Империя атома

Лорд-правитель остановился перед лавкой керамики. У хозяина внешность линнца. Он, несомненно, гражданин. Только мнение граждан имеет значение. Хозяин был занят обслуживанием покупателя. Ожидая, лорд-правитель снова подумал о замках. Казалось ясным, что ученым не удалось восстановить престиж, утерянный во время гражданской войны. За несколькими исключениями, они все поддерживали Рахейнла до того самого дня, когда он был захвачен и убит. Ученые тут же присягнули на верность новому режиму, а тогда у него не было достаточно сил, чтобы отвергнуть их присягу. Однако он никогда не забывал, что их временная монополия на атомную энергию чуть не привела к восстановлению прогнившей республики. И если бы им удалось это, то казнен был бы он.

Торговец заключил сделку. И двинулся навстречу потенциальному покупателю. Но тут лорд-правитель заметил, что один из прохожих узнал его. Ни слова не сказав торговцу, лорд-правитель торопливо отвернулся и зашагал по улице в сгущающейся тьме.

Члены совета ученых ждали его, когда он, убедившись в прочности своей позиции, вернулся во дворец. Встреча была не легкой. Из семи членов совета присутствовали шестеро. Седьмой, поэт и историк Коурайн, как сообщил Джоквин, заболел. На самом деле он испытал приступ страха, узнав об утренних казнях, и немедленно выехал в отдаленные храмы.

Из шестерых по крайней мере трое явно не надеялись выйти живыми из дворца. Оставались только трое: Мемнис, историк войн, смелый, седоглавый старик лет восьмидесяти; Тиар, логик, волшебник арифметики, который, как говорили, получал сведения о числах непосредственно от богов; и наконец сам Джоквин, который много лет служил посредником между храмовой иерархией и правительством.

Лорд-правитель своими желтыми глазами осмотрел собравшихся. Годы власти придали его лицу сардоническое выражение, которое даже скульпторы не могли устранить из статуй, опасаясь нарушить сходство между изображением и оригиналом. Ему в это время было около 50 лет, и, несмотря на худобу, он обладал отличным здоровьем. Начал он с холодного, обдуманного и уничтожающего обвинения храма Рахейнла. А кончил так:

— Завтра я выступлю перед Патронатом с объяснениями по поводу своих действий относительно храма. Надеюсь, Патронат примет мои объяснения.

И впервые за все время чуть улыбнулся. Никто лучше его не знал, что раболепный Патронат не осмеливался даже мигнуть в политическом смысле без его разрешения.

— Я предвижу это, — продолжал он, — так как одновременно попрошу рассмотреть многочисленные петиции о реорганизации храмов.

Молчавшие слушатели зашевелились. Три члена совета, ожидавшие смерти, со слабой надеждой взглянули друг на друга. Один из них, Горс, человек средних лет, сказал:

— Ваше превосходительство может рассчитывать на нас… —Его остановил гневный взгляд Мемниса! Он подчинился, и постепенно храбрость вернулась к нему. Он сказал все.

Лорд-правитель знал, что он на его стороне. Он испытывал огромное внутреннее облегчение, как человек, который спас свою шкуру.

Джоквин учтиво говорил:

— Как уже подчеркнул Горс, мы все будем счастливы выслушать ваши слова.

Лорд-повелитель угрюмо улыбнулся. Он учел критические моменты в своей речи и заговорил с точностью юриста.

— Правительство, — сказал он, — согласно наконец разделить храмы на четыре обособленные группы, как того давно хотят ученые. — Они впервые услышали о таком плане, но ни один из них ничего не сказал. — Как давно уже утверждают ученые, — продолжал лорд-правитель, — противоестественно, что четырем атомным богам: Урану, Плутону, Радию и Эксу — поклоняются в одних и тех же храмах. Соответственно ученые разобьются на четыре самостоятельные организации и распределят между этими организациями все храмы. Каждая группа будет служить только одному богу и его атрибутам, продолжая выполнять свои практические функции по поставке превращательной энергии в соответствии с распоряжениями правительства. Каждая группа будет возглавляться не советом равных, как в современных храмах, а единым руководителем, для которого будет подобран соответствующий титул. Руководители групп будут избираться пожизненно объединенным комитетом из представителей правительства и делегатов храмов.

