке заполнилось людьми. Запели-заверещали стрелы… Быстрый взгляд вокруг: нет, атака только с одной стороны. На то и рассчитывал Сергей, выстраивая сани полмесяцем.