Речь продолжалась, но дальше шли детали. Совету был предъявлен ультиматум. И Джоквин по крайней мере не тешил себя никакими иллюзиями. Четыре раздельные группы храмов, каждая управляемая ответственным только перед лордом-правителем, навсегда покончат с надеждами, которые питали наиболее просвещенные ученые. Сам Джоквин считал храмы собранием знаний, и у него были собственные мечты о той роли, которую смогли бы сыграть храмы в будущем. Он торопливо встал, чтобы никто из испуганных членов совета не заговорил первым. И серьезно сказал:

— Совет будет счастлив рассмотреть ваше предложение. Мы считаем огромной удачей, что правителем является человек, который посвящает свое чрезвычайно ценное время заботам о благополучии храмов. Ничто не может …

Он не надеялся получить отсрочку. И не получил. Лорд-правитель решительно заявил:

— Поскольку я лично буду завтра делать сообщение Патронату, совет ученых сердечно приглашается остаться во дворце для обсуждения подробностей реорганизации. Я полагаю, что на это потребуется от недели до месяца, и больше, и приказал приготовить для вас помещение.

Он хлопнул в ладоши. Открылась дверь. Вошли дворцовые стражники. Лорд-правитель сказал:

— Покажите почтенным господам их помещение.

Так был арестован совет.

На четвертый день ребенок еще был жив. Главная причина заключалась в том, что Таня никак не могла принять решение.

— Я выдержала тяготы беременности и боль родов, — гневно говорила она, — и ни одна женщина не может не принимать это во внимание. К тому же … — Она замолкла.

Правда заключалась в том, что, несмотря на бесчисленные препятствия, она могла себе представить определенное использование сына, которого боги переделают по-своему. И в связи с этим уговоры Джоквина не оставлялись без внимания. Большую часть четвертого утра Джоквин посвятил этой теме.

— Ошибочно считать, что дети богов — идиоты, — говорил он. — Это пустая болтовня бессмысленной толпы, которая преследует эти бедные создания на улицах. Им не дают возможности получить образование, и они постоянно находятся под таким сильным давлением, что неудивительно, что мало кто из них доживает до взрослого состояния.

Его примеры приняли более личный характер.

— В конце концов, — мягко сказал он, — он Линн. В худшем случае он будет вашим верным помощником, который никогда не захочет уйти от вас и жить самостоятельно, как нормальные дети. Тайно сохраняя его при себе, вы получите лучшего из всех возможных рабов — преданного сына.

Джоквин знал, когда остановиться. И в тот момент, как он увидел, что глаза женщины задумчиво сузились, — она взвешивала его аргументы, — он решил предоставить ей решать оставшиеся сомнения. Он вежливо удалился, присутствовал на утреннем совете лорда-правителя и здесь продолжил уговоры.

Глаза великого человека оставались настороженными, пока Джоквин говорил. Постепенно сардоническое выражение сменилось удивлением. Наконец лорд-правитель прервал Джоквина. «Старик, с какой целью защищаешь ты жизнь урода?»

У Джоквина было несколько причин. Одна чисто личная. Другая — он верил, что продолжение существования ребенка может принести, пусть небольшую, пользу храмам. Логика была простой. Рождение ребенка ускорило кризис. Его смерть лишь усилит этот кризис. Напротив, если ребенок будет жив, мстительные действия Линнов до некоторой степени смягчатся.

Но Джоквин не стал говорить об этом, не упомянул и о своих личных надеждах, связанных с ребенком. Он сказал:

— Никогда раньше ребенка богов не убивали намеренно. Всегда считалось, что у богов есть свои тайные причины для создания чудовищ в облике человека. Смеем ли мы сейчас подвергать это сомнению